деньги из налогов и откладывают в специальный фонд, из которого в случае необходимости нанимаются войска. И кстати, платит вам сейчас как раз Трир, а вовсе не Бопре. В общем, такая схема очень устраивает магистрат, который регулярно запускает руку в этот фонд, а вот архиепископа она устраивает не вполне.
— И чем наём нашей дружины поможет архиепископу? — мрачно спросил я, уже начиная понимать, какая роль в этой истории предназначена мне.
— Сразу скажу, что это только мои предположения, — сказал герцог. — Полагаю, что Бопре ожидал что-то вроде вольного отряда. Я бы его быстро разбил, а Бопре бы объявил, что из-за систематических растрат магистрат не обеспечил достаточной защиты города. Отобрал бы эту вольность, а заодно и ещё какие-нибудь вольности — ему там многое не нравится.
Вспоминая историю с магистратской стражей Дерпта, нельзя не прийти к выводу, что чрезмерные вольности городов — это общая проблема империи. Вот только при чём тут я?
— Надо сказать, что ваша дружина неприятно всех поразила, — продолжал Оттон. — Нас с архиепископом уж точно. Мои люди как-то сразу перестали испытывать энтузиазм насчёт похода на Трир. Победить мы, конечно, победили бы, просто за счёт численности, но одно дело выбить из города шайку голодранцев и как следует пограбить, и совсем другое — штурмовать укреплённые позиции сильного противника. Мёртвым, как известно, деньги ни к чему. А Бопре вы тоже очень разочаровали, потому что ему стало сложно объявить, что город нанял недостаточно сильных защитников.
— Ну хорошо, с архиепископом Бопре всё ясно, — согласился я, — но зачем это кардиналу Скорцезе?
— Не знаю, — пожал плечами герцог. — Это нужно спрашивать не у меня, мы со Скорцезе как бы на разных полюсах.
Да я уже и сам всё понял — кардинал узнал о том, что я поставляю золото архиепископу Рижскому, и насторожился. А тут подвернулся прекрасный случай добавить мне враждебности к сторонникам герцога, и покрепче привязать к себе.
— Что касается меня, всё ясно, — вздохнул я. — А вот зачем им пытаться затащить во всё это вас? Мне не верится, что вы так уж горите желанием пограбить, да вы и сами упомянули, что на вас давят.
— Вы недооцениваете привлекательность грабежа, барон, — опять развеселился он. — Но вообще-то вы правы, мне это действительно ни к чему. Церкви просто не нравится, что гражданская война у нас происходит как-то слишком вяло, и они решили добавить немного огонька.
— В таком случае у меня остался лишь один, но очень важный вопрос, ваше высочество, — я посмотрел на него прямо, и он встретил мой взгляд улыбкой, — почему вы мне всё это рассказываете? Вы дали мне очень ценную информацию, но в ответ не получили практически ничего. Что вы хотите от меня взамен?
— Не верите в добрых самаритян[22], барон? — усмехнулся он.
[ 22 — Притча о добром самаритянине — одна из притч Иисуса Христа, которую приводит святой Лука в своём Евангелии.]
— Я не христианин, — пожал я плечами, — и святому Луке верить не обязан.
— Такие люди бывают, — настаивал он.
— Бывают, — согласился я, — но не среди владетелей.
— С этим трудно спорить, — засмеялся он. — Возможно, я действительно кое-что у вас попрошу. Но сейчас я бы хотел поговорить о другом: вам доводилось встречаться с императором?
— У меня была с ним совсем краткая встреча. С кронпринцем я разговаривал дольше.
— Надо же, какие интересные бароны у нас в империи водятся, — хмыкнул он. — Мне говорили, а я не совсем верил. И какое же мнение у вас о них сложилось?
— Император очень болен, впрочем, это вы и без меня знаете. Но при всём том империя для него на первом месте. Кронпринц любит отца, и если бы это могло помочь отцу, он отказался бы от короны без колебаний.
— Коротко, но довольно точно, — одобрительно кивнул он. — Для Конрада империя всегда была всем. И малыш Дитер действительно отца любит. Кстати, а вы-то как раз могли бы Конраду помочь… — он пытливо уставился на меня.
— Такой вопрос поднимался, — неохотно признался я, — но я ответил, что запрещу матери его лечить. Наше семейство не будет вмешиваться в имперскую политику.
— Почему бы имперскому барону не участвовать в имперской политике?
— Я прежде всего новгородский дворянин. Если я каким-то образом участвую в политической жизни империи, то всегда как представитель княжества. Ну, в той или иной мере, — поправился я. — Барон фон Раппин в политике не участвует и совершенно нейтрален.
— Разумная позиция, пожалуй, — согласился герцог. — Хотя, наверное, было бы несколько удобнее, если бы вы и сами как-то участвовали в политической жизни.
— Помилуйте, ваше высочество, — я изумлённо посмотрел на него. — В какой роли? Каким образом может участвовать в политической жизни барон с задворок империи? Как ливонский барон, я всего лишь верный вассал епископа Дерптского, ни больше ни меньше.
— Хм, да, действительно. Хотя, если сказать честно, ваша нейтральность определённо под сомнением. Это давно уже не секрет, что вы тайно финансируете партию императора. Или, скорее, партию Скорцезе.
— Не финансирую, а имею деловые отношения, — с достоинством возразил я. — Так ведь я и вашу партию точно так же финансирую.
— Это каким образом? — заинтересовался герцог.
— Вам приходит золото от архиепископа Рижского?
— Ну, допустим, приходит, и что? — он непонимающе смотрел на меня.
— Это моё золото.
— Ваше?
— С моего прииска.
— Позвольте, барон, — сказал он недоверчиво, — архиепископ Богарт говорил, что это золото приходит контрабандой.
— Всё верно, — подтвердил я. — Я отправляю это золото контрабандой. Но, конечно же, с разрешения князя — я дворянин, а не уголовник.
— Однако! — ошеломлённо заметил герцог. — Нет, ну кто бы мог подумать, что бывают на свете такие бароны. Да и у князя Яромира, похоже, есть чему поучиться. Но раз уж мы упомянули золото — а мне напрямую вы могли бы его поставлять? Можно не контрабандой, но по той же цене, что и Богарту?
— Почему бы и нет? — пожал я плечами. — Прямо сейчас трудно сказать, какие излишки у нас будут оставаться после поставок архиепископу Рижскому, но я полагаю, что где-то от пятидесяти до ста пудов в год мы вам поставить сможем. Через месяц-другой мы определимся поточнее, и я пришлю к вам человека, который обговорит с вашими людьми все детали.
— Хорошо, присылайте, — согласился Оттон, всё ещё выглядя несколько ошарашенным. — Пожалуй, я поверю, что вы нейтральны — насколько это вообще возможно. Правильно ли я вас понял, что княжество не заинтересовано вмешиваться в наш нынешний конфликт?
— Какую-то пользу мы из вашего конфликта извлекаем, конечно. Например, мы, и я в том числе, продаём вашей партии боевую технику…
Герцог потерял дар речи. Я тоже замолчал, не понимая причин такой реакции.
— Вы делаете что⁈ — наконец, поражённо переспросил он.
— Архиепископ Бопре вам не сказал? — удивился я. — Я поставляю вам со своих заводов тяжёлые и сверхлёгкие бронеходы. Кроме того, через меня идут поставки лёгких бронеходов и боевой техники на гусеничных и колёсных платформах.
— Не сказал, — хмуро заметил он. — Но продолжайте, пожалуйста.
—… И хотя мы извлекаем некоторую выгоду из вашего конфликта, на самом деле в целом для княжества это скорее убыточно. Наши гильдии уже нервничают. В целом мы гораздо больше заинтересованы в спокойствии и нормальной торговле — ну, насколько она вообще возможна между нами.
— Что значит «насколько возможна»? — герцог немедленно уловил важный момент.
— Вам, вероятно, известно, что у нас давние трения с церковью, — пояснил я. — При этом вся наша торговля идёт через Ливонию, поэтому сделки редко заключаются напрямую, обязательно присутствуют какие-то посредники. И множество разных ограничений и пошлин с той и с другой стороны. Мы постепенно договариваемся о послаблениях, но процесс идёт небыстро.
— Знаете, барон, а возможно, у меня будет что обсудить с князем Яромиром, — задумчиво сказал Оттон.
— Так приезжайте к нам, ваше высочество, — предложил я. — Моя мать скоро выходит замуж, я пришлю вам приглашение. Там вы сможете встретиться и с Яромиром, и не только с ним. Там много кто будет.
— Хороший повод собраться? — догадался он. — Присылайте. Однако мы как-то незаметно ушли в сторону — если вы помните, мы с вами говорили о Конраде. Вы знаете, в чём состоит суть наших с ним разногласий?
— Если я правильно понимаю, — осторожно предположил я, — вы претендуете на имперскую корону.
— Не совсем так, — с грустью сказал Оттон. — Мне вполне хватает моей Баварии, я никогда не хотел стать императором. Хотя мог — я всё-таки старший сын, и ещё вопрос, у кого больше прав на корону. Но Конрад не оставил мне другого выхода — он сумел отобрать у меня Ландсгут, и дело идёт
