Платонович, — сдался Орловский. — Скажите, по крайней мере, что вы намерены предпринять в связи с наступлением испанцев?
— Важно не то, что собираюсь предпринять я, а то, что собирается предпринять Великий инка Атауальпа. А он, по-моему, собирается дождаться, пока испанцы подойдут к Теночтитлану, затем продемонстрировать свое могущество. По мысли Атауальпы, чем дольше пристыженные испанцы будут бежать до побережья, тем славнее окажется будущая победа инков.
— Но это безумие!
— Скажите, граф, вы фаталист?
— Ни в коей мере, Иван Платонович. Я герой другого времени.
— В таком случае действуйте. А я, являясь в определенной степени фаталистом, стану дожидаться, пока текущие события не превратятся в прошедшие, после чего посмотрю на конечный результат. Впрочем, шучу, граф. Разумеется, стану действовать, а именно: приложу все усилия для того, чтобы уговорить Атауальпу мобилизовать войско и выставить его против испанцев как можно скорее, пока они не добрались до Теночтитлана. Это даст время князю Андрею добраться до протечки во времени.
— Я вас понял, Иван Платонович.
По сути, разговор с Озерецким ничего не прояснил. Судьба путешественников во времени, равно судьба всей вселенной, оставались под вопросом.
Люси Озерецкая, дневник
Я вернулась домой в истерике. О Боже, мой муж мне изменяет! И это в тот момент, когда я беременна! Что теперь делать?
Натали успокаивала меня, как могла, но я продолжала рыдать, прижавшись лицом к мягкой шкуре ламы.
— Да что вы, барыня? — говорила Натали, — Разве так можно? Да это ж мужики, им бы только дырку найти, куда всунуть.
— О, Андрэ! — причитала я. — Я так тебе верила!
Я долго рыдала, а потом сделал вид, что заснула. Мне хотелось, чтобы Натали ушла, и я осталась одна, в тяжелых думах о своей дальнейшей жизни.
Я лежала на шкурах и размышляла.
Если Андрэ меня не любит, то придется возвратиться в Сыромятино, к маман. Я буду растить ребенка в гордом одиночестве. Когда ребенок вырастет, расскажу о его ненавистном отце, тогда ребенок захочет отомстить. Он найдет протечку во времени и доберется до будущей Москвы, в которую возвратится к тому времени Андрэ. Ребенок отыщет Андрэ и скажет ему, приставив пистолет к его виску:
— Как же так, отец? Почему ты бросил меня, нерожденного?
Ответить Андрэ будет нечего, поэтому он вернется ко мне в Сыромятино (какой тогда год будет?) и кинется мне в ноги, умоляя о прощении.
И вот тогда я подумаю, прощать его или нет.
А может, я не возвращусь в Сыромятино, а останусь здесь, в столице инкской империи. Буду растить сына в гордом одиночестве. Ребенок вырастет и сделается Великий инкой. Станет мудро управлять империей, по благо инкского народа. А когда вспомнит о своем отце, повелит найти протечку во времени — если, конечно, к тому времени протечки еще не заделают. Когда протечка будет обнаружена, мой сын, Великий инка, отправит в будущее вооруженный отряд, с целью обнаружить Андрэ и доставить в Теночтитлан.
Когда Андрэ под конвоем доставят сюда, мой сын, Великий инка, спросит его:
— Ты не узнаешь меня?
— Нет, не узнаю, — ответит постаревший Андрэ.
— Да ведь я твой сын!
В этот момент из потайной дверцы выйду я, по-прежнему молодая и прекрасная. Когда Андрэ увидит меня, то падет к моим ногам и станет умолять о прощении. Тогда я задумаюсь, прощать его или нет.
Хотя все это слишком долго. Сначала нужно родить ребенка, потом вырастить. И все это время я буду чувствовать себя неотмщенной. Лучше умереть сразу. Андрэ склонится над моим бездыханным телом и воскликнет, заламывая руки:
— О Люси, моя любимая! Зачем ты это сделала? Простишь ли ты меня когда-нибудь?
Потом Андрэ возьмет кинжал и заколется от непереносимого осознания того, какую ошибку совершил.
Да, так будет быстрее, наверное.
Я вскочила с ложа, в намерении действовать незамедлительно. Каким образом мне лучше умереть — так, чтобы Андрэ испытал наибольшее сожаление? Кинжал. У меня нет кинжала, и попросить не у кого. К тому же от кинжала на теле остаются некрасивые порезы. Вешаться нельзя по этой же причине — на шее останется след от веревки. Остается утопление. Тело при этом не сильно пострадает: когда Андрэ увидит мой труп, я буду как живая. И кстати, утопиться легко в нашей купальне — там меня точно вскорости обнаружат и сообщат Андрэ.
Я подумала, не сообщить ли мне о своем плане Натали, но потом решила — не стоит. Натали примется меня отговаривать, зачем мне это?
Окончательно решив наложить на себя руки, я пошла в купальню.
В купальне никого не было — время для купанья было неподходящее. Я разделась и нерешительно зашла в воду по колени. Нужно было утопиться так, чтобы мой труп не вынесло из купальни течением. Теоретически это было представимо: если бы труп опустился на дно, он мог свободно пройти между опорами, на которых держался дом. Тогда мой труп придется искать по всему озеру, но этого мне не хотелось. Я рассчитывала, что, зайдя в купальню, Андрэ сразу обнаружит мое обнаженное и бездыханное тело. Когда Андрэ заколется, кровь будет живописно стекать с мужней груди в воду. Должно получиться красиво. Поэтому я решила утонуть на ступеньках, спускающихся в воду и продолжающихся в ней.
Я легла на ступеньки, погрузилась в воду с головой и открыла рот. В раскрытый рот сразу же залилась вода и я страшно закашлялась. Я вынырнула и продолжала кашлять, стоя на четвереньках.
Тут я увидела, что не одна в купальне. Пока я честно глотала воду, в купальню зашла Эта Особа, которая смотрела теперь на меня с некоторым сомнением.
— Люська, ты что, топишься? — спросила она.
Я не выдержала и снова разрыдалась.
— Так, — сказала Эта Особа. — И что же случилось?
Давясь от слез и, я рассказала:
— Андрэ! Он мне изменил…
Эта Особа расхохоталась:
— Всего-навсего?
Я вскинулась, чтобы наброситься на нее и задушить, но Эта Особа сказала, обняв меня за плечи:
— Какая ерунда. Даже не думай. Просто выброси из головы, и завтра будешь как новенькая.
— Но я беременна! — призналась я, неожиданно для себя самой.
— Тем более не стоит топиться. Родишь ребеночка, и твой Андрей станет думать только о нем.
— Правда? — переспросила я.
— Разумеется, — ответила Кэт. — Никто вам больше не помешает, вот увидишь. Я выхожу замуж.
— Замуж? За кого? — протянула я, веря и не веря.
— За Якаки, разумеется.
— А как же… — спросила я. — Ты что, не собираешься возвращаться домой?
— Даже не знаю, подруга. И не спрашивай! Ничего не знаю, — махнула рукой
