В базовом лагере на холмах Патриот мы провели три дня. Здесь впервые возникла конфликтная ситуация по поводу научной программы экспедиции. Все, исключая профессора, уговаривали меня оставить в этом лагере «лишний» груз — все научное оборудование под предлогом того, что дальнейший маршрут потребует от собак максимального напряжения всех сил. Моя научная программа была сосредоточена на трех основных направлениях: метеорологии, измерении приземной концентрации озона и отборе образцов снега. Профессор Дахо, как «чистый» гляциолог, занимался исключительно отбором проб снега, и в этом наши программы пересекались. В метеорологию входили измерения температуры ветра и атмосферного давления. Приземный озон я измерял с помощью специально сконструированного портативного газоанализатора, который, к сожалению, не работал при температурах ниже 15 градусов, поэтому мне пришлось сконструировать для него специальный термостат — фанерный ящик с грелкой. В том же ящике у меня находились и термометры, и могучий барометр отечественного производства. Этот ящик не давал покоя Уиллу, считавшему, что вся эта наука — лишний вес, из-за которого мы не можем рисковать судьбой экспедиции. Пришлось голосовать. Я оказался в решительном меньшинстве, поэтому был вынужден оставить все приборы в базовом лагере. Забегая вперед, скажу, что получил их только на станции Восток, откуда и продолжил выполнение программы. Профессор продолжал собирать образцы снега на протяжении всего маршрута. Его полиэтиленовые баночки ничего не весили. Пришлось и мне переквалифицироваться в гляциологи, вместе с профессором рыть двухметровые шурфы в снегу и, дрожа от холода в тонких стерильных белых халатах, негнущимися пальцами отбирать вместе с ним уникальные образцы снега...
Участок трассы между холмами Патриот и горами Тил можно по праву считать одним из самых трудных на всем маршруте. Постоянный встречный ветер, белая мгла, заструги, низкие температуры — все это затрудняло передвижение, но мы, что называется, обрели форму. Чаще счетчик на колесе показывал в конце перехода 25 миль. Собаки чувствовали себя превосходно, им явно пошел на пользу отдых в Чили, и теперь получившая больше всех «свежей крови» упряжка Уилла значительно опережает остальных. Я иду впереди, за мной Уилл, далее Джеф и Дахо и последними Этьенн и Кейзо. Уилл поставил впереди Пэнду и Рекса — молодого очень сильного эскимосского пса, которого нам привез еще Генри. Рексу дал кличку я. Мы тогда находились близко к одноименной горе, а его настоящее эскимосское имя было абсолютно непроизносимым. И вот то ли в благодарность за то, что я избавил его от тяжелого имени, то ли по каким-то другим причинам, но Рекс проникся ко мне глубокой симпатией и как только видел меня впереди, буквально рвался из постромок вон, только чтобы не отстать. Пэнда, правильно распределивший силы по дистанции, не отставал в своей прыти от Рекса, и эта двойка задавала тон всей упряжке.
Но всех тревожит проблема с горючим. По получаемым нами сведениям, ДС-6 по-прежнему на Кинг-Джордже и горючего на Патриоте все еще нет! Обозначается реальная и очень неприятная перспектива закончить экспедицию на Южном полюсе. Для всех стран, кроме СССР и КНР, наша экспедиция — частная, поэтому не может рассчитывать на поддержку правительств этих стран; в КНР да и у нас в стране понятие «частная экспедиция» пока, несмотря на перестройку, явно чужеродное, поэтому «Трансантарктика» не без оснований рассчитывает на помощь с нашей стороны; КНР просто не располагает достаточными средствами и возможностями в Антарктиде для оказания помощи такого рода. Обсуждается возможность заброски 100 бочек керосина на холмы Патриот с помощью «изготовленного из титана» Ил-76 ТД. Неожиданно дерзкое решение предлагает сама советская сторона: сбросить 50 бочек на парашютах прямо на Южный полюс! Каково! Дух захватывает от подобной операции, и не только у нас. Дух захватывает и даже, кажется, перехватывает у руководства Программой антарктических исследований США. Оно по каким-то непонятным нам соображениям не согласилось с решением сбросить бочки с советского самолета прямо на голову американской станции Амундсен-Скотт. В результате высокие договаривающиеся стороны приходят к соглашению, что экспедиции будет предоставлена возможность заправки самолета на станции Амундсен-Скотт в необходимом количестве с последующим восполнением этого горючего советской стороной.
26 ноября мы выходим к складу в горах Тил. Отсюда до полюса всего 500 километров. Это придает силы — еще бы, достижение полюса да еще таким необычным путем, создает ощущение твоей причастности к какому-то если не выдающемуся, то, во всяком случае, неординарному событию. Наша экспедиция могла стать второй — всего второй! — в истории человечества, которая достигнет полюса на собаках. Первой, как известно, была экспедиция Амундсена, впервые достигшая полюса на собаках 14 декабря 1911 года; месяц спустя на полюс пришла экспедиция Роберта Скотта, а затем, только в 1959 году, через полюс прошла экспедиция Вивиана Фукса. В 1983 году, совершая кругосветное путешествие вдоль Гринвичского меридиана через полюс, на мотонартах прошел сэр Роберт Файнесс, в 1985-м полюса достиг Роберт Сван, и вот сейчас, к концу 1989 года, и мы были близки к нему. Мне посчастливилось до этого дважды побывать над полюсом. В 1977 году на самолете Ил-14 мы совершили перелет по маршруту станция Дружная — Южный полюс и обратно, выполняя радиолокационную и аэромагнитную съемки. Тогда я впервые увидел полюс с высоты 50 метров, а затем, девять лет спустя, участвовал в перелете Молодежная — Южный полюс — Молодежная на самолете Ил-18.
Сейчас мне предоставлялась возможность ступить на полюс своими ногами. Скажу откровенно, для меня это было вершиной экспедиции. Путь от полюса к Мирному я расценивал уже как путь домой, как возвращение, и поэтому, конечно, очень тщательно следил за компасом, чтобы, не дай бог, не промахнуться и не пройти мимо! Естественно, что вблизи полюса склонение магнитного компаса менялось очень быстро, необходимо было корректировать его каждый день. Анализ спутниковых данных с нашими координатами показывал, что мне удается держаться между 91 и 92 меридианами, которые, как, впрочем, и все меридианы, стремительно сближались, чтобы сойтись вместе в точке Южного полюса.
Окончание следует
Виктор Боярский Фото участников экспедиции
Продолжение. Начало см. в № 1 / 91.
С читая, что все беды позади, приодевшись на деньги королевы, Колон прибыл ко двору их величеств. Вдохновленный напутствием фрея Хуана, Колон не сомневался в успехе. Уж кто-кто, а он умел преподнести себя в лучшем свете. Так что на аудиенцию во дворец Алькасар в белокаменном городе Кордове прибыл не жалкий проситель, а разнаряженный красавец, убежденный в том, что он — хозяин своей судьбы.
Если бы все зависело только от королевы, Колон добился бы своего в тот же день. Пусть благоразумная и хладнокровная, она все же оставалась женщиной и не могла не поддаться обаянию, энтузиазму, магнетическому взгляду Колона. Но рядом с ней находился король Фердинанд, неулыбчивый, суровый, один из самых расчетливых владык Европы. Ему еще не было сорока лет. Среднего роста, широкоплечий, светловолосый, с проницательными глазами, он с явным неодобрением встретил протеже фрея Хуана, который к тому же вел себя так, словно был ровней королевским особам.
Их величества приняли Колона в тронном зале Алькасара. За королевой стояли две ее фрейлины — миловидная юная маркиза Мойя и графиня Эсканола. Короля сопровождали его казначей, Андреас Кабрера, маркиз Мойя, дон Луис де Сантанхель и седобородый канцлер Арагона Эрнандо де Талавера, приор Прадо — высокий аскетичный монах в белой рясе и черной мантии иеронамита.
Большинство ближайших советников правителей Кастилии и Арагона были новыми христианами — евреями, принявшими крещение. Возвышение их порождало зависть, и Святая палата уже начала их преследовать.
Колон, как следовало из его фамилии, был одним из новых христиан и при желании мог бы заметить симпатию в глазах Сантанхеля и Кабреры. Талавера даже не взглянул на просителя. Бескомпромиссно честный, разумеется, в своем понимании честности, к новообращенным евреям он испытывал скорее враждебность, чем симпатию.
А Колон словно и не замечал сановников. Глаза его не отрывались от королевы, соблаговолившей последовать совету фрея Хуана Переса. Он видел перед собой женщину лет сорока, небольшого роста, полноватую, с добрыми синими глазами. В ней не было величественности, несмотря на парадный наряд — алую, отороченную горностаем мантию и платье из золотой парчи, перехваченное белым кожаным поясом с огромным, с кулак, рубином вместо пряжки.
