— Зачем они положили эту свеклу в салат? — произносит она мелодичным хрустальным голосом. — Никто не любит свеклу.
— Некоторые, очевидно, любят, — откликается Райен, слегка пожимая плечами, и посылает ей одну из своих наждачных улыбок, рассчитанных на сглаживание любых шероховатостей и неприятно острых углов. Такие улыбки и ухмылки он довел до совершенства и очень часто ими пользуется. Дружеская наждачная ухмылка, как Райен заметил, почти всегда помогает, даже если собеседники уже готовы порвать друг другу глотку.
Жизнь, по-видимому, преподала его невесте тот же самый урок. Вежливая мимолетная улыбка изящно скользит по ее губам, а затем женщина с очаровательным выражением легкого недоумения на лице возвращается к созерцанию отвергнутой свеклы.
Это сороковой день рождения Райена Сириса.
Он провожает свою невесту к лифту и запечатлевает на ее гладкой прохладной щеке ритуальный прощальный поцелуй. А потом отворачивается и уходит, не дожидаясь, когда двери лифта закроются. Его нареченная должна лечь в постель ровно в 11 часов вечера, так как рано утром ей уже следует быть в гимнастическом зале. Там она приступит к экзорцизму демонов ожирения, каковые могли внедриться в ее безупречный организм вместе с козьим сыром и двумя листиками аругулы. Она целиком сконструирована из рутины и привычек, его невеста, и если она не ляжет в постель ровно в 11 вечера, то, пожалуй, начнет спотыкаться и ронять на пол предметы.
Лишь только губы Райена отделяются от холодной плоти ее щеки, как он прекращает думать о невесте. Ее больше нет, она не существует.
Он возвращается в ресторан и находит свободное место в баре, заполненном модно одетыми молодыми людьми. Это превосходный, элегантный бар, его стойку, покрытую полированным цинком, оживляют вазоны кобальтовой синевы с букетиками желтых махровых маргариток. Райен ощущает прохладу цинка под локтями, пока сосредоточенно пьет.
Он думает о своих русских, его самых надежных агентах эффективности и порядка, которые сейчас работают на другого застройщика. Райен соскучился по ним, хотя прошла всего неделя с того дня, когда они покончили с мукомольной фабрикой. Ему недостает их резких, отрывистых перекличек на родном языке, запаха рабочего пота, отдающего луком. Теперь его русская бригада переделывает старый наследственный семейный ресторан (в желтых и коричневых тонах) в новый семейный ресторан (коричнево-желтоватый), который также будет передаваться по наследству.
Райен мог бы, конечно, навестить своих русских на их рабочей площадке, но ему ужасно не хочется. В том здании нет ни искорки жизни. Он не прозектор, анатомирование трупов не входит в сферу его профессиональных интересов. Райен всегда предпочитал пациентов, которые брыкаются.
Он покидает ресторан в изрядно подпорченном состоянии духа. Один из швейцаров подгоняет зеленый «лексус», и Райен сразу же врубает на всю катушку свой современный рок.
Но рок ему не помогает.
Позже, когда Райен будет валяться на грязном матрасе и хлестать паршивую водку из горлышка, он станет вспоминать эту ночь. Он вспомнит жесткие пальцы ветра, запутавшие его волосы, назойливый калейдоскоп уличных огней, запах пропитавшихся росой кожаных сидений «лексуса» и все остальное. Райен вспомнит все, потому что на исходе этой ночи он нашел ее.
«Ты переделаешь меня», — шепчет он, уткнувшись в ее надежные колени.
Но это случится позже.
А сейчас Райен колесит по городу, раздраженно барабаня пальцами по рулевому колесу. Он проезжает мимо многих своих домов в надежде, что какой-то из них внезапно позовет его, пригласит к себе, но ничего подобного не случается. Тогда он сворачивает в неприглядную часть города, опасный район, где совсем не стоит кататься по ночам, где никогда не бывало ни тихо, ни спокойно даже в самые лучшие времена для этой части города.
Персты зари, золотистые с розовым, начинают оглаживать верхушки холмов, когда Райену, который утратил ориентацию в безымянных темных проулках, приходит в голову мысль, что ему уже пора поехать куда-то. В какое-то определенное место — к невесте, например. У нее в прихожей превосходный паркет из осветленного дуба. Она подаст ему травяной чай с печеньем из овсяной муки грубого помола.
Райен резко поворачивает налево, прикинув, что так он сможет срезать путь до автострады.
И тут у него перехватывает дыхание.
Она раскинулась перед ним во всей своей красе.
Заря окрашивает белокаменные стены в нежнейший персиковый оттенок. По ее бокам рядами тянутся крошечные окошки, которые весело подмигивают ему, отражая разгорающийся утренний свет. Некоторые из окошек разбиты и смотрят на него безумным черным взглядом.
Вся она заключена в плотное зеленое кольцо из высоких, буйно разросшихся кустарников и бурьяна. Над ее главным входом тонкие стальные буквы складываются в слова: МЕХАНИЧЕСКИЕ МАСТЕРСКИЕ ВИНДЗОРА. Честная нержавеющая сталь, четкие плавные обводы, эти буквы внятно повествуют о трагедии блистательного, но несостоявшегося будущего.
Другие буквы, побольше, намалеваны масляной краской на покоробившейся фанерной планке, прибитой гвоздями к ее дверям наискосок. Это объявление, очевидно, висит здесь очень давно. Вся фанера заляпана птичьим пометом, исчеркана каракулями граффити, масляная краска пожухла и выцвела. Однако буквы все еще нетрудно прочитать, там написано: ПРОДАЕТСЯ.
Райен резко тормозит и выпрыгивает из машины. Быстрыми шагами он начинает обходить магический зеленый круг и наконец находит место, где живая изгородь пониже и не такая густая. Он разодрал штанину и заполучил глубокую рваную царапину под коленом, когда продирался и перелезал через кусты. Неважно, пустяки.
Белый известняк, определяет Райен. Но такой изумительно гладкий и нежный, какой бывает лишь кожа маленькой девочки, и вся фабрика сложена только из него. Ее конструкции из черного металла уже утратили упругость и форму, но все еще чертовски украшают облик. Скомканные пожелтевшие газеты покорно припадают к ее подножию, бутылочные осколки, во множестве разбросанные вокруг, сверкают, как рассыпанное утомленной красавицей алмазное ожерелье.
Райен нетерпеливо взбирается на полуразрушенную низкую стенку под одним из окон и жадно прижимается носом к мутному стеклу. Он как ребенок, которому пообещали показать жирафов, слонов и бегемотов.
Внутри только колоссальная пустота, которую обрамляют оштукатуренные цементом стены и подчеркивают несколько рядов квадратных чугунных опор. Тысячи, десятки тысяч кубических футов ничем не занятого пространства. На бетонном полу тускло отсвечивают лужи в радужных нефтяных разводах. Там, где из бетона торчат внушительные болты, прежде высились огромные работающие механизмы. Но теперь здесь нет ничего, кроме пыли и мусора.
Он прижимается к грязному стеклу щекой и закрывает глаза. Мысленно он видит повсюду невообразимый распад и гниение, даже в самой сердцевине прекрасных белокаменных стен. Могучие стальные балки рассыпаются в ржавую пыль. Теплоизоляция вся крошится и засеяна мышиными гнездами. Вся электропроводка вековой давности, и нитяная оплетка проводов уже практически истлела. Райен знает все это, он чувствует все это нутром.
Но он чувствует также, как солнечный свет вливается в окна и оживляет ее.
Он влюбился, он снова влюблен.
Опять.
Девушки, работающие в конторе, объясняют Райену, что они в немалом затруднении. Если это здание продается, то они не в силах установить, кто его продает. Невероятно, но ни одно физическое лицо, как только что выяснилось, не платило налогов на данную недвижимость начиная с 1963 года! И похоже, что фактически у здания нет хозяина…
Это обстоятельство ужасно шокирует помощниц окружного асессора, чьи лишенные воображения здравомыслящие натуры не способны постигнуть, как такое вообще могло произойти. Они оживленно обсуждают между собой эту непостижимую загадку, одновременно занимаясь оформлением бумаг для Райена.
«Прекратите болтовню!!! — мысленно рычит он на них. — Ее секреты не ваши, они только мои! Мои, мои, мои…»
Внезапно он замечает, что все девушки дружно уставились на него. Уж не сболтнул ли он ненароком во всеуслышанье то, о чем подумал?… Райен отирает ладонью холодный пот со лба и посылает им самую лучезарную из своих наждачных улыбок. Ладно, ничего, они все равно не поймут.
Он достает чековую книжку в кожаном переплете, и вот этот его жест девушки отлично понимают. Райен выписывает чек на полную сумму недоимок с 1963 года.
