— Дик! — неуверенно позвал Честертон.
Никакого ответа.
Он двинулся было к двери, но почувствовал, как что-то живое, мягко коснулось ноги. Посветив вниз, Честертон увидел двух кошек. Выгнув спины и посверкивая желтыми глазами, они явно выказывали ему свое расположение. Он и так терпеть не мог кошек, а у этих к тому же головы были покрыты чем-то похожим на гипс, отчего они казались еще неприятнее.
Неожиданно канделябр в руках Пана вспыхнул ярким светом. «Вот они где!» — весело воскликнул Нейдельман сверху. В руках у него было нечто вроде небольшого радиоаппарата, применяемого для дистанционного управления летающими моделями. Он покрутил ручки, и обе кошки, сначала пестрая, а за ней и черная, мягко завалились на спину, громко мурлыкая. Нейдельман снова крутанул ручки, и кошки моментально оказались на одном из кресел, свернулись калачиком и заснули.
— Мозговая имплантация, — объяснил Нейдельман. — Кошки гораздо удобнее собак и не менее опасны, если полностью стимулировать их агрессивные центры. Альфа, это черная, на днях чуть было не выцарапала глаза какому-то залезшему в дом воришке. Поднимайтесь же, Саймон!
Честертон последовал за хозяином через плохо освещенный переход, заваленный книгами, всякими ненужными вещами и разрозненной мебелью. Наконец они вошли, как догадался Честертон, в комнату, которая когда-то была залом для танцев, а теперь походила на склад. Она была забита поломанной дорогой мебелью, неповешенными картинами, чучелами птиц и животных, какими-то приборами и, наконец, книгами. Их были тысячи, они валялись повсюду, на полу, на мебели, на камине, на подоконниках, поднимались горками вдоль стен.
Смахнув тома «Истории природы» Вуда с кожаного кресла и сдув пыль, Нейдельман кивнул на него Честертону. Покопавшись затем на столе среди многочисленных бумаг, графиков и журналов, он вернулся к гостю с бутылкой коньяка и, наполнив бокалы, протянул один.
— Саймон, мы пускаем в ход «Последний козырь»!
Честертон аккуратно поставил бокал на столик.
— Ради бога, Дик, какой последний козырь?
— Президент дал о"кэй! — Нейдельман довольно потер руки. — Он приказал приступить к операции «Последний козырь» немедленно!
Честертон удивленно посмотрел на Нейдельмана. Неужели переутомление и одиночество сделали свое дело и бедняга свихнулся?
— Послушайте, Дик, если вы вытащили меня из дома в такую погоду для того, чтобы...
Он осушил свой бокал и встал, надеясь, что тем самым как-то вернет Нейдельмана к реальности. К своему удивлению, он заметил, что Нейдельман смотрит на него, как будто это он, Саймон, был не в себе. Тогда Честертон сел. Нейдельман вновь наполнил его бокал.
— Постойте, Дик. Но ведь наша группа занималась. — Честертон поискал подходящее слово, — теоретическим изучением проблемы, чисто интеллектуально, так сказать Подобного рода академическими играми, особенно военно-политического плана, правительственные учреждения занимаются сплошь и рядом. Ведь никто не собирался приступить к практическому выполнению этого проекта! И к тому же, — он улыбнулся, — где взять ученых, которые бы смогли осуществить что-либо подобное «Последнему козырю»?
Нейдельман, схватив толстыми грязными пальцами пригоршню печенья из стоявшей на краю стола плетеной корзинки и подтолкнув ее к собеседнику, возразил, энергично жуя:
— Ну, не очень-то пришлось хлопотать, чтобы найти тех, кто состряпал нейтронную бомбу, а? А кто придумал нервный газ и превратил в оружие бруцеллез, энцефаломиелит, чуму и прочие заразные и незаразные штучки? Специалисты по безалкогольным напиткам?
— Но позвольте, Дик, — возразил Честертон, — атомная бомба, да и все другое, были сделаны на случай войны.
Нейдельман перегнулся через подлокотник кресла и выдернул из-под миски с кошачьей едой вчерашний номер «Вашингтон пост».
— А это, по-вашему, не война? «Двести человек погибло в результате взрыва бомбы», — прочел он один из заголовков. — Вы входили в состав нашей группы и изучали положение. Вы помните доклады нашей контрразведки, в которых говорится, что мы на грани гражданской войны? А я вам скажу, что не на грани, — она уже идет!
— Да удастся ли вам набрать группу ученых, которые смогли бы, вернее, захотели бы заняться таким «пустячком», как «Последний козырь»? Да они вполне обоснованно поставят вам диагноз сумасшедшего!
Нейдельман устало вздохнул и поморщился.
— Физер, тот самый, который изобрел напалм, руководил тремя группами, работавшими в Гарварде, Массачусетском технологическом институте и в Калифорнийском университете в течение двух лет во время второй мировой, разрабатывая проблему, как вооружить летучих мышей миниатюрными зажигательными бомбами. В конце концов эти летающие стервы спалили двухмиллионной стоимости ангар в Нью-Мексико задолго до того, как отменили проект!
— Это все — другое дело! Даже если проект оснащения летучих мышей зажигательными бомбами был и неосуществим, он не затрагивал этического аспекта. И атомная бомба ничто по сравнению с «Последним козырем», вы что, разве не видите разницы? Все предыдущее делалось в рамках законов США, с одобрения США и против врагов США!
— Ну хорошо, это будет нелегко, но ведь не невозможно!
Честертон покачал головой. Конечно, подумал он, все возможно. То, что Нейдельман уговорил президента на это безрассудство, было очевидно, но если он хочет и его сделать участником этого чудовищного плана?
— Дик, вы ненормальный. Надеюсь, вы не собираетесь и меня втянуть в этот кошмар?
— Вы сами втянулись в это дело, когда получили пятьдесят тысяч за то, что работали в нашей группе. Сейчас нам необходимо, чтобы вы сказали, кто из того небольшого списка ученых, который я вам покажу, психологически способен работать по этому проекту.
— Как же я это сделаю?
— Оценкой их мотиваций Мы проверили их обычную жизнь — семью, друзей, научную работу, финансовое положение. И все говорит за то, что они подходят.
Нейдельман положил на столик стопку синих папок. Каждая была помечена штампом: «Совершенно секретно». Честертон, взяв одну наугад, стал листать убористо напечатанные страницы.
— Что они знают? — спросил он, не глядя на Нейдельмана.
Нейдельман опять налил коньяк в бокалы.
— Им сказали, что они будут работать над неким проектом, необходимым для внутренней безопасности, и что работа по условиям совершенной секретности потребует их изоляции в течение приблизительно восьми месяцев. Им также известно, что им очень хорошо будут платить и что об их семьях мы будем заботиться, пока они будут отсутствовать.
— И они все согласились? Даже самые знаменитые, даже суперзвезды?
— Все.
— Они ненормальные. Абсолютно ненормальные! — Честертон со вздохом протянул папки Нейдельману
Нейдельман равнодушно пожал плечами, как будто это касалось его меньше всего.
— Сколько времени вы мне даете? — спросил Честертон. — Даже эти папки, — он пренебрежительно кивнул на стопку, — вряд ли с легкостью расскажут, что у ваших кандидатов на уме
— Две недели.
Откинув голову, Честертон захохотал.
— Ну теперь я точно знаю, что вы шутите, Дик! Даже если бы я отложил все свои другие дела, это невозможно.
— Я не шучу, — серьезно посмотрел на него Нейдельман. — Это должно быть сделано. Мне наплевать, какой дурью мучаются все эти типы, но я должен знать, можно на них положиться или нет.
Продолжение следует. Сокращенный перевод с английского О. Касимова
Х утор готовился к празднику, веселыми заплатами светились в пообветшавпшх за зиму оградах и крылечках свежие доски; дырявились ведра под дымокуры, у которых под белесый чад корья и трутовиков присядут соседки перекинуться словечком, на обочине единственной улицы увядали вырубленные лопатами лопухи. Только хата Василия Александровича Анохина, старого егеря и волчатника, встречала весну необновленной: хозяин собирался на охоту.
— Мы уж немало сидели вместе за этим столом, — говорит Анохин, — а гляжу, не вытанцовывается еще на бумаге волчье жизнеописание. Да ведь на то он и волк. — Голос егеря мягчает. — Лобастая умница!
Василий Александрович достает из комода знакомую мне папку с документами, вырезками из газет и журналов, открывает ее, не без лукавства поглядывая в мою сторону. Дескать, доставать, что обо мне написано, или за простым разговором вечерок скоротаем?
Глубокие борозды у рта изломали тугое прежде лицо Василия Александровича, и теперь редкая улыбка не увязнет в них. Но в верхней части лица в сеточку морщин оправлены ясные глаза, как два осколочка пронзительно-чистого, теплого еще неба предзимья...
