еще было невпроворот.
Второе послание было отправлено из Венеции в марте 1952 года, но на вложенной в него открытке был вид Гейдельберга с высоты голубиного полета или туриста, залезшего на одну из крыш этого уютного городка. Надпись на обратной стороне была сделана прямыми печатными буквами, уже со слабым наклоном вниз:
«Вспомни! Ты обернулся на эту картину, когда уходил. Они все уходили».
Подпись отсутствовала.
Брянов закрыл глаза… и снова увидел перед собой бездну, как бы сворачивающуюся в невидимую во мраке воронку… они все уходили в нее… и была река… и был вулкан вдали…
Золотой багет… Широкая лестница с алым ковром…
Гейдельберг. Новая галерея…
Тогда она называлась так : «Новая галерея».
Второй этаж. Зал справа от лестницы.
Неизвестный художник. Середина восемнадцатого века.
«Тартар»… Название, по-видимому, условное.
Вереница мертвецов, переходящая вброд Лету.
Когда онпобывал там, у берегов Леты?.. Кажется, перед второй — и последней — «экспедицией» на Канары, когда строительство лаборатории уже завершилось…
Брянов прислушался к себе… Да, похоже, эта картина произвела на Риттера сильное впечатление, раз он потом долго старался не вспоминать ее… Старался — это уж точно.
Значит, Элиза ввела в код еще одну «степень защиты», и теперь оставшиеся цифры кода можно обнаружить на этом полотне… которое еще в 1952 году оставалось на том же самом месте, не погибло и не было увезено союзниками во время оккупации Германии.
Похоже, у Элизы к тому времени уже появились кое-какие сомнения… Может быть, она уже знала определенно, что Пауль Риттер мертв и теперь можно ожидать от него лишь посланника, медиума… с чужим лицом.
«Ей не позавидуешь», — подумал Брянов, представив себе такое ожидание.
С третьим конвертом он расправлялся уже лихорадочно, подозревая, что у портье может вот-вот появиться желание вызвать «скорую помощь».
«Милый! Тебе сообщат, когда я уйду вместе с ними.
Всегда — здесь и там, где мы хотели быть вместе, — твоя
Элиза.
P.S. Я пришлю тебе розу с края света».
Почерк ровный, спокойный… но совершенно не похоже на ее руку!
На открытке — Венеция весной или осенью, затопленные ступени, ряд гондол и вдали, на острове, монументальный храм с высокой колокольней. Дата: ноябрь 1964 года…
Возможно, ее письма пересылал в Стамбул из Венеции тот самый господин Клейст, ныне покойный…
Но она-то жива!
«Все! Уноси нош! — приказал себе Брянов. — Додумаешь на свежем воздухе!»
Он еще раз пересмотрел открытки, еще раз убедился, что запоминать надо не много, потом порвал их в мелкие клочки, бросил в унитаз и решительно нажал на рычаг.
Проходя мимо стойки, он остановился, старательно посмотрел портье в глаза и так же старательно поблагодарил его.
— Always welcome, sir! (Всегда к вашим услугам, сэр!) — пообещал портье.
На улице, возвращаясь в свою гостиницу по холодку, Брянов додумывал.
Элиза очень любила Пауля Риттера и стала считать его пропавшим без вести, а в 1964 году у нее от долгого ожидания появилась какая-то странная надежда… А возможно, что сначала появился один из его, Брянова, предшественников… тот самый, который продвинулся на шаг дальше Музея морских путешествий в Венеции…
Элиза фон Таннентор была жива.
Через две недели после того, как состоялось их знакомство в кафе «Фиалка», они справили ее двадцатилетие.
Теперь ей было чуть больше восьмидесяти.
Могло быть…
«Вполне возможно», — решил Брянов.
«Вполне возможно, — подумал он, — что Буэнос-Айрес не понадобится».
И еще он успел поразмышлять над тем, стоило бы или не стоило увидеть теперь Элизу фон Таннентор и что-нибудь спросить у нее… и даже передать ей привет…
Кому-то стало не по себе, и Брянов решил, что больше всего боится этой встречи сам Пауль Риттер.
Внутри Большой тайны оставалась еще одна отдельная загадка несомненно с практическим смыслом: постскриптум по поводу розы с края света…
Вплотную к тротуару, почти из-под руки, вынырнул автомобиль. Блеснув отражениями вывесок, он проехал немного вперед, посветил красными огнями габаритов, словно делая Брянову намек, остановился, и из него одновременно вышли и одновременно повернулись навстречу Брянову двое. На вид это были целеустремленные молодые клерки.
— Are you mister Alexander Brjanov? (Вы мистер Александр Брянов?) — вежливо спросил один из двоих.
— Yes… (Да…) — признал ответчик, но ему показалось, что он не успел договорить слово «yes».
Что-то похожее на снежную лавину обрушилось на него сверху, на плечи, руки будто бы сами запутались у него на спине — и всей этой лавиной его втащило внутрь автомобиля, как в воронку, и сразу же понесло куда-то среди ночных огней.
Брянов заметил, что оказался на заднем сиденье, между двух крепких тел. Он не испугался ни раньше, под лавиной, ни теперь. Ему даже стало немного смешно. Ему показалось, что весь этот внезапный вихрь, который отвлек его от серьезных размышлений и важной дедуктивной работы, случился не сейчас, а когда-то давно, и он просто издалека вспоминает событие, куда-то его уносившее, вспоминает как некую короткую и малозначимую интермедию, ничуть не повлиявшую на главное действие.
— Вот черт! — выругался водитель по-русски, и Брянов этому тоже ничуть не удивился. — «Хвост», что ли?.. Посмотри!
Оба крепких тела задвигались по сторонам от Брянова, еще сильнее стискивая его.
— Сверни! — сухо скомандовал левый тоже по-русски.
Уличные огни метнулись из стороны в сторону, и одно из тел навалилось на Брянова.
Теперь вихрь понесся с ним во тьму переулков, и тела все наваливались на него с разных сторон — и вдруг в пустой тьме вспыхнула красная стена с надписью «Coca-Cola». Это грузовичок, выскочив сбоку, перекрыл проезд.
— Мать твою! — рявкнул водитель за миг до того, как машина с визгливым скрежетом прошлась правой фарой, а потом и всем боком по железной занавеси, спасшей витрину какого-то магазинчика.
Брянов успел выставить локти — и ткнулся в угол переднего сиденья.
Тяжесть слева от него вдруг пропала, вывалилась куда-то наружу, а тело справа судорожно затолкалось, стремясь тоже куда-то деться…
Брянов опустил руки и успел увидеть только узкую перспективу переулка и одинокий фонарь — перед тем, как лобовое стекло вдруг ослепло паутиной бельма и все с хрустом рухнуло внутрь. Брянов зажмурился, услышал сильное шипение
