– невольно скривился от личного местоимения, но перебивать не стал, – решила открыть сеть аптек или фармацевтических салонов в твоём городе. Так что ты попал в поле зрения совершенно случайно. Она сама пока ездит курьером, и тут вдруг вспомнила про тебя. Именно за этим ей понадобился твой адрес, за которым она обращалась к твоей маме. Так вот! Позавчера она снова вернулась. А судя по тому, что я вижу геолокацию ваших телефонов, которые находятся рядом и движутся в одном направлении, то могу с уверенностью сказать, что она едет в том же поезде что и ты. Могу назвать номер вагона и купе. Но! Если она тебя видела, и ты до сих пор не в курсе, то я даже не знаю, что можно от неё ожидать. Но ты ведь мальчик умный, разберёшься! Номер купе нужен?
– Спасибо, это лишнее.
– Я так и знала. Не дай этой козе считать себя умнее!
И она отключилась. Даже поблагодарить не успел! Впрочем, это типичная для Ирины манера: коротко, по существу, и без сантиментов.
А когда Василиса сказала, что ей показалось, как девушка выходила из нашего купе, все предположения подтвердились.
Но что могло понадобиться Инге в купе? Взять здесь было нечего, если, конечно, не считать Катиного плюшевого зайца и Белль.
А потом я нашёл её серьгу. То, что она принадлежит Инге, знал прекрасно. Так же как и знал, сколько стоил комплект. Инга бросила мне в лицо сумму, заявив, что я полжизни должен буду работать, чтобы накопить только на одну застёжку. И вот теперь решила подсунуть её мне по «доброте душевной»? Или на станции заявить, что у неё пропало дорогое украшение?
Василиса.
Иван больше никуда не выходил. Он всё время болтал с Катей, рассказывая ей разные истории из своего детства. Как лазил по деревьям и порвал штаны, а потом боялся идти домой; как катался с горки, а потом пришёл домой с рюкзаком, полным снега, и ему пришлось сушить все учебники и тетради; как постоянно получал замечания, а потом прятал дневник.
– Тебя что, тоже ругали? – совершенно серьёзно спросила Катя.
– Ага.
– И меня всегда воспитательница ругает, – вздохнула дочь, сморщив носик, словно нашла собрата по несчастью.
Час пролетел незаметно. Катя так и не съела ничего. Только сок немного пила.
Нас встретил Леонид Сергеевич, папа Ивана. Катя осторожно косилась в его сторону, но руку Ивана не отпускала. Наверное, первый раз почувствовала укол ревности, что моя дочь больше тянется не ко мне.
– Привет! – Леонид Сергеевич присел перед Катей на корточки. – Я – Лёня. – Он протянул широкую раскрытую ладонь.
– Я – Катя, – осторожно назвала своё имя дочь.
Папа Ивана был крупным мужчиной, и Катя рядом с ним казалась ещё меньше.
– Пойдёмте в машину, мать уже заждалась.
Он усадил Катю на переднее сиденье, пристегнув ремнём с детским уголком. Иван открыл мне дверь и потом сел рядом. Несмотря на всю непринуждённость, какая была у мужчин при общении с Катей, я чувствовала себя скованно.
Леонид Сергеевич пытался разговорить Катю, но она больше смотрела на ёлки и разноцветные вывески с мигающими гирляндами. Всё-таки новогодние украшения раскрашивают обычный вид совсем по-другому.
– Ты как? – спросил вдруг Иван, наклонившись и взяв за руку.
Немного растерялась, но руку не убрала.
– Более или менее нормально.
– Не переживай, всё будет хорошо, – успокоил Иван. Только я не поняла, что он имел в виду.
– Мать, смотри, каких Снегурочек я тебе привёз! – воскликнул отец Ивана, пропуская нас вперёд.
– Катюша! Ягодка моя! – Надя обняла Катю, как родную.
– Надя, я Белль привезла! – выдала с порога Катя, вместо того, чтобы поздороваться.
– Катя! А «здравствуйте» кто скажет? – Но меня никто не услышал – они были на своей волне.
– Умница! Мы ей столько всего навяжем! – пообещала Надя.
– Правда? – обрадовалась Катя.
– Конечно! Ну? А вы что стоите, как неродные? Заходите. Ночь на дворе, чай попьём да поспать немного надо. Василиса, Иван, проходите! Хоть сын в кои-то веки домой приехал. Ведь ни разу не был! – попеняла ему Надежда.
– Надя, не надо ругать его! Он хороший, – заступилась вдруг за Ивана Катя. – У него Рокси умерла. Она меня защищала, а я потом плакала, – губёшки у неё задрожали.
– Да моя ты маленькая, – Надя прижала к себе мою дочь.
Я замерла. А Катя со всей своей детской непосредственностью рассказала маме Ивана, что произошло, изредка всхлипывая. Надя её успокаивала, гладя по голове. Катя не рвалась, не замыкалась, а просто делилась своим горем с тем, кто её мог понять. Мама Ивана оказалась хорошим слушателем.
– Вы хоть заявление написали? – вздохнув, спросила Надя.
– Мам, ну, конечно, написали. Там и без нас заявок хватало.
– Вот же ведь, что за люди пошли, – сетовала Надя. – Никогда не помогут! Раньше такого не было.
– Там один «свидетель», вообще, заявил, что думал, это семья домой возвращается после гулянки. Вот и не вмешивался.
– Боже! Какая семья?! Он меня толкал! – возмутилась такому предположению.
– Вот такая, – вздохнул Иван. – Решили, что ты сама падала, на ногах не держалась.
– Кошмар! Ладно, хватит ребёнка пугать. Катюша, пойдём, я покажу, где ты будешь спать, – Надя заметила, что Катя начала клевать носом, пригревшись у неё на руках. – Василиса, ты не будешь против, если постелю вам наверху?
– Да где угодно. Не хочется, стеснять…
– Ой, кого стеснять? Дом большой, что я вам и сыну места не найду?! Пойдём, Катюш.
– Мам, – потянула меня дочь.
– И мама обязательно! – успокоила её Надя.
Пожелав мужчинам «спокойной ночи» пошла за Надеждой.
– Иван ведь так ни разу и не был здесь, – вздохнула Надя, когда мы поднялись на второй этаж.
– Мама, смотри, как красиво! – воскликнула дочь, глядя в ночное небо через большое окно, которое было расположено под углом, но это нисколько не портило вид, скорее наоборот, делало необычным.
– Да, когда выключаешь свет, то видно звёзды, – сказала Надя. – Катюш, тебе нравится?
– Очень! Мам, я хочу такую же комнату, с таким же окошком! – прошептала Катя, не желая отлипать от окна.
Вот что мне ей ответить? Ведь это
