— «Раммштайн», что ли?
— Идиот!
— Ну и что?
— Если Квин услышит KBZY, он ее точно сразу купит! Диджея выгонит. И весь Томорроу будет слушать Metal Heart.
— Утопист. И потом, Квин, наверное, в Калифорнии живет.
— Нет, в штате Мэн. Морозит, типа, задницу.
— Ну и вот. Как он ее услышит?
— Чувак! Ты послушай! Я в Сети прочитал…
— В Сети, Билли?
— В Сети. Я все-таки серфер. В лучшем смысле этого слова! Ну так вот, прочитал: три года назад Квина попросили дать интервью по поводу «Затмения». Ну, помнишь такую киношку Дэнни Рубрика? И Квин, который терпеть не может летать, прыгнул в самолет и полетел к черту на рога только для того, чтобы, типа, сообщить корреспонденту, какой же все-таки гад этот Рубрик!
Ну, не «гад»…
— А вот если нам позвонить, типа, секретарю Квина, сказать, что мы из газеты и хотим взять у Квина интервью про то, типа, какой все-таки гад Дэнни Рубрик и насколько он, типа, не понимает светлый жанр хоррора? Квин прыгнет в самолет, полетит в Томорроу… А мы его тут встретим с радиоприемником.
— Билли, мы же на самом деле не из газеты. А они проверить могут.
— Чувак, у нас есть газета! Давай звони.
— «Завтра»? Ой, Билли, может не надо?
— Надо, чувак. Звони.
— Нет, чувак! Ты же знаешь, как она на меня, типа, смотрит!
— Ради такого дела! Звони. Родина ждет, чувак.
— Тебе легко говорить! У нее глаз косит.
Пенни… Больше всего она любила спиритические сеансы. И баскетбол. Пенни… Девочки из школы собирались у нее на уик-эндах, смотрели «Баффи» (в записи, разумеется) и мечтали стать ведьмами. Местные церкви, католическая и епископальная, девочек привлекали мало. Пенни исключили из Школы Христианского Наследия.
О, Пенни… А еще она писала про цветочные выставки.
Билли сказал, что я просто боюсь американских девочек, обозвал меня нехорошим словом и отвернулся.
— Сам такой, типа, — сказал я. — Мне нравятся американские девочки. Но нормальные американские девочки не забавляются с досками Уиджа!
— Чувак, Пенни на баскетболе с блокнотиком сидит. На трибуне. А нормальные американские девочки у площадки прыгают и перьями машут. Дуры. Звони давай.
Переубедить Билли мог разве что удар доской для серфинга. Желательно, по голове. Да и то, говорят, не всегда.
— Может, ее дома нет? — спросил я.
— Ни фига, Майки. Ее родители вместе с моими подались на концерт Брюса Спрингстина. А у Пенни два младших брата и одна сестра. Тоже младшая. Думаешь, мама с папой потратились, типа, на бэби-ситтера?
— Тогда, чувак, у меня тоже потрясающая идея!
— Какая, чувак?
— Пенни! Одна дома! С детьми сидит!
— Ну и?
— Давай, типа, пошутим. Где твоя хоккейная маска, чувак?
Сказано — сделано.
— Пенни, — ныл Билли, скребясь в дверь. — Пенни, не звони в полицию. Это же я, Билли! И нож у меня не настоящий. Он с убирающимся лезвием. И маску я просто снять забыл. И Майки в кустах кровью не истекает. Нет, правда.
— Тебе конец, Билли Томпсон! — ответила Пенни из-за двери. — Остаток своих дней ты проведешь за решеткой. Тоже мне, Джейсон Бэйтс!
— Майки! Чувак! Ну скажи ей, что ты на самом деле не умер!
— Беги, Пенни! Я умираю. Спасай себя, пока можешь!
— Я тебя убью, чувак!
— Вот видишь, Пенни?! Видишь?!
На вопли приехал депутат. В смысле — помощник шерифа.
Пенни вылетела из дома, затащила меня и Билли внутрь.
Сестренка идиллически сидела перед телевизором. Пенни с радостным урчанием подскочила к ней и взяла на руки.
— А где твои братцы? — спросил Билли.
— Ой! В шкафу сидят.
Пенни выпустила братцев из шкафа и снова вцепилась в сестренку. В дверь постучался депутат. Пенни, с ребенком на руках, открыла.
— Здравствуйте, мисс Миллер, — строго сказал депутат. — Что тут происходит? Где ваши родители?
— Здравствуйте, сэр. Совершенно ничего, сэр. На концерте, сэр.
— Брюса Спрингстина? А ты почему не на концерте?
— Не люблю концерты. Я однажды пыталась взять интервью у Мэрилина Мэнсона, так он мне в диктофон, э-э… плюнул.
— Диспетчер говорит, тут люди с ножами бегают.
— А это ко мне мальчики в гости пришли. На весь вечер. К Хэллоуину готовимся.
— Но Хэллоуин только осенью!
— Хэллоуин не застанет нас врасплох. Правда, мальчики?
Мы с Билли сидели на диване. Смотрели телевизор. Сопели. Ничего не поделаешь, на весь вечер так на весь вечер.
— Билли Томпсон? Майкл Пушински?
— Здра-авствуйте, сэр!
— Зачем тебе сразу два мальчика, Пенни?
— Для разнообразия.
Депутат только моргнул. Распрощался, надел шляпу, ушел.
Пенни, грозно кося глазом, повернулась к нам.
— Пенни, а ты еще пишешь для «Завтра»? — спросил Билли как ни в чем не бывало.
— Ага, пишу. А вы что, читать научились, олигофрены?
— Про баскетбол?
— Еще про цветочные выставки!
— Слушай, а почему бы тебе, типа, не взять интервью у Эдварда Квина?
— Хм-м. Электронное?
— Живое! Ты же профессионал, Пенни.
— Ну так вам Эдвард Квин и приедет в Томорроу давать интервью газете «Завтра»! А сама я в Мэн не поеду. Там лобстеры.
Билли рассказал про Дэнни Рубрика. Пенни обозвала Билли олигофреном, идиотом и торчком, но, подумав немного, позвонила редактору. Невеселая, должно быть, у редактора «Завтра» была жизнь, если ему домой звонили школьницы.
— Хочешь чаю, Майки? — спросила Пенни. — Со льдом?
Билли, гад, захихикал.
2.Ровно в одиннадцать эй эм (в смысле — утра) мы с Билли стояли в аэропорту. У нас был хороший — для захолустного городка-то! — аэропорт. Специально для инвесторов.
Билли держал в руках табличку с надписью МИСТЕР КВИН. У меня в кармане лежал диктофон. Пенни очень хотела поехать встречать Квина, но некстати подвернулась цветочная выставка.
— Гляди, чувак! — Билли пихнул меня в бок.
Прямо на нас, прихрамывая, шел Эдвард Квин. Как живой.
Сощурился на табличку.
— «Завтра»?
Я посмотрел на Билли. Билли посмотрел на меня. Кивнули.
— Очень хорошо, — сказал Квин. — Здравствуйте. Так вот, этот урод Дэнни Рубрик…
Билли что-то промямлил. Квин замолчал, посмотрел на него. Потом на меня. Я тоже что-то промямлил. Мямлить на английском, кстати, куда проще, чем на русском. Жестами объяснили Квину, что у нас машина.
Машина, конечно, была родителей Билли (которые до сих пор не вернулись с концерта Оззи Осборна). «Вольво»! Представляете?
— «Вольво»! — осклабился Квин. — М-да, машинка для настоящих экстремальных журналистов. Или это редакционная?
— Редакционная, — пролепетал Билли.
Квин с сомнением покосился на номерной знак B0RN2SURF, но промолчал. Повезли его в ресторан. По сигналу Билли я включил радио. Посмотрели в зеркальце. Квин поморщился. Билли широко улыбнулся.
— На обратном пути добьем, — прошептал он.
Квин уставился в окно. Там как раз проползал рекламный щит.
— «Миллер Лайт», — сказал Квин с выражением.
— Я сбегаю, — предложил Билли.
— Сынок, это все давно в прошлом. И к пушеру тоже не надо. Вот раньше бы…
«Пушер» — это у них так наш дилер называется. Ну, который наркотиками торгует.
— К тому же ты, по-моему, несовершеннолетний. Какое в Канзасе возрастное ограничение на продажу спиртных напитков? Восемнадцать? Двадцать один?
— Восемнадцать, — соврал Билли.
— У старших товарищей покупаете, — понимающе кивнул Квин.
Приехали, сели. Квин пил чай со льдом. Галлонами.
— Вы не подуймате чего, мистер Квин, — сказал Билли. — «Завтра» — приличное издание… типа.
Квин заржал.
— Я знаменитый писатель! Я проницаю взором сферы бытия. Не надо мне рассказывать про доблесть местных печатных органов.
Помолчали.
— Ну что с интервью-то? — поинтересовался, допивая чай, Квин.
— Э-э… Чуваки, мне надо выйти, — сказал Билли. Убежал.
Квин посмотрел на меня. Я сидел молча. Я не смотрел «Затмения».
Тогда Квин взял интервью сам у себя.
— «Мистер Квин, а что вам больше всего не по душе в фильме Рубрика?» Ну, для начала, Дэнни совершенно не понимает жанр хоррора… «Но позвольте, мистер Квин, «Затмение» многие считают классическим фильмом ужасов!» Это такой же фильм ужасов, как «Сталкер» Тарковского — фантастика! «Ух… Это что, оскорбление, мистер Квин?» Да! Курсив, ребята, сами расставите.
До меня дошло, что я диктофон не включил.
— Майки! — Пенни хлестнула меня по уху букетом. — Ох, ох, так и знала, что опоздаю…
Букет был из красивых темных роз на очень длинном стебле. Шипы огромные. Пенни мне чуть глаз не выколола.
— Добрый день, мистер Квин! — Пенни вручила ему букетик. — Вы цветы любите?
— С тех пор, как я написал пьесу про растение-убийцу — не особенно, — Квин взял букет, поморщился и, привстав, сунул его в ведерко со льдом на соседнем столике. — А ты кто такая?
