и об элементарном здравом смысле, и не спасает даже, казалось бы, самое главное — инстинкт самосохранения.
А Мишка с нами ещё немного поработал, потом благополучно женился на ком‑то из своего культурного круга и в 90‑е, в самый расцвет демократии, уехал на ПМЖ в Израиль.
Советский гастроном. Стою в кассу, впереди трое, сзади — пятеро. За стеклом кассир — женщина средних лет каждому предлагает приобрести лотерейный билетик. Народ отказывается. Подхожу к окошку, называю продукт и его вес. Она выбивает и предлагает купить билетик и мне. Я делаю дебильное лицо и, как мне кажется, шучу:
— А он с выигрышем? Если с выигрышем, то куплю.
— Што?! — удивилась тётя, но ушам своим сразу не поверила.
— Билетик, говорю, точно выиграет?
И тут она за дебила вместе с лицом приняла всего меня целиком.
— Вот чудной‑то! Ну, чудной! — женщина высовывает лицо в окно кассы и, обращаясь к очереди, восклицает:
— Да кабы я знала, что он выиграет, так сама бы купила! Вот чудной‑то!!
Очередь посмотрела на меня, как на прокажённого, и отшатнулась. Я быстро сменил глупое выражение лица на пристойное и глубокомысленное, но это не то что не помогло, а и напротив испугало гражданских. Они вовсе растерялись и попятились.
Я быстро забрал сдачу и скоренько отвалил.
Сам виноват, нечего тут умничать! Шутник тоже выискался…
В спину ещё пару раз услышал:
— Вот чудной‑то!
Наверно, плохо у меня с юмором, не смеются люди…
Нет, не смеются.
Несколько раз в жизни я попадал в ситуацию, когда приходилось вынужденно долго общаться с болтунами. Это были как женщины, так и мужчины. Люди эти, как правило, эрудированны, начитаны, а так же смелы в речах и мыслях своих. Они монологисты и, соответственно, не умеют пребывать в диалоге. Если неосторожно поучаствовать в разговоре, то каждое слово твое станет с их стороны продолжением новой объемной темы. Сначала мне становится невыносимо скучно. Затем появляется желание дать болтуну в лоб. Потом апатия и ясное осознание того, что его и побоями не исправить. И ведь даже не пробуют себя хоть чуть изменить!
Это ведь когда ещё Козьма Прутков провозгласил: «Если у тебя есть фонтан, заткни его; дай отдохнуть и фонтану».
Ан нет: натыка́лся на некоторых через много лет, увы, они не меняются… Всё та же воодушевлённая болтовня «в одни ворота» и нежелание себя хоть как‑то исправить и начать слушать собеседника.
И ведь кто‑то же их терпит и, наверно, живёт с ними, и даже, возможно, умудряется их бескорыстно любить?
Но мы‑то тут причём? — Мы не подписывались.
Надо вам, конечно, дорогие наши болтливые граждане и гражданки, себя как‑то менять. Надо!
Иначе не ровен час и, казалось бы, такая сильная сторона человеческой натуры, как умение говорить в излишнем упоении от себя любимых, доведёт кого‑нибудь из собеседников ваших до греха.
И получишь ты, болтун, если не в лоб, то по лбу!
Толку, конечно, особенного не будет…
Но хоть будет больно!
«Многие знания — многие печали»
царь Соломон
Когда в природе всё так молодо и ново, когда солнце смотрит весело и бодро, снег только сошёл, ручьи почти пересохли, низенькая травка местами пробилась и попугайно зеленеет, набухшие почки лопнули, а кое-где и вовсе раскрылись листиками… Вот она — красота!
А как пахнет! Ещё нет душистого разнотравья и приторности, только какая‑то прозрачность. Воздух не конкретен. Даже не вдыхая и не наслаждаясь отдельными запахами, его чувствует сразу весь организм. Куда бы вы ни пошли, он везде и нигде. И хочется жить. Очень хочется! Будто впереди вечные каникулы.
Я был ещё школьником и однажды муж моей крёстной Яша, когда мы ночью сидели на кухне, каждый читая своё, вдруг оторвал голову от книжки и неожиданно проскрипел:
— Как же меня раздражает и вводит в тоску весна!
— Почему? — спросил я просто и ни о чём особенно даже не думая.
А он поморщился и пояснил:
— Она приносит обманутые надежды. В апреле я уже предчувствую осень… Октябрь или даже ноябрь.
— Как это?
— Чем радостнее и свежее сейчас, тем тягостней потом. Обречённость знания… Всё отравляет это мерзкое и неотвратимое предчувствие конца… Именно мерзкое!
Он вздохнул, поглядел на раскрытую форточку, низенькую оконную шторку, темень за ней… и замер.
Что‑то вроде я тогда понял или почувствовал, но как‑то неточно, будто мысль коснулась меня и прошла, проплыла дальше и мимо, так — сама по себе…
Прошло лет двадцать. Яков развёлся, крёстная умерла, я вырос, и вот — то печальное чувство или мысль о весне и осени, которые через лето неминуемо сменят друг друга, стали посещать и меня. Сначала были только воспоминания о том разговоре, а потом и ощущения. А сегодня, эта гнусная отрава предчувствия уже затмевает мне радость жизни в, казалось бы, самые счастливые дни года.
Отчего получается именно так, что свету весны мешает знание неминуемого наступления не только осени, но теперь уж и зимы?
Наверно, оно — это знание — и есть та самая Соломонова скорбь.
Наверное…
Наверно, нас немало.
Вы ведь тоже так чувствуете? Или вы ещё даже не подумали о своей осени…?
Сегодня проснулся, а по телевизору показывают фильм «Вертикаль» с Владимиром Семёновичем Высоцким.
Ему 85.
Надо, думаю, наконец‑то написать про тот эпизод из моей жизни…
Лето 1979‑го. Жара. Год, как я вернулся из армии, и недавно познакомился с Алкой. Идём с ней к Тверской, переходим от Белорусского вокзала. Остановились за памятником Максиму Горькому возле дороги со светофором. Нам красный. Ждём. В метре от нас останавливается светлый Жигуль: бежевый или белый — точно не помню. Ему тоже красный горит. Мы стоим — он стоит. Водительское окно открыто, а из него — согнутая в локте рука с дымящейся сигаретой. Тут голова поворачивается, и на меня смотрит Владимир Высоцкий. С метра! Моя физиономия, видимо, так вытянулась, что он весело эдак ухмыльнулся, затянулся, переключил на первую передачу и поехал. Мы продолжали стоять на красный.
Вот, люблю я смотреть на людей, а не вертеть башкой куда попало или упереться взглядом себе под нос…
— Алл, надо же такое! — воскликнул я, обращаясь к спутнице.
— Чево? — удивилась она.
— Как это — «чего»?! Высоцкий — вот — в машине только что сидел перед тобой!
— А я не видела…
— Как — так?!
— Вот так, задумалась и не смотрела.
Я был очень разочарован в девушке. Она не смогла разделить со мной такое событие! Но не важно, через месяц мы расстались…
Наверно, у него это была подменная машина, ведь хорошо известно, что Высоцкий ездил на Мерседесе.
А