То — на Двине. А на Волхове — словене Гостомысловы: холмцы, кривичи. Расселяются. Ко времени тому они уже на Вологду-реку пришли. А коль пришли — плотники они славные,— дома рубят, бани ставят. Сладили. Наломали веток березовых, в пуки навязали, париться, дух березовый — ох, ядреный! — принимать. После ж те пуки идут на метлы: пока листья на них держатся, полы ими в избах метут. А как попревращаются метелки в голики, так их в реку кидают, в Вологду. Голики по Вологде поплыли, в Сухону попали, а по ней на Двину. Какие в Курополку завернули. Тут и «могора». Народ на ней могорится: чванится чем, бахвалится, чего-то у кого-то клянчит, с кем-то корится, платит кому-то что-то, магарыч ставит, выторговывает, короче: базарится. Ба! Вязаночки какие прибило! Рукодельные! А и кто же такие вяжет? И пошто? Э-э, людь! Кто про такое разумеет? А базар на то и базар: все знает, все ведает. Говорят, народ такой пришел, лодочниками зовут, по-чудски — вене. А это их вязаночки. Народ тот ими хвощется. Бани деревянны истопят знойно, нагими в них разволокутся, квасом усмяным обольются, связку прутьев таких младых возьмут и бьют ими себя сами, пока едва живы, но чтоб на волю излезть, где обольются водою студеною, и — оживут. И так постоянно, «не мучимы никем, но сами себя мучат».
А за вениками теми и самих в гости, значит, жди. И верно. Идут скоро и сами венеды, дети великого Слова: словене. Пришли. В лодьях, в насадах, в стругах, а челноков-долбленок... и не счесть. Ох! И навезли многонько чего. Да особицей серпы, косы-горбуши, ножи разные. Все железное, крепкое. А сошники какие! Паши — и камень вывернет, ничего. А и люди — просты, зазря незлобивы и смех понимают, и достоинство имеют. И кого ни спроси, все русь али новгородцы. Русь же со своей стороны дивится тож. Аи да торжище! Ай да Могора! По нраву ведь. Значится, тут для своего торгового погощения и погост рубить надобно. И к нам пожалуйте, люди добрые! По здорову!
Так и встал, глядишь, первый русский погост около Могоры: Колмогоры. А там уж с годами и другие поустановились: Курцево, Курополье, Качковка, Николы, Ивань, Глинский, Подкурья (Падрокурья). И стояли они все недалеко от Могоры, только по реке пониже, прямо супротив большого Кур-острова.
А Кур-остров — место на земле нашенской великое. Судите сами. Здесь в июле 1693 года впервые ступила нога юно-зрелого царя Петра Великого, дабы положить на Двине начало российскому крупнотоннажному торговому флоту и выйти к морю-океану, возведя морской порт и крепость морскую. И с этого же острова по декабрьскому насту 1730 года потопал у саней с рыбой мороженой девятнадцатилетний Ми хайло Великий в Москву белокаменную — явиться чтоб первым российским поэтом и академиком, обнять чтоб все отрасли просвещения, «соединяя необыкновенную силу воли с необыкновенною силою понятия».
И все это — уже Холмогоры. Потому что полвека ранее, в 1686 году, когда вышеперечисленные погосты посадами, то есть городочками, стали, свела их воеводская власть в одно административное соединение: в Холмогоры.
Такие дела. Вот куда может вывести слово отечественное и тот чудесный огонек в ночи, зажженный лесником.
Юрий Мансуров
Звездолет «Пульсар» находился на полпути между Кассиопеей и Андромедой, когда столкновение с осколком астероида превратило его в неуправляемую груду металла...
Стив Клим сидел в командирском кресле и хмуро смотрел на консоль Мозга. Мозг, как и весь корабль, пострадал в катастрофе: сигнальная матрица, еще недавно переливавшаяся всеми цветами радуги, поблекла.
«Неужели закончилась моя недолгая жизнь звездолетчика? — мрачно думал Стив, — В первом же полете... Чего стоит после этого теория вероятностей? Немыслимый расклад случайностей, и конец всему».
Он испытывал чувство обреченности. Гибель была неотвратима: система жизнеобеспечения почти полностью вышла из строя, энергоснабжение нарушилось, и если бы не люминесцирующие стены штурманского зала, его охватила бы тьма...
Стив закрыл глаза, и на миг ему показалось, что ничего не произошло: «Пульсар» по-прежнему поглощает пространство, а экипаж, объединенный Мозгом в единую систему — достигший совершенства организм, — делает свое дело, составляющее смысл жизни каждого из пяти астронавтов.
Яркие индивидуальности, они идеально дополняли друг друга.
Легендарный командир Иван Громов, это о нем еще мальчишкой читал Стив: «Суровое лицо звездного капитана избороздили ветры дальнего космоса». Газетный штамп, бессмыслица (какие могут быть ветры в космосе?), но до чего же верно сказано!
Астронавигатор Ле Куанг. Говорили, он знает наперечет все звезды в Галактике, и поглоти меня вселенная, если это не так.
Бортинженер Ведь Арго - золотые руки, Левша, способный подковать блоху. Так уверял Иван, а он не бросает слов в космический вакуум.
И, наконец, Илин Роу, врач, единственная женщина в экипаже, самая красивая и добрая из всех женщин Земли... Пятым был он, пилот-стажер Стив Клим, недавний выпускник Звездной академии, мальчишка в сравнении с признанными героями космоса.
И он гордился тем, что его биотоки смешивались с их биотоками в цепях Мозга. Они почти не говорили друг с другом. Динамичный обмен мыслями, воплощенный в быстропеременные электрические потенциалы, позволял обойтись без лишних слов.
В который раз Стив пытался оживить Мозг: неистощимый источник его питания, аккумулятор энергии космических излучений, судя по всему, избежал гибели — в верхнем правом углу матрицы теплился уголек — единственная его надежда.
Стив методично, квадрат за квадратом, простукивал панель. И вот после глубокого беспамятства вздохнул Мозг, выцветил матрицу, отозвался в сознании Стива могучим приливом мысли. А затем все явственней и уверенней зазвучали в его собственном мозгу голоса старших товарищей. Как будто и впрямь не было катастрофы.
— Струсил, малыш? — с дружеской насмешкой поинтересовался командир. — Успокойся, у тебя есть шанс!
— Вы... Не может быть... Но каким образом?..
— Время дорого, Стив, — прервал Громов. — Вникай в то, что скажет Ле Куанг.
— В этом районе, Стив, — заговорил астронавигатор, — сейчас находится исследовательский корабль «Проблеск». Немедленно катапультируйся. Мы просчитали траекторию встречи.
— Перед тем как покинуть звездолет, включи систему управления, нужно ввести программу поиска и сближения, — дополнил Вель Арго.
— А как же вы? Не могу же я уйти без вас...
— Пилот-стажер Стив Клим! — прогремела команда. — Надеть скафандр и катапультироваться!
— Живи и будь счастлив, — прошелестел напоследок голос Илин Роу.
— Как видно, я спасся благодаря галлюцинации! — закончил свой рассказ Стив Клим.
— Почему вы решили, что это была галлюцинация? — спросил командир «Проблеска».
— Чудес не бывает, — вздохнул Стив. — Я видел смерть членов экипажа.
— Вы правы, чудес не бывает. А ваше спасение в результате галлюцинации и было бы как раз чудом. Однако вероятность этого равна нулю. Чтобы оказаться рядом с кораблем, требовалось ювелирно рассчитать траекторию, вывести вас к «Проблеску» с точностью до микросекунды, при этом уравняв скорости и выполнив терминальный маневр...
— Не могли же погибшие!..
— При чем здесь погибшие? Скорее всего дело обстояло так... При столкновении с космическим телом, по-видимому, нарушилась структура синхронейронных сетей. Ваших и Мозга. Одни связи распались, другие разветвились, третьи образовались наново. Схема неожиданно усложнилась, и это вызвало качественный скачок интеллекта. Мозг обрел собственное сознание. И воплотил в себе личности всех членов экипажа.
— Поразительно... — прошептал Стив.
— Надеюсь, вы не отключили Мозг перед катапультированием?
— К счастью, нет. Ведь это станет для них бессмертием.
Но есть среди этих зверьков один особенный и полузагадочный вид. Это черноногий хорек.
Особенность его не в каких-либо поражающих воображение биологических свойствах. Дело в том, что над этим видом, обитающим в прериях к востоку от Скалистых гор, нависла угроза исчезновения. А он до сих пор не изучен как следует. У зоологов даже нет полной уверенности, что черноногие — самостоятельный вид, а не одна из форм степного хорька. Вокруг этих зверьков невольно создалась атмосфера преувеличенной таинственности. Тем более что они годами ускользают от наблюдения ученых: редчайший зоолог может похвастаться, что видел их живыми, этакий зверек-призрак.
Биолог Роберт Мак-Кланг назвал черноногого хорька самым редким животным Северной Америки.
Были времена, когда тысячи и тысячи черноногих хорьков бегали по земле Нового Света. Индейцы ловили их в больших количествах — мясо шло в пищу, из меха шили одежду. Колдуны украшали свои головные уборы пышными хорьковыми хвостами.
