Узнаем, что скоро в Ленинакан отправляется автобус с горноспасателями из Мурманска, и в нем — два свободных места. По дороге, запруженной транспортом и техникой, автобус частенько замедлял ход, пропуская вперед машины «скорой помощи». Чем ближе к городу, тем тревожнее становится на душе. Однако даже представить себе то, что мы увидели, было невозможно — сплошные руины, горы покореженного железобетона и камня. И запах тлена. У развалин на уцелевших стульях или на узлах сидят, греясь у печек и костров, женщины, старики. И всюду уложенные в штабеля гробы.
У текстильного комбината мы попрощались с мурманскими горноспасателями и отправились на поиски городского штаба, чтобы выяснить обстановку. Но мы до него не дошли. На одном из завалов мы увидели французских горноспасателей, которые быстро взбирались по нагромождению железобетона за пожилым армянином с трясущимся, серым от щетины лицом. Песок и щебенка сыпались из-под их ног, а нам казалось, что это десятки заживо погребенных шевелятся под обломками.
Спасатели работали быстро и молча, а может, их голоса просто не долетали до нас. Но когда закричал, скорбно причитая, старик, услышали все.
Мы отошли к стене уцелевшего дома, у которого сидели вокруг костра закутанные в одеяла женщины. Они не отрываясь смотрели на руины, и в их взглядах застыло горе.
Вскоре с руин спустился молодой парень и, протянув руки к огню, сказал:
— Жену старик искал, и вот — нашел. Вроде бы даже голос ее слышал из-под обломков. Э, если родные под развалинами, то каждый камень под ногами криком кричит.
Мы познакомились. Нардис Саркисян приехал из Еревана на следующий день после землетрясения. К счастью, из его родных никто не пострадал, однако он и не подумал вернуться. И вот уже пятый день разбирает завалы вместе с группой горноспасателей из Ростова. За это время они спасли 13 человек, извлекли 27 погибших. Нет, теперь уже на одного больше.
— Почему нельзя было предупредить о землетрясении? — спрашивает Нардис. Мы объясняем ему, что ученые не всесильны.
Саркисян кивнул и заговорил совершенно о другом:
— Французы нам очень помогли. Приборы у них живых людей под обломками определяют. Почему у наших нет таких? Могли бы спасти еще многих...
Только за последние 80 лет у нас в стране произошло 19 сильнейших землетрясений. В сейсмически опасных районах живут около 50 миллионов человек. Еще памятны трагедии Ашхабада, Ташкента, Газли... А научили ли они нас чему-нибудь? В Ленинакане мы встречались с советскими и зарубежными спасателями, отчаянно смелыми ребятами, вернувшими к жизни сотни людей, и убедились в том, что в борьбе с последствиями стихийного бедствия одного мужества недостаточно.
Так началась наша командировка, самая тяжелая из всех, в которых пришлось побывать.
Ленинакан, декабрь 1988 года
Александр Глазунов, Валерий Орлов (фото), наши специальные корреспонденты
Очерк о проблемах организации спасательных работ читайте в одном из следующих номеров.
История гибели русского броненосца береговой обороны «Русалка» мне известна с детства по рассказам отца и старинным фотографиям нашей семьи. Одна из них, помню, долго висела на стене у нас в доме. Из овальной рамы, скрестив на груди руки, прямо на меня пристально смотрел флотский генерал с Владимирским крестом на галстуке. Это был мой дед Павел Иванович Рыков. В ту пору, когда случилась эта печальная история с «Русалкой», мой дед был старшим помощником командира Ревельского порта и директора маяков и лоции Балтийского моря. Так что он имел непосредственное отношение к событию, о котором я собираюсь рассказать.
...7 сентября 1893 года. Ревельский порт. Военные корабли, закончив экзаменационные стрельбы, расходились по своим базам. Так обычно бывало из года в год. Ничем не примечательным обещал стать и привычный переход в Кронштадт двух отстрелявшихся русских кораблей: броненосца «Русалка» и канонерской лодки «Туча».
Но назначенный на 7.30 уход кораблей что-то необычно долго задерживался. На «Туче» все еще не были готовы пары. А на «Русалку» командир, капитан 2-го ранга Иениш, прибыл с почти часовым опозданием. Капитан Иениш слыл на флоте офицером исполнительным, кое-кто даже считал его педантичным. Потому-то его опоздание всех немало смутило.
Поднявшись на палубу, капитан сразу прошел в штурманскую рубку. Он не вышел оттуда даже тогда, когда мимо проходил флагманский корабль «Первенец», не отдал чести адмиральскому флагу, хотя офицеры и команда были выстроены на верхней палубе. Всем распоряжался старший офицер капитан 2-го ранга Протопопов.
Странное поведение капитана было замечено. Но не насторожило: командир в последнее время нередко бывал мрачен, жаловался на сильные головные боли. Об этом вспоминали уже после катастрофы... Вот и накануне отплытия, сославшись на нездоровье, он не прибыл за предписанием к командиру отряда. Предписание и все распоряжения о переходе передал Иенишу у него на квартире командир «Тучи» капитан 2-го ранга Лушков. Лушкова тоже смутил тогда нездоровый вид капитана. Но предложение назначить временным командиром старшего офицера Иениш категорически отверг. Решил командовать сам.
Кораблям предписывалось: учитывая неустойчивость погоды в это осеннее время, сократить путь открытым морем, идти сначала в Гельсингфорс. А оттуда шхерами в Биоркэ и далее в Кронштадт. Всего-то морем полсотни миль. Идти было приказано соединенно, то есть не теряя друг друга из виду. Старшим отряда назначался командир «Русалки».
В 8.30 наконец все было готово. И по сигналу с флагманского корабля маленький караван при трехбалльном зюйдовом ветерке снялся с ревельского рейда. Первой снялась с якоря «Туча». «Русалка», имевшая преимущество хода, рассчитывала быстро догнать канонерскую лодку и по договоренности снималась второй. А ветер крепчал. К девяти часам уже развело большое волнение. Броненосец, зарываясь все глубже в волну, никак не мог нагнать лодку. Он все больше и больше отставал. Расстояние между кораблями увеличивалось. Ураган между тем достиг девяти баллов. К 12 часам, по проходе Ревельштейнского маяка, «Русалка» скрылась из виду «Тучи» во внезапно наступившей мгле.
Тут бы капитану «Тучи» Лушкову повременить. Подождать. Ведь броненосец-то только что скрылся. Мог показаться вновь. Может быть, даже рискнуть развернуться? Пойти навстречу товарищам? Ясно же было — им нелегко. Огромные волны с грохотом бьют в корму броненосца, шипя, прокатываются по верхней палубе, смывают все на своем пути. Через зазоры вокруг башен, через канатные клюзы и люки ревущие потоки устремляются внутрь, грозя залить топки... Все сообщения верхней палубы с жилой, видимо, задраены, кроме двух люков на мостике. В нижних палубах, несмотря на вентиляцию, воздуха нет. Духота. Мрак. Тяги в топках — никакой. Помпы не успевают откачивать все прибывающую воду... В таких условиях броненосец делает не более шести узлов.
Все это мог предположить, должен был знать капитан Лушков. Именно на этот случай и был отдан письменный приказ идти «соединенно».
Но... командир «Тучи» не сбавил хода лодки. Не стал дожидаться, когда во мгле вновь мелькнут сигнальные или ходовые огни «Русалки». Он продолжал плавание полным ходом. И в тот же день, 7 сентября, в 15 часов благополучно прибыл в Гельсингфорс. Один.
Тут Лушкову сразу забить бы тревогу, доложить, что ранее чем на трети пути, во время шторма корабли разошлись, потеряли друг друга из виду.
Нет. Он даже в своей телеграмме в Ревель о прибытии в Гельсингфорс ни словом не обмолвился о «Русалке»... Не явился Лушков и с рапортом, как предписывал морской устав, к командиру Свеаборгского порта.
Прождав броненосец более суток, рано утром 9-го «Туча» вышла в Биоркэ. Одна.
Первые тревожные известия о «Русалке» поступили в Свеаборгский порт поздно вечером 9 сентября. Гельсингфорсский полицмейстер сообщал, что на один из островов Кремарэ выбросило шлюпку, по-видимому, с военного корабля, с трупом матроса. Потом матроса опознали по татуировке. Вскоре из разных мест стали поступать сообщения о том, что на прибрежные острова море выбрасывает разбитые шлюпки и другие предметы, принадлежавшие «Русалке».
Сразу же приступили к розыскам. В них участвовали катера и пароходы, крейсеры и шхуны, транспорты и баркасы. Всего 15 судов. Даже яхта императорского яхт-клуба «Роксана» предложила свои услуги. Розыски, сообразуясь с направлением и силой ветров, а также с курсом, которым шла «Русалка», велись непрерывно более месяца. И лишь 16 октября из-за наступивших заморозков и свежих ветров были прерваны. Весной следующего, 1894 года были исследованы берега, сделаны траления и промеры, водолазы обследовали банки и отмели. Пробовали осматривать море с аэростата. Использовали даже так называемый аппарат Мак-Эвоя, прообраз нынешнего металлоискателя. Но, кроме обломков да четырех шлюпок, в том числе и первой с трупом матроса, ничего не нашли.
