Н. Эстель
Возвращение
Сереже исполнилось двадцать пять, и первая четверть жизни была безвозвратно потеряна. Благополучно избежав службы в армии, он закончил экономический и был направлен в институт, занимавшийся подсчетами, к которым допуск имел разве что «большой дом на Лубянке». Через полгода благополучная Сережина судьба резко вильнула, и он оказался за порогом почтенного института, а заодно и родительской квартиры. Виной всему был внезапно проявившийся неукротимый Сережин нрав. Бросив работу и вдребезги разругавшись с матерью, Сережа после двух месяцев полуголодной жизни пристроился в отдел писем молодежного журнала, и приятель-геолог приютил его в двухкомнатной развалюшке на улице Фрунзе, бывшей Знаменке. Приятель девять месяцев в году проводил в поле, и личная жизнь Сережи текла без особых осложнений. Звонила мать и, не слушая его, кричала в трубку: «Ты меня убиваешь! Тебя видела на Сретенке тетя Валя, а ты с ней даже не поздоровался, дикарь! Твоих грошей не хватит даже на сигареты!» «Угу», — флегматично соглашался Сережа, голодными глазами следя за кофеваркой. «Какая девка тебя там держит?! Я ее уволю с работы, я устрою ей желтую жизнь!» «Ага», — подтверждал Сережа, нетерпеливо покачивая ногой. «Что — ага?! Ты меня не слушаешь!» «Слушаю, мам», — говорил Сережа и вешал трубку. Угрозы матери были не пустыми словами — работа в исполкоме наделила ее вполне реальным могуществом. По счастью, санкции применять было не к кому: девушки редко возникали в Сережиной жизни и очень быстро исчезали.
Сережа до двадцати трех лет жил с матерью. Об отце ему было сказано категорически: «Подлец». Сереже было уже пятнадцать, и со сказанным он не мог так просто примириться. Проявив недюжинные детективные способности, Сережа разыскал мать отца — худощавую, строгую и величественную женщину семидесяти двух лет, которую язык не поворачивался назвать бабушкой. Она обошлась с ним вежливо и как-то отчужденно. «Похож», — заметила она, бросив взгляд на фотографию в строгой ореховой рамке. На фотографии коротко стриженый, повзрослевший и серьезный Сережа обнимал за плечи свою молодую бабушку. «Его звали Алексеем, — сухо сказала бабушка. — Надеюсь, отчество она тебе сохранила?» Сережа оскорбленно протянул метрику, украденную из материнского стола. Бабушка взяла метрику, и вдруг что-то сломалось в ней, слезы поползли по мгновенно одрябшим щекам. Отец, которого звали Алексеем, погиб два года назад — разбился на обледеневшем шоссе. «В нашем роду все мужчины умирали не своей смертью», — вздохнула бабушка. Они проговорили почти всю ночь. Матери Сережа дерзко соврал, что был на вечеринке. Помогло, что бабушка угостила рюмкой наливки. Мать так и не узнала ничего. Она не знала, что из налаженной жизненной колеи Сережу выбила смерть бабушки. Тетя Женя, престарелая бабушкина дочь, отдала ему связку бумаг и зеленую картонную коробочку. В бумагах было то, что бабушка по деликатности своей не рассказала при жизни, — история того, как мать отняла Сережу у отца. В коробочке, в бархатном гнезде лежало гладкое, с темным блеском золотое кольцо, похожее на обручальное. В него была продета золотая же цепочка. «Носи на шее», — сказала тетя Женя. «Зачем?» «Ты последний мужчина в нашем роду, — величественно пояснила тетя Женя, на мгновение становясь похожей на бабушку. — Носи». Через два дня Сережа ушел с работы и из дома. Бумаги он сжег, матери не объяснил ничего. Ему было жаль ее, но простить ей отца и бабушку он не мог.
Был холодный и грустный сентябрьский вечер, и холщовую куртку, коробом стоявшую на Сереже, насквозь продирал ветер. Под рубашкой болталось в такт шагам кольцо на цепочке и билось о твердые Сережины ребра, обжигая каждым прикосновением. Сережа стискивал зубы, а ветер дул все сильнее, ероша отросшие волосы, из-за которых арбатские хиппи считали Сережу вполне своим. Знаменка превратилась в аэродинамическую трубу. Мелко трясясь всем телом, Сережа ворвался в парадное и через три ступеньки помчался наверх.
Дверь отворилась, проныв обычную песню, и Сережа ввалился в переднюю. Рука его потянулась к выключателю, и тут же он вспомнил, что утром вылетели пробки. Сережа чертыхнулся и наощупь побрел в комнату, спотыкаясь о невидимые предметы. И тут на мгновение остолбенел, потому что из-за плотно закрытой двери пробивался странный густо-желтый свет.
Сережа помотал головой и на всякий случай сильно ткнулся лбом о косяк. Стук вышел отменный, но наваждение не пропало.
— Войдите, — сказал приятный, чуть хриплый голос.
Сережа толкнул дверь. На подоконнике, среди раздернутых занавесок горела толстая полуоплывшая свеча. Человек сидел в глубоком продавленном кресле, из-за которого они с Борькой соперничали в зимние месяцы. Он был одет в длинный желтый свитер и черные брюки неопределенного фасона. Волосы у него были темные, зачесанные назад, меж колен зажата суковатая палка.
— Э-э… Вы к Борьке? — неловко спросил Сережа и тут же вспомнил, что Борька со вторым ключом от квартиры третий месяц в Джезказгане. Ему стало нехорошо.
Человек повернул к нему голову и доброжелательно взглянул темными, слегка выпуклыми глазами.
— Я в некотором роде к вам, юноша, — церемонно сообщил он. — Присаживайтесь без колебаний.
— Вы… — запнулся Сережа.
— Я совсем не то, что вы думаете, — вежливо перебил незнакомец. — Надеюсь, Кольцо при вас?
Слово «Кольцо» явственно прозвучало с большой буквы, и Сережа невольным жестом сердечника схватился за грудь.
— Так, чудесно, — удовлетворенно сказал незнакомец. — Я вижу, вы умеете с Ним обращаться.
— Да какое вам… — начал Сережа.
— Самое непосредственное, — ответствовал незнакомец. — Разумеется, я не вашего рода и не оспариваю ваших прав… Если только кто-то может объявлять права на него. Но я рад узнать, что Оно в надежных руках.
— Послушайте, — твердо сказал Сережа, — я не знаю, как вы сюда попали, и что вам нужно, но если вы немедля не объясните…
— Не спешите, юноша, — сказал незнакомец. — Разумеется, я объясню… Но не все же сразу.
— Почему? — задиристо спросил Сережа.
— Да потому что лишь божествам доступно в одно мгновение охватить взглядом века! Вы же, юноша, принадлежите к несомненно славному, но безусловно человеческому роду.
— В этом я не сомневаюсь, — буркнул Сережа. — А вы, случайно, не из этих… божеств?
Человек негромко засмеялся.
— Вы молодец, юноша. Клянусь честью, в вас ясно видны фамильные черты. И это весьма кстати. Можете именовать меня божеством, если вам так угодно. Там. откуда я пришел, меня величают магом.
— Магом? — Сережа недоверчиво оглядел желтый свитер, вытянувшийся на локтях. Незнакомец перехватил его взгляд.
— По-вашему, я должен был явиться в остроконечной шапке со звездами и при волшебном посохе? — он задумчиво покосился на свою палку. — Не знаю, не знаю… Каковы времена, таковы и маги, юноша. В Энноре ваш костюм выглядел бы весьма экзотично.
— Где?!
— В Энноре, в Мидгарде, в Средиземье, если угодно. Неплохой, кстати, перевод… — незнакомец покивал головой. — Словом, в том мире, откуда родом Кольцо.
— Это сказка — осведомился Сережа, устраиваясь поудобнее на диване. — Тогда валяйте.
— Божественный стиль, — одобрил незнакомец. — Впрочем, я бы предпочел, чтобы это было сказкой и чтоб я рассказывал ее вам у камина за чашкой чая и трубочкой. Но рассказывать сказки тому, кто владеет Кольцом Всевластья…
Сереже наконец-то стало жарко. Он расстегнул ворот куртки, дернул застрявшую молнию, но она не поддавалась.
— Кольцо Всевластья? Погодите, что-то я об этом читал.
— Правда? — искренне обрадовался незнакомец. — Вот и замечательно! Гораздо меньше придется объяснять. Знаете ли, начинать чуть ли не с сотворения Арды…
— Что такое Арда?
— М-м, — застонал незнакомец. — Может быть, опустим эти ненужные подробности? Тем более, что если все удастся, вы сами узнаете.
Сережа растерянно почесал в затылке.
— Что-то я слабо понимаю, — сознался он. — Вы хотите сказать, что вот это колечко, — он двумя пальцами выудил цепочку из-за пазухи, — что это то самое Кольцо, которое отковал Сау…
— А без имен вы не можете? — осведомился незнакомец.
— Ну знаете! — Сережа пожал плечами. — Здесь Москва, в конце концов.
— Но ведь Кольцо тоже здесь, — мягко заметил незнакомец. — И кто поручится, что Оно не привлечет за собою прочие творения… м-м… упомянутого вами господина?
Сережа откинулся, больно стукнувшись затылком о стену, сцепил пальцы на коленях. В голове у него был сумбур.
— Вы хотите сказать, что все это… существует?
Незнакомец сощурился и неожиданно озорно улыбнулся:
— Разумеется. Если уж мы с вами существуем…
