...Забегая вперед, скажем, что, когда археологи читали брошюру Саутуолы, перед ними не вставали темные своды Альтамиры, они не видели оживших в отблесках свечного огня красных бизонов, им не дано было испытать то эмоциональное потрясение, которое стало у истоков открытия. Перед ними были просто двадцать восемь страниц текста, написанного неизвестным доселе человеком...
Саутуола понимал, что определить точный возраст изображений Альтамиры ему, любителю, не под силу. И он с удивительной для дилетанта скромностью писал, что всего лишь «обязан подготовить путь более компетентным лицам, которые захотят раскрыть истеки и обычаи первобытных обитателей этих гор». Саутуола, несмотря на свою уверенность, ничего не утверждал — он лишь ставил вопрос, окончательное решение которого он на себя не брал, хотя собранные им тогда же доказательства, как выяснилось спустя двадцать лет, были вполне достаточны для такого решения.
Изучая рисунки, Саутуола пришел к выводу, что автор их должен быть сведущим и талантливым, его рука уверенно вписывала изображения в неровности скал. Пройдя из, первого зала пещеры во второй, Саутуола и там увидел рисунки зверей и геометрические фигуры. В слое культурных отложений на полу пещеры он нашел куски охры того же цвета, каким выполнялись росписи полутора- и двухметровых бизонов. И самое главное — Саутуола после тщательных исследований собрал убедительные доказательства того, что в этих залах со времен древнекаменного века никого никогда не было. Саутуола был убежден, что живопись Альтамиры — следы неизвестной до сих пор деятельности ископаемого человека. Но, повторяем, вынесение окончательного «приговора» он на себя не брал.
Отослав свою брошюру в редакцию французского журнала «Материалы по естественной истории человека» — центрального в то время органа историков первобытности, — Саутуола решил познакомить с фресками Альтамиры своих соотечественников. Профессор Мадридского университета геолог Виланова, посетив Альтамиру и обнаружив в контрольных шурфах культурного слоя пещеры кости ископаемых животных, в том числе и пещерного медведя, поддержал выводы Саутуолы. Жители Сантандера и ближайших провинций были взволнованы открытием своего земляка. Сведения проникли в прессу — Альтамира стала местом туристского паломничества. Наконец, сам испанский король осчастливил пещеру своим посещением (какой-то расторопный подданный даже вывел поверх одной фрески дымом от факела имя Альфонса XII в память о столь важном событии).
Но Саутуола был достаточно сведущим человеком, чтобы понять — судьба Альтамиры решается не здесь и не королем Альфонсом, а там, в Париже, учеными.
Профессор Картальяк, глава редакции «Материалов», прочел брошюру Саутуолы, где были воспроизведены альтамирские фрески. Впоследствии он вспоминал: «Бесполезно настаивать на моих впечатлениях при виде рисунков Саутуолы — это было нечто абсолютно новое, странное в высшей степени. Я стал советоваться. Влияние, которое часто было более счастливым, здесь очень быстро ввергло меня в скептицизм: «Будь начеку! С французскими историками первобытности хотят сыграть шутку! — писали мне. — Остерегайтесь испанских клерикалов». ...Картальяк не называет здесь имени человека, оказавшего столь пагубное для открытия Саутуолы влияние. И это был не консерватор от науки, не догматик, но один из величайших археологов, человек светлого ума и передовых взглядов, ученый, по сути дела, создавший современную первобытную археологию, Габриэль де Мортилье. Именно он написал Картальяку, своему ученику, когда до него дошла весть об Альтамире: «Картальяк, дружище, будь осторожен. Это фокус испанских иезуитов. Они хотят скомпрометировать историков первобытности».
Фигуры бизонов, созданные десятки тысячелетий назад, неожиданно стали одной из точек приложения мировоззренческих страстей, бушевавших тогда вокруг вопроса о происхождении человека.
Курьер «Вокруг света». Отступление второе
В истории науки зафиксировано много случаев, когда, общественный резонанс, вызываемый открытием, лишь весьма и весьма отдаленно бывал связан с самой сутью открытия.
Да, конечно, открытия глобальные — открытия Галилея, Джордано Бруно, Кеплера, Дарвина и другие подобные им по значению и влиянию на все движение научной мысли своего времени — безусловно, не могли не затронуть области, не связанные непосредственно с открытиями. Но и открытия конкретные, частного на первый взгляд порядка, неожиданно начинают будоражить не только научную, но и общественную жизнь.
...В XVI веке в медицинской науке вспыхнуло обсуждение вопроса о методах кровопускания. Одни медики считали, что кровь следует выпускать из вен, которые ближе всего расположены к воспаленному органу, дабы облегчить его, другие же считали, что это как раз привлекает кровь «к больному органу» и посему следует пускать кровь из отдаленных вен. Казалось бы, вопрос сугубо медицинский, не выходящий за пределы медицинской практики и не затрагивающий никаких «общих» проблем.
Но спор этот оказался настолько длительным и ожесточенным, настолько острым идеологически, что участники его вынуждены были апеллировать к римскому папе и королю Карлу V. «Длительность и остроту полемики, — пишет доктор медицинских наук Л. Салямон, — нельзя понять, если не учитывать, что метод кровопусканий из прилежащих вен соответствовал рекомендациям Гиппократа и что в средние века принято было «пускать кровь» по методу Галена из противолежащих вен. Предложение изменить систему кровопусканий означало правоту «еретика» грека Гиппократа и реабилитацию античной науки, оно означало право науки переосмысливать затверженные догмы. Это был бунт против косных канонов средневековой схоластики».
И тогда, когда чисто конкретное открытие становится точкой приложения общественных интересов — словно в отрицание хрестоматийно привычных коллизий, в которых новое всегда приветствуют передовые умы, а противниками всегда выступают реакционеры и консерваторы, — очень часто истинное открытие поддерживается косностью, а отрицается людьми прогрессивными.
Великий Пастер, например, доказал своими опытами, что самозарождение невозможно. Противниками Пастера выступили яростно, ожесточенно ...атеисты. Они считали, что возможность самозарождения ниспровергает библейский догмат о едином акте божественного творения и четко согласуется с прогрессивной идеей эволюционного развития.
Печальные для Альтамиры слова Габриэлю де Мортилье продиктовала именно такая — интуитивная — боязнь того, что новый факт потребует ревизии прогрессивной концепции, будет на руку консерваторам от науки. Дело в том, что археология древнекаменного века делала лишь свои первые шаги. Палеолитические находки все больше и больше подтачивали библейское воззрение о сотворении мира и человека, делали абсурдной библейскую хронологию. И естественно, церковники моментально воспользовались бы ошибкой исследователей, если бы оказалось, что фрески Альтамиры — подделка. Воспользовались бы для того, чтобы дискредитировать саму науку, столь им опасную.
...«И я остерегся», — признается спустя двадцать лет Картальяк.
Но ведь Картальяк слышал и другие мнения.
Э. Пьетт — также один из крупнейших археологов — писал Картальяку: «Дон Марселино де Саутуола прислал мне свою брошюру... Я не сомневаюсь, что эти росписи могут быть отнесены к мадленской эпохе...» В 1887 году вышла книга палеонтолога Гюстава Шове «Начала гравюры и скульптуры», где также поддержано мнение Саутуолы. А в 1880 году один из сотрудников «Материалов», Эдуард Харле, захотел лично осмотреть нашумевшую пещеру.
Саутуола и его друг Дель Молино с готовностью приняли французского ученого. Харле тщательно осмотрел пещеру.
Основную часть росписей он считал выполненной недавно, «возможно, между двумя первыми визитами Саутуолы, от 1875 до 1879 года». Древними он считал лишь несколько неясных рисунков, но не такими же древними, как палеолитический слой в пещере. Харле приводил три основных доказательства своей правоты.
...Все изображения Альтамиры находятся в кромешной тьме, их не достигает дневной свет. Для создания же фресок требовалось долгое искусственное освещение, чего не мог обеспечить человек ледниковой эпохи. В пещере нет следов применения осветительных средств, например, копоти от факелов. В то же время фрески на плафоне Альтамиры написаны с величайшим артистизмом. Автор их играл цветовыми и световыми гаммами, явно старался передать эффекты освещения форм.
...Поверхности пещеры покрыты древними сталактитовыми натеками, росписи нанесены да эти натеки; лишь в нескольких местах (это и было основанием считать их древними) обратная картина: сталактиты покрывают часть фигур — лошади и других животных. Краска росписей влажная, свежая, ее легко снять пальцем. Нельзя представить себе сохранение таких красочных изображений в течение многих веков.
