Закупкой припасов ведали главным образом Пинсоны. Сами мореходы, они знали, во-первых, что искать, а во-вторых, где искать, так как имели обширные торговые связи. Пригодились и знания Колона касательно того, чем расплачивались португальцы за приобретенное золото и слоновую кость в Африке. Он позаботился о том, чтобы на борту оказалось достаточно стеклянных бус, колокольчиков, зеркалец и других безделушек.
К концу июля осталось взять только воду. Подготовка к выходу завершилась.
Мартин Алонсо получил под свою команду «Пинту», каравеллу длиной в сорок пять футов, в два раза короче «Санта-Марии», с единственной мачтой на корме, но с благородными обводами, говорившими о ее быстроходности. Штурманом на «Пинте» плыл брат Мартина Алонсо — Франсиско. Как и «Санта-Мария», «Пинта» имела, прямое парусное вооружение, в то время как «Нинья», третья, самая маленькая каравелла эскадры, шла под латинскими парусами, к которым Колон относился настороженно» Командовал «Ниньей» Висенте Пинсон.
Что же касается матросов, то наиболее опытные и проверенные оказались на кораблях Пинсонов. Они ранее плавали под их началом, и Мартин Алонсо и Висенте, естественно, затребовали их себе. «Санта-Марии» повезло меньше. Ее команду составляли не только менее опытные матросы, но и те преступники, что решились отправиться в плавание ради свободы Колона, однако, это не смущало. Он полагал, что бывшие преступники, привыкшие к суровой тюремной жизни, лучше выдержат предстоящие испытания. Что же до их неуправляемости, То адмирал верил, что сможет удержать их в руках.
В последний момент к экспедиции присоединилось несколько отчаянных искателей приключений, так что всего на борт каравелл готовилось подняться сто двадцать человек. Среди них два цирюльника-хирурга и переводчик, маран по фамилии Торрес, в совершенстве знавший еврейский, греческий и арабский языки, который мог оказаться весьма полезным в Сипангу. Взял с собой Колон и письмо от владык Испании Великому Хану, на случай, что он доберется до дальних земель, о которых упоминал Марко Поло. К вечеру последнего дня июля в Палое прибыла кавалькада, которую редко видели в этой обители моряков и торговцев. И известие о том, что сам канцлер Арагона, дон Луис де Сантанхель, специально приехал в Палое, чтобы передать дону Кристобалю пожелание удачи от их величеств, в мгновение ока облетело город, все жители которого высыпали ив улицу.
Канцлер въехал в Палое ив белом арабском скакуне, дородный, важный, в камзоле из дорогой парчи, отороченном серебристым мехом. На его груди блестела золотая цепь с такими крупными звеньями, что одного из них хватило бы любому моряку Палоса на всю жизнь. Канцлера сопровождали вооруженные всадники в панцирях и шлемах, Васко Аранда и королевский нотариус, Эсковедо, также отправляющийся в плавание. Кавалькада, не останавливаясь, проследовала через город и скрылась в сосновом лесу, за которым белел монастырь Ла Рабида.
Колона в монастыре не было» Он находился на борту «Санта-Марии», в своей каюте, куда перенес в тот День личные вещи. Сойдя на берег, он узнал о прибытии Сантанхеля и поспешил в Ла Рабиду. Едва миновав ворота, он столкнулся с канцлером, который обнял его и крепко прижал к груди.
— Дон Луис!— радостно воскликнул Колон, но в глазах его появилась тревога. Он побледнел, отступил на шаг. — Что привело вас в Палое?
— Неужели вы полагали, что я отпущу вас в столь долгий вояж, не пожелав удачи? Все-таки я внес, пусть и малую лепту в осуществление этой, не побоюсь сказать, великой экспедиции.
— Малую? Если б не эта малость, я сидел бы сейчас у разбитого корыта,— ответил Колой» в после паузы добавил: — Не это... все?
— Все? — изумился канцлер. — А чего же недостает? Или вы недовольны моим приездом?
— Как вы так можете говорить! — запротестовал Колон и тут же тяжело вздохнул, бессильно взмахнув рукой.— Однако ваш приезд породил во мне надежду. Я истово молился о том, что услышу о Беатрис до отплытия.
Сантанхель печально покачал головой.
— Ах, сын мой, если б ее нашли, я бы привез вам не известие об этом, а ее самое. И не думайте, что я забыл о ней. Я виделся в Кордове с доном Ксавьером и попросил его продолжать поиски. Мы обязательно найдем ее.
Позднее, когда монастырь уже спал, они вдвоем сидели в келье Колона, и разговор вновь вернулся к тому, что более всего заботило Колона.
— Вы были мне таким добрым другом, дон Луис, и так много сделали для меня, что я решусь обратиться к вам с такой просьбой. Если Беатрис найдут, дайте ей знать о моих чувствах, заверьте ее, что я раскаиваюсь в своем столь торопливом суждении. И, если экспедиция завершится успешно, а я потеряю в ней жизнь, позаботьтесь о том, чтобы она получила долю из наследства Диего. Я хотел бы, чтобы Беатрис оберегала его, относилась к нему как к собственному сыну, а Диего, я надеюсь, пусть найдет в Беатрис любящую мать. Все это я изложил в письма» по существу, в завещании. Оставляю его вам, дон Луис, если вы возьмете на себя и эту ношу.
— Положитесь на меня,— заверил его Сантанхель.
Два дня спустя, в четверг, эскадра Колона отплывала в Индию.
В ночь со среды на четверг фрей Хуан исповедовал Колона, и еще до рассвета адмирал, сопровождаемый Арандой, отправился в Палое, уже проснувшийся, со светящимися окнами домов, чтобы выслушать мессу и принять святое причастие вместе с остальными моряками в церкви святого Георгия.
На молу собралась толпа женщин и детей, провожавших в дальнее плавание мужей и отцов. Когда солнце выкатилось из-за холмов Альмонте, Колон сошел в ожидающую его шлюпку, которая понеслась к «Санта-Марии», покачивающейся на волнах рядом с двумя другими кораблями эскадры, отделенными от моря песчаной косой Солтрес.
С высокого юта Колон отдал первую команду. Трубач поднес к губам трубу и заиграл сигнал отплытия. Пронзительно заверещал боцманский свисток, звякнула якорная цепь, поползла вверх, из воды вынырнул якорь. Заскрипели блоки, развернулись паруса, на мгновение обвисли, а затем надулись, поймав утренний бриз, и «Санта-Мария» заскользила по водной глади.
Громады парусов белели над ее черным корпусом на носовой и кормовой мачтах. Папский крест украшал фок «Санта-Марии», мальтийский — квадратный грот. Флаг Фердинанда и Изабеллы, золотой с красным, с замками и львами, реял на грот-мачте.
«Пинта» и «Нинья» следовали за «Санта-Марией», поравнявшейся с монастырем Ла Рабида. Колон подошел к бортику. На фоне утреннего неба, в золотых лучах солнца, он ясно видел у белого здания монастыря фигурки Сантанхеля и фрея Хуана, двух людей, более чем кто-либо в Испании поспособствовавших тому, чтобы экспедиция в Индию стала явью.
Усилилась качка, ибо «Санта-Мария» вышла из-под прикрытия песчаной косы в открытое море.
Посовещавшись с Хуаном де ла Коса, невысоким, широкоплечим, со светлыми волосами и добродушным веснушчатым лицом, совладельцем «Санта-Марии», а в плавание отправлявшимся штурманом, Колон выбрал южный курс. Были назначены вахтенные, и адмирал удалился в свою каюту, которой на долгие месяцы предстояло стать его домом. Кровать за красным пологом, маленький столик, стул, гладильная доска, два кресла с высокими спинками, сундучок, несколько книг на одной полке и астролябия и градшток на другой составляли всю обстановку. На гладильной доске стояли песочные часы. Переборку напротив украшал портрет девы Марии в бронзовой раме, ранее висевшей в комнате Колона в Кордове.
Глава 28. Плавание
Большую часть первого дня они плыли на юг, а затем повернули на запад, держа курс на Канарские острова. А в каюте дон Кристобаль внес первые записи в журнал, в котором намеревался подробно излагать все текущие события. Журнал этот преследовал две цели: ознакомить владык Испании с ходом экспедиции и прославить того, кто его вел.
Колон преодолел интриги, предательство, зависть людей... Испытание морем его не пугало, поскольку он полагал, что сумеет удержать в подчинении свою довольно-таки разношерстную команду. Однако он очень встревожился, более, чем того требовала создавшаяся ситуация, когда на третий день плавания «Пинта», самая быстрая каравелла эскадры, шедшая впереди под громадой белоснежных парусов, внезапно сбавила ход и откатилась назад: руль выскочил из гнезда.
Слишком свежий ветер не позволял им прийти на помощь. Но опытному Пинсону она и не требовалась. Канатами ему удалось закрепить руль и таким образом добраться до Гран-Канарии, хотя скорость эскадры существенно упала.
На Гран-Канарию они прибыли в четверг, через неделю после отплытия, и оставались там, пока на «Пинту» не установили новый руль. Колон воспользовался задержкой, чтобы поменять латинские паруса «Ниньи» на квадратные, поскольку первые не позволяли каравелле идти круто к ветру.
