В начале 1982 года на национальном совещании отмечали, что «алдейаш комунайш» призваны объединить мелкие крестьянские хозяйства, вовлечь их в эффективное товарное производство. Ну а кроме того, превратить жителей в сознательную и надежную опору народной власти.
Позже в Лишинге Аурелио Манава, член ЦК партии ФРЕЛИМО, губернатор Ньясы, стоя у карты, рассказывал:
— Во времена колониализма название нашей провинции ассоциировалось с отсталостью, невежеством, голодом. В суровый горный край колонизаторы ссылали патриотов, выступавших против господства португальцев. За годы независимости нам удалось многое сделать. В Ньясе созданы 52 «коллективные деревни», два крупных госхоза, успешно идет строительство новых дорог.
Однако,— продолжал губернатор,— мы хорошо видим и наши недочеты. В деревне главным сельскохозяйственным орудием крестьян остается тяпка и остро отточенный длинный нож «катана». Не хватает тракторов, автомашин, другой техники.
И единственный выход из этого положения мы видим в дальнейшем укреплении государственного сектора, в активном вовлечении мелких крестьянских хозяйств в сферу товарного производства. Мы должны максимально использовать климатические преимущества Ньясы и его прибрежной зоны. Ведь в долинах можно выращивать все виды тропических и субтропических культур, а в горных районах — пшеницу, картофель, кукурузу, яблоки, груши и даже виноград.
А. Манава знает каждый уголок родного края. Здесь он, один из ветеранов ФРЕЛИМО, воевал против войск колонизаторов, руководил службой здравоохранения «освобожденных районов» севера Мозамбика. При его участии в Ньясе закладывались и новые формы труда, и новый уклад жизни.
— Вот что, установится погода,— говорит он на прощание,— поезжайте в глубинку, посмотрите собственными глазами, как работают молодые энтузиасты. Наши целинники уже много сделали.
Доброе поле
Грузовик остановился, миновав отметку «высота над уровнем моря 1598 метров». Из большого белого дома высыпала молодежь. Людской водоворот окружил нас. Пронзительную музыку, аплодисменты и возгласы прервала команда:
— Строиться!
На крайней палатке при свете фонаря я увидел плакат: «Мы молодые жители Мозамбика — люди нового мира!» Это были строки песни-гимна целинников: «Молодые люди, жители нового Мозамбика! Строители, механики, шоферы, столяры, плотники, портные, трактористы! Мы готовы пойти в новый бой за новую Ньясу! Давайте сделаем из этой провинции образец борьбы со слаборазвитостью».
Несколько наивные слова эти в устах целинников звучали убедительно.
Судя по насечкам на лице и татуировке на руках, молодежь здесь из разных провинций. За время работы в лагере ребята подружились, научились друг от друга говорить на разных диалектах.
— В Мозамбике, как и в других странах Африки,— объясняет Альберту Шимбалава,— еще существует проблема этнической разобщенности. И это одна из главных помех на пути революционного развития. Несколько лет назад трудно было себе представить, чтобы под одной крышей жили северяне и южане, а сегодня, как видите, это уже реальность.
— Еще во время войны за независимость,— добавляет Андриано Чисану,— руководство ФРЕЛИМО выдвинуло лозунг: борьба против трайбализма, расизма и, племенной разобщенности так же важна и необходима, как и борьба против колониализма. Опыт показывает правильность этой политики. Враги революции — мелкая буржуазия, некоторые племенные вожди,— пытаясь сохранить свое господство, используют племенную разобщенность.
В трудовых лагерях молодых добровольцев работает специальная комиссия, созданная провинциальным комитетом партии ФРЕЛИМО. Активисты ее ведут регулярные политические занятия.
— Мы изучаем опыт социалистических стран по организации работы молодежи в период школьных и студенческих каникул,— рассказывает член провинциального комитета партии ФРЕЛИМО Диниш Микути.— Особенно нас заинтересовал рассказ делегации ЦК ВЛКСМ, побывавшей в прошлом году в Мозамбике. Мы дотошно расспрашивали их об ударных комсомольских стройках, о строительных студенческих отрядах. Исходя из условий нашей страны, мы решили соединить элементы двух этих движений...
Три года назад специалисты рекомендовали создать здесь, в горах, экспериментальную плантацию табака. На помощь местным крестьянам приехали из разных уголков страны молодые энтузиасты. Они обработали дополнительно восемьдесят гектаров земли. Заложили питомник, помогли построить новую сушильню для табака, возвели административные здания. Кирпич стали тоже делать сами. Теперь его хватит и на ясли, и на детский сад, школу. Благо глины и воды в Ньясе не занимать. Новоселы осели здесь основательно, некоторые успели обзавестись семьями. Бывшие крестьянские парни за короткий период стали хорошими плотниками, каменщиками, штукатурами.
Иссубу Зубару, ученику средней школы из провинции Намампула, семнадцать лет. Сверкая белозубой улыбкой, он рассказывает:
— Сначала были перебои с питанием: то риса нет, то фасоли. Что делать? Не бросать же работу. Совет округа обратился к крестьянам. Они нам помогли на первых порах, а вскоре наше подсобное хозяйство стало обеспечивать продуктами. Помогли нам и с рабочей одеждой.
Трудностей у мозамбикских целинников было немало. В период дождей их палатки заливала вода. Но они не уходили с полей до тех пор, пока не был убран последний початок кукурузы. Аугушту Мажике, один из молодых энтузиастов, писал домой: «В Ньясе я понял многое. Думаю, что никогда бы не узнал столько за короткое время. Я никогда не стал бы таким сильным, выносливым, а главное, не смог бы выковать свой характер».
Его неразлучный друг Даниэл в ответ на мой вопрос, что для него значило пребывание в Ньясе, сказал просто:
— Здесь я встретил девушку, ставшую моей женой. Родители будут недовольны, что она не из нашего племени, но ведь я ее люблю. И мы навсегда останемся на этой земле, ставшей для нас родной.
Валерий Волков, корр. «Правды» — специально для «Вокруг света» Мапуту — Москва
«...Неколебимо, как Россия»
В этот день над городом стояло пронзительно-чистое небо. Солнце золотило гранитный берег Невы, и желто-белый свет струился по барельефам и колоннам дворцов на набережной. Университет, улицы, уходящие в глубь Васильевского острова, Дворцовый мост... все это волновало, как в юности.
Ровно в полдень тишину на мгновение разорвал выстрел пушки Петропавловской крепости. Я оглянулся вокруг, стал вглядываться в лица прохожих и вдруг понял: этот холостой выстрел, заронив смутную тревогу, напомнил мне других людей, другие времена. Город по-прежнему сиял в солнечных лучах. Но странно... переплеск невских вод у гранитных ступеней под львами больше не казался спокойным. И ветер с Балтики стал вдруг резким и холодным... Перед глазами неотступно вставало суровое лицо блокадного Ленинграда: Медный всадник обшит досками; исчез золотой блеск купола Исаакия; под маскировочными одеяниями спрятались светлая адмиралтейская игла, шпиль Петропавловского собора. Зашторены в домах окна, из которых, как руки калек, торчат жестяные трубы «буржуек»... Город померк, затаился, прижался к земле всей своей гранитной тяжестью, перешел на военное положение...
Возле Дворцовой площади на одном из домов Невского проспекта есть надпись — у нее всегда цветы. Она тревожит и сегодня: «Граждане! При артобстреле эта сторона улицы наиболее опасна». А на граните могучих колонн Исаакиевского собора до сих пор видны шрамы войны...
Если бы тогда можно было, как и теперь, подняться по крутым лесенкам к куполу собора, то в темном, затаившемся от фашистов городе даже зоркий глаз не сразу бы заметил движение. Пустые глазницы окон (стекла вылетали от близких разрывов) дышали бедой, стояли занесенные снегом троллейбусы, неуверенно пробирались сквозь сугробы закутанные темные фигурки людей. Кто тащил на санках ведра с водой из невских обледенелых прорубей, кто исполнял последний долг перед близкими, тянул из последних сил сани...
На рытье траншей, на улицах города было так же опасно, как и на передовой. Обстрел мог продолжаться по 18 часов подряд: вражеская артиллерия в отдельные дни выпускала по полторы тысячи снарядов. Гитлеровцы разглядывали в цейсовские окуляры Ленинград и назначали сроки победного парада на Дворцовой площади. Праздничное пиршество намечалось устроить в гостинице «Астория», которая и сейчас стоит у Исаакиевского собора. Только фашистский банкет не состоялся...
Город оборонялся.
Женщины и подростки тушили «зажигалки», ремонтировали танки, пришедшие с фронта, собирали новые танки и пушки, готовили снаряды к ним; поэты читали стихи, художники писали картины, архитекторы проектировали в смертельные блокадные дни арку Победы, а композиторы сочиняли музыку.
