сегодня остаюсь в холле на диване, ожидая Артема. Не хочу выходить и сталкиваться с Робертом. Ни к чему это. От наших встреч наедине я потом лью слезы.
Утыкаюсь в телефон, пытаясь отвлечься.
— Маша, — слышу голос Роберта, поднимаю глаза. — Что ты делаешь?
— Очевидно, что жду Артема, — развожу руками.
— Здесь рядом прекрасная кофейня, пойдем подождем там?
Такой простой. Словно мы легко общаемся и между нами нет этой его нерушимой стены.
— Нет, спасибо, мне здесь комфортно, — снова утыкаюсь в телефон. Не надо тут со мной заигрывать, ничем стоящим для меня это не заканчивается.
— Ты избегаешь меня?
Снова поднимаю глаза.
— Да, — честно отвечаю я. Слава богу, он не спрашивает почему. Всё очевидно.
— Нам надо поговорить.
— Думаю, что не стоит. Оставим как есть.
— Надо поговорить о твоих проблемах, — поясняет он.
А я-то, дура, подумала, что о нас.
Неисправимая идиотка. Самой от себя тошно.
Он мне о делах, а я – всё о личном.
О личном, которого нет...
Встаю, иду на выход, Роберт выходит за мной.
Останавливаюсь на крыльце.
— Кофейня там, — указывает мне направление.
— Поговорим здесь. Зачем эти церемонии?
— Упрямая, — качает головой. — Сядь тогда в машину, — щелкает сигнализацией, открывая дверь. Сажусь снова назад, чтобы быть как можно дальше от этого невыносимого мужчины.
Невыносим он, потому что я не могу быть слишком близко. Иначе расплываюсь, как мартовская похотливая кошка. А мне необходима эта дистанция.
Роберт не садится в машину, а уходит в кофейню, через несколько минут возвращается с двумя стаканчиками кофе. Садится за руль, ставит стаканчики на подставку, разворачивается ко мне. Смотрит с минуту. Странно смотрит. Как никогда раньше не смотрел. В его глазах всегда либо холод и безразличие, либо огонь похоти или ярости. А сейчас... что-то такое новое, живое, очень говорящее, только я не понимаю, о чем он говорит.
— Пересядь ко мне, — спокойно просит он, и в его голосе тоже очень много всего. Или мне так хочется думать, и я снова фантазирую.
Но пересаживаюсь.
Роберт протягивает мне кофе, принимаю. Ну, глупо истерить из-за кофе. Отпиваю глоток, смотря в окно. Мужчина молчит. Пауза затягивается.
— Что вы хотели мне сказать? — нарушаю молчание первая.
— Маш... — выдыхает, словно ему очень тяжело говорить. — Я хочу, чтобы ты всё-таки преодолела эту границу и обращалась ко мне на «ты». Мне это важно, — вдруг произносит он.
— Почему это так важно?
— Мы давно перешагнули грань этих формальностей. Когда ты «выкаешь», ты не со мной.
— А я и не с вами... Зачем нам эта иллюзия? — говорю спокойно, хотя ком в горле нарастает, запиваю его большим глотком кофе.
— Понимаешь, Машенька, по ряду причин мне очень сложно себя переломать. Я пытаюсь... Выходит, как выходит. Давай просто поговорим. Не знаю, о чем угодно. Мы никогда не разговаривали просто так.
— Вы сказали, что хотите мне что-то сообщить о моих делах. Так говорите.
— Позже, Маша. Давай просто поговорим. Ну, например, о том, что ты любишь.
— Зачем говорить о том, что вам неинтересно?
— Если я спрашиваю, значит, интересно, — раздраженный. Непонятно, на кого злится, но меня не цепляет. — Мне очень это нужно сейчас, — пытается выдохнуть, открывает окно, прикуривает сигарету, выпуская дым на улицу, откидывается на сиденье, прикрывает глаза.
— Я люблю ирисы. Цветы такие, — начинаю говорить. Если ему надо, то я дам. Я всё готова отдать, если он просит. А он впервые у меня именно просит. — Ромашки люблю. Знаете, есть такие огромные. Шоколад люблю очень, не могу без него. Артему нельзя, я прячу шоколадку у себя в шкафу и съедаю дольку втихаря, — грустно улыбаюсь. — Персики и черешню очень люблю. Музыку люблю, весну, летний дождь, когда пахнет озоном. Платья люблю легкие с широкими юбками, сарафаны, — перечисляю, смотря в окно, а самой становится отчего-то так тоскливо. Вроде все эти вещи мне доступны. — Воду люблю, то есть плавать, озера, реки. Мечтаю увидеть море и океан, никогда не была там. Животных люблю. Всегда хотела собаку, — замолкаю. Хочется сказать, что ещё люблю его, но...
— Спасибо... — мягко благодарит. — Моя очередь, что ты хочешь знать?
— Почему вы так мало уделяете время Артему? — спрашиваю то, что действительно хочу знать. — Мне кажется, он очень нуждается в вас. Он заговорил именно рядом с вами.
Роберт долго молчит, смотря в лобовое, продолжая курить. Сжимает челюсть, закрывает глаза.
— Простите, забудьте. Не нужно было мне задавать таких вопросов. Это не мое дело, — оправдываюсь, снова ощущая себя неуместной и слишком навязчивой.
— Ты здесь ни при чем. Мне сложно об этом говорить. Но я попытаюсь объяснить, если ты готова слушать.
Киваю.
— Болезнь моей супруги спровоцировали именно роды. Они словно запустили механизм, который мы не смогли остановить. Во мне возникло
