На следующем стенде рядом с сулу, длинными юбками из маси, надеваемыми по торжественным случаям, соседствуют узкие одноцветные полосы этой ткани, пестрые кофточки и маленькие салфетки. Эти экспонаты связаны с древним обрядом, уходящим корнями в глубь веков, — обрядом достижения зрелости.
Для девочек посвящение проходило почти одинаково по всему фиджийскому архипелагу. Начиналось оно с того, что девушки-однолетки уединялись в специальной хижине, стоявшей в стороне от деревни. Там под руководством пожилой наставницы они возносили молитвы богам и, как считалось, постигали премудрости своих будущих нелегких обязанностей хозяйки дома. Конечно же, обучить их за короткий срок (раньше «курс молодой хозяйки» длился месяц-два, а позднее сократился до нескольких дней) было невозможно. Этому девочки учились не один год у себя в семье. Но для официального завершения курса домоводства нужна была «экзаменационная работа»: первая самостоятельно изготовленная юбочка-сулу. В заранее назначенный день девушки отправлялись на берег океана омыться в его волнах. Затем они надевали свои сулу, а на голову и шею пышные венки из цветив и возвращались в деревню, где начинался веселый праздник с танцами и пением, длившийся нередко не один день.
Тут Таундремалуа лукаво поясняет, что, хотя экзамен на первый взгляд выглядел очень трудным, не возбранялось пользоваться и «шпаргалками»: изготовление маси требует большого искусства, и тем, у кого «первый блин» выходил комом, матери, предупрежденные наставницей, приносили уже готовые сулу. В старые времена девушкам делали еще и татуировку, повторяющую узоры на священной ткани, однако потом их стали наносить просто с помощью краски.
— А вот обряд посвящения у мальчиков, во время которого они подвергались различным, весьма болезненным испытаниям, чтобы доказать свое мужество — непременное качество будущего воина, — уже в прошлом веке стал носить чисто символический характер, — рассказывает Санаила Таундремалуа. — У нас, на Вити-Леву, он проходил так: подросткам брили голову, затем наматывали тугой тюрбан из длинных полос маси и вытирали рот салфеткой из священной ткани. Столь странная «парикмахерская» церемония может показаться смешной, но исторически она вполне оправданна: ведь когда-то волосы просто выщипывали или соскабливали осколком раковины, и бинты из маси, накрученные в виде тюрбана, останавливали кровь из порезов и не давали ранкам загноиться. Важную роль играла и салфетка из священной ткани. Ее прикосновение должно было напомнить посвящаемым юношам, что, став мужчинами, они должны не забывать возносить молитвы богам, дабы не лишиться их милости...
Следующим важным событием в жизни фиджийца была свадьба. Тут свадебные ритуалы отличались не только на разных островах архипелага, но даже в соседних деревнях. Но одна черта была общей: почетное место среди подарков, которыми обменивались семьи жениха и невесты, занимали священные ткани. Чем красивее и ярче были узоры на них, тем больше уважения женщинам изготовившей их семьи. Не случайно на многих островах был обычай, когда на пятый день празднества жених и невеста вручали свои парадные сулу самым старым и уважаемым членам деревенской общины. Ведь в эти наряды мастерицы-матаи вкладывали все свое умение, и поэтому шедевры их искусства следовало бережно хранить.
Но вот завершается жизнь фиджийца, и в последний путь его провожает опять-таки священная ткань. Широкие похоронные полотнища, в которые завертывали умершего, покрыты строгим черно-белым рисунком — символом перехода человека из одного мира в другой. Санаила Таундремалуа не любит задерживаться у этого стенда. И не только потому, что эти маси навевают грустные мысли. Разве не досадно, что едва ли не лучшие изделия матаи навсегда ушли в безвестность? Когда умирал могущественный туранга, жрецы часами обмахивали его своеобразным опахалом с длинным полотнищем священной ткани. После похорон на торжественной церемонии новый вождь опоясывался им или обвязывал голову, символизируя тем самым божественное происхождение и преемственность своей власти. Затем и полотнище, и одежды жрецов, которые назывались «маси калоу» — «божественным одеянием» и носились лишь в наиболее торжественных случаях, прятали в лесу в священный тайник. И ни один фиджиец никогда не вскрывал его из-за боязни навлечь на себя гнев богов.
Зато заключительный раздел коллекции маси вызывает у «ока земли» новый прилив красноречия. Ведь эта ткань имела в фиджийской истории и более прозаическое применение, куда теснее связанное с повседневной жизнью, чем традиционные обряды и религиозные ритуалы. Например, ни одна война не обходилась без флагов из маси. Чтобы объявить ее, достаточно было поставить на видном месте вблизи деревни на высоких шестах полотнища с перекрещивающимся зигзагообразным орнаментом, который был понятен любому фиджийцу: «Раи ту май, ран ту май! Томбо, томбо кана канди ни вануа тани!» — «Смотрите, смотрите! Я разобью моих врагов и съем их!» В ходе военных действий узоры и цвет флагов, прикрепленных к копьям, служили «военными сводками»: они сообщали о ранге сражающихся вождей, а главное — о победе или капитуляции одной из сторон.
И все-таки, считает Таундремалуа, куда важнее была роль маси как эквивалента денег в торговле между различными островами архипелага. Стоимость небольшого отрезка лубяной ткани не уступала «тамбусу» — зубу кашалота. А хорошее декоративное полотнище ценилось дороже возделанного участка земли. Даже войны можно было избежать, уплатив обиженной стороне соответствующую компенсацию в виде священной ткани. Никто не знает, сколько тысяч футов маси было изготовлено за века на Фиджи. Зато точно известно, что самое большое полотнище сделали матаи с острова Бау для своего туранга Рату Серу Сакобау в 1860 году, длина этого «отреза» достигала полумили. Однако, по иронии судьбы, не нашлось достаточно большого каноэ, чтобы перевезти маси в королевскую резиденцию. В итоге буквально-таки сказочное богатство осталось гнить под огромным навесом в той деревне, где было создано.
Этим обычно заканчивается рассказ «ока земли» Санаила Таундремалуа в Национальном музее в Суве. Если же заинтересовавшиеся туристы начинают расспрашивать, как делают эту чудесную священную ткань, старый фиджиец с белыми как снег курчавыми усами и бородой и таким же венчиком волос приглашает пройти во двор музея:
— У нас, на Фиджи, говорят, что для хорошего маси нужны умение, терпение и... женщины. Только их руки могут превратить двухдюймовую полоску луба в полотнище шириной до двух футов, по мягкости и тонкости соперничающее с фабричной кисеей.
На зеленой лужайке под навесом из пальмовых листьев размещается целый цех по выработке маси. Все «станки» в нем местного производства: длинное долбленое корыто, потемневшее от времени; отполированное руками и тканью бревно на бамбуковых козлах да плетенный из прутьев высокий конус над каменным очагом. Вдоль бревна неспешной походкой ходит пожилая фиджийка, ритмично постукивая небольшой деревянной колотушкой по растянутой на бревне сероватой ленте шириной в ладонь. Движения ее настолько плавны, что напоминают медленный танец под аккомпанемент ритуального барабана «лали».
— Ни са мбула? — Как ваше здоровье? — встречает она традиционным фиджийским приветствием экскурсантов, и ослепительная белозубая улыбка делает ее моложе на десять лет.
— Ау са мбука винака. — Спасибо, мы все здоровы, — почтительно приветствует матаи Таундремалуа, словно действительно приехал к ней с гостями в деревню, а не виделся с ней какой-то час назад.
Церемония знакомства исчерпана, и мастерица возвращается к своей работе.
— Роль мужчины в изготовлении маси сводится к тому, чтобы посадить и вырастить дерево до высоты 12 футов, а затем отдать срубленный ствол женщинам, — продолжает смотритель музея. — На первый взгляд процесс превращения древесной коры в ткань несложен: с помощью тонкого ножа кору осторожно снимают, скатывают в рулончики лубом наружу и замачивают, чтобы отделить жесткий внешний слой. Вот тут и проверяется мастерство матаи. Одно неверное движение ножом — и луб будет безнадежно испорчен. Ведь для выделки он годится лишь тогда, когда на нем нет ни единого пореза. «Штопать» священную ткань — значит проявить непочтение к богам, которые никогда не простят этого ни мастерице, ни тому, кто возьмет такую маси. Потом нужно соскоблить с луба мельчайшие следы грубой коры. Поверьте, это ничуть не легче, чем сделать хирургическую операцию...
Однако самый ответственный этап производства — выделка из полосок луба самой ткани. Помощница «ока земли» выполняет эту операцию, как бы играя. Но не так-то просто час за часом «расплющивать» луб деревянной колотушкой, сохраняя постоянную силу ударов. Чем тоньше становится «полуфабрикат», тем мягче удары и легче молоточек из дерева веси. Впрочем, не менее важно поддерживать влажность луба, периодически спрыскивая его водой. Если он будет слишком мокрым, то ткань получится разной толщины, а то и вовсе расползется; окажется сухим — волокна порвутся под ударами колотушек. За прошедшие века фиджийки научились делать маси любой длины и ширины. Для этого сырые полотнища «сколачивают» вместе, используя естественную клейкость луба, или же аккуратно подклеивают крахмалистой кашицей из древесных корней.
