Через клетку от Эвера его бывший сообщник Самуэль Пикар медленно терял рассудок. Тюремный психиатр дважды в течение этих трех дней заходил к нему. Ночью заключенный бредил, стонал, а иногда, громким голосом, каким читают поэты, рассказывал о своем детстве. Главными персонажами этих бессвязных и трогательных историй были его мать и сестра.
Между камерами Эвера и Пикара находился шестидесятилетний Дик Лустон. Казалось, он не испытывал страха, в действительности же боролся с ним при помощи сна, сна беспокойного, во время которого его преследовали чудовищные кошмары. И тогда Лустона буквально подбрасывало на койке. Его приговорили к смерти за убийство маленькой девочки.
Слева от себя на протяжении всей ночи Адамс мог слышать беседы Эдуарда Рэйона и Рамона Обайи. Эти двое, не переставая, говорили о том, что их ждет. Каждый раз их беседы начинались примерно так:
— Как ты думаешь, будет больно?
— Говорят, это длится всего лишь несколько секунд, не успеваешь ничего сообразить.
— Откуда это известно? Кто мог рассказать о своей казни? Будет больно, будет ужасно страшно.
— По-моему, самое страшное — это ждать, пока упадут шарики циана...
— Это точно. Самое страшное — ждать.
— А разве сейчас мы не ждем? В сущности, будет так же, как сейчас...
Рэйон и Обайа были эмигрантами из Бразилии. Они, по-видимому, знали друг друга с давних пор. Однако судьбы у них были разные. Рэйон перепробовал много ремесел, исколесил в поисках удачи несколько штатов и, отчаявшись, опустившись на дно, совершил убийство с целью грабежа.
У Обайи же было тяжелое прошлое. За ним числилось множество преступлений. Юность его прошла в исправительных домах. Теперь ему предстояло понести наказание за похищение и убийство.
Сосед Адамса справа Джо Керди топил свой страх в шахматных партиях, которые он бесконечно разыгрывал через прутья решетки с восьмым обитателем коридора негром Микаэлом Вэнсом. Вэнс, единственный среди заключенных, ждал смерти относительно спокойно. Ладно, он умрет, но умрет отомщенным! Он убил полицейского. И вот этот полицейский шпик умрет той же смертью, что и он. Эта мысль приводила Вэнса в восторг, и, не отрываясь от шахматной доски, он время от времени доставлял себе удовольствие, чтобы крикнуть:
— Грязный шпик Адамс! Я подохну, но и тебе не избежать газовой камеры!
«Грязный шпик» слышал все это, но его мысли блуждали далеко...
Милли сошла на конечной остановке автобуса. Палило солнце, а подъем в гору был крутым.
Молодая женщина бросила взгляд на старые лачуги, видневшиеся на вершине холма, и в ее памяти всплыл прелестный коттедж, который прежде занимали Адамсы.
Номера на домах стерлись, найти нужный оказалось нелегко. «Вероятно, здесь», — подумала Милли. Дверь была приоткрыта; она собиралась постучать, когда услышала слегка дрожащий голос:
— Кто там?
Молодая женщина толкнула дверь и невольно вздрогнула: трудно было узнать в этой укутанной пледом старухе ту Флору Адамс, которую Милли знала прежде Мать Эдварда сидела в качалке, ее неухоженные волосы были совершенно седыми. Глаза, которые вот уже десять лет не видели дневного света, казались мертвыми.
— Кто там? — повторила она.
— Это я, Милли... — пробормотала молодая женщина.
— Милли... Милли Бентам?
В голосе старухи звучали одновременно недоверие и радостная надежда. У Милли не хватило мужества сказать слепой женщине, что она уже не Бентам.
— Как это мило с вашей стороны, дитя мое, что вы пришли! Но садитесь же.
Милли села рядом.
— Вы давно приехали?
— Вчера, миссис Адамс.
— Вот как! Тогда вы, наверное, не знаете, что случилось?
— Именно поэтому я здесь! — воскликнула Милли взволнованно.
— Дитя мое! — простонала Флора Адамс. — Я не могу понять, что произошло. Идет время, я иногда говорю себе, что все это неправда, что этот кошмар должен кончиться. Но они его не отпускают и просто-напросто хотят убить.
— Что же он сделал на самом деле? — спросила Милли. — Я не могу поверить, что Эд стал убийцей...
Старая женщина выпрямилась.
— Эдди невиновен, — уронила она. — Он мне в этом поклялся.
Милли посмотрела на нее отсутствующим взглядом. В памяти ее возник образ высокого худощавого человека, застенчивого и насмешливого одновременно. Но она хорошо помнила те слова, которые он сказал ей однажды: «Девочка, пойми... Прекрасной мечте наступил конец. Мы должны расстаться. Но не стоит грустить. Ты скоро станешь дипломированным историком, а я всего-навсего жалкий сыщик!» Нет, он никогда ее не любил. Он любил другую, эту Анну.
— Я встретилась с его адвокатом Изабеллой Линдфорд, — сказала Милли. — Когда я у нее спросила, верит ли она в невиновность Эдварда, метр Линдфорд ответила, что ей пришлось отказаться от мысли настаивать на его невиновности. Но как могло случиться, что Эдди согласился с ней? Когда человек невиновен, он на весь мир кричит об этом.
— Я понимаю, — ответила Флора Адамс. — Грегори Пенсон, которого вы хорошо знаете, объяснил, что Эдвард слишком скомпрометирован.
Милли откинулась на спинку стула. Все поплыло перед ее глазами.
— Значит... — у нее перехватило горло, — значит, нет... никакой надежды?
Старая женщина молча плакала.
— Метр Линдфорд и Грегори Пенсон, — сказала она сквозь слезы, — наняли частных сыщиков, чтобы попытаться узнать всю правду.
— И... что-нибудь удалось выяснить?
— Нет, пока еще нет. Сегодня десятое августа. Осталось немногим больше трех недель...
Милли вздохнула.
— Миссис Адамс, расскажите, что же все-таки произошло? Я ведь знаю только то, что писали лондонские газеты.
— Это запутанная история, — ответила старая женщина. — Мне кажется, Эдди проявил большую неосторожность. Он не верил, что это настолько опасно... Кроме того, он мне ничего не говорил, старался держать в стороне от своих дел, чтобы я не беспокоилась... Так вот, все, кажется, началось вскоре после вашего отъезда. Эдди часто встречался с этой женщиной — Анной Плэйтон. Она, кстати, куда-то скрылась накануне суда. Может быть, ей было стыдно, что она оказалась связанной с обвиняемым на таком громком процессе. Не знаю. Во всяком случае, о ней больше ничего не известно. Я никогда не видела эту женщину, но ненавижу ее. Она оказала плохое влияние на Эдди, в этом я уверена. Он из-за нее становился совсем другим, раздражительным, нервным. Малейшее мое замечание выводило его из себя. Ах, Милли! Почему он не женился на вас? С ним бы тогда ничего не случилось...
Флора Адамс замолчала, обхватила голову руками, словно успокаивая давнюю боль.
— Но как же именно все произошло? — спросила Милли.
— Да, да, — продолжала Адамс, — я отвлеклась. Так вот. В то время Эдди вел жестокую борьбу с торговцами наркотиками. Город был наводнен гангстерами разных банд, которые конкурировали между собой. Некоторые из них пользовались влиятельной поддержкой. Я думаю, расследование, которое вел Эдди, часто приостанавливалось распоряжениями свыше. Грегори Пенсон дал мне понять, что многим докладным, в которых Эдди изобличал должностных лиц, не давали хода. Но вы ведь знаете его. Мой сын упрям и приготовился к борьбе, которая, как он понимал, будет долгой и трудной. Ошибка его в том, что он вел эту борьбу в одиночку и действовал вопреки приказам начальства. Первые неприятности начались, когда уголовной полиции стало известно, что Эдди продался одной из гангстерских банд, торгующей наркотиками. Но все более или менее вошло в норму, когда Эдди объяснил, что это был единственный способ проникнуть в банду, чтобы собрать кое-какие сведения. Эдди знал, что с этого времени он стал находиться под пристальным вниманием полиции. Вероятно, там не до конца верили в чистоту его намерений. Так продолжалось до того дня... — Голос старой женщины прервался... — До того дня, когда совершилось преступление... Эдди пошел на квартиру к полицейскому осведомителю, некоему Лоренсу Бернхайму, сообщившему одному из инспекторов кое-какие факты об Эдди, о которых мой сын предпочел умолчать, вероятно, для того, чтобы иметь большую свободу действий. Лоренс Бернхайм был найден в тяжелейшем состоянии — он был ранен выстрелом в грудь. Эдди лежал тут же без сознания. Револьвер, был у него в руке. Полицию вызвал один из друзей пострадавшего. Он рассказал, что услышал выстрел в квартире Бернхайма, вбежал туда и, застав Эдди с оружием в руках, сумел оглушить его ударом по голове. Виновник был налицо. Инспектор, получивший сведения от Бернхайма, тут же доложил все, что ему было известно, и это стало уликой против Эдди.
— Но как же никому не пришло в голову, что этот человек, друг Лоренса Бернхайма, мог быть как-то замешан в преступлении?
— Арнольд Мэзон?..
