Византии вместе со своей возлюбленной. Брянов смутно надеялся, что в обмен на это путешествие по городу душа Пауля Риттера поделится с ним какими-нибудь тайнами и даст прямые ответы на самые актуальные вопросы: что делать и кто виноват.
Еще в Венеции он хотел было набрать телетекстом название заветной гостиницы, но, даже не слыша голоса Пауля Риттера, ясно осознал, что это будет непростительным предательством.
Утром он очень обрадовался, увидев на туристской схеме, что от гостиницы, где его поселила фирма «Павлов и К°», до «Эреджени» всего минут пятнадцать ходьбы.
Он поступил как бывалый конспиратор, уходящий от «хвоста», сделав многочасовой и многокилометровый крюк с заходом на азиатский берег и посещением Галатасарая, на высотах которого он заметил, что взирает на Золотой Рог и великий город, войдя в роль лермонтовского Демона.
Когда турецкое золото вечерней зари ненадолго покрылось зелено-светящимся полотнищем чужой веры, Брянов подошел к парадной двери старинной гостиницы «Эреджени».
На тойоткрытке был ясный день. Брянов все рассчитал: теперь, когда он оказался перед фасадом, освещенным старыми фонарями, и поднял глаза на полукруглые окна, в которых искрились люстры, никаких ужасных пустот не открылось в его памяти и никаких новых картин из этих пустот ему не явилось. Брянов действовал теперь на нейтральной территории времен и воспоминаний.
Войдя в гостиницу, он обратился к портье на английском языке. Он сказал, что на имя — и чуть было не назвал своего имени — некого Пауля Риттера должно быть оставлено сообщение. Портье углубился в какие-то пустоты под стойкой и наконец пристально посмотрел Брянову в глаза. Тот не отвел взгляда.
— Простите, сэр, как вы сказали? — вежливо переспросил импозантный черноусый портье.
— Пауль Риттер… Сообщение может храниться давно.
— Давно?.. Один момент.
Портье набрал телефонный номер и с кем-то коротко перемолвился на своем турецком наречии, успев при этом несколько раз с восточной почтительностью покивать Брянову.
— Все в порядке, сэр, — с широкой улыбкой сказал он, положив трубку. — Действительно так. Очень давно.
Брянов тоже с облегчением улыбнулся ему в ответ, но оказалось, что улыбаться еще рано.
— Прошу извинить меня, сэр, но сначала вы должны назвать код хранения.
Мучительным усилием Брянов удержал на лице улыбку и полез в нагрудный карман пиджака за записной книжкой, лихорадочно соображая, что же теперь делать.
То ли он в самом деле годился в агенты Ноль-Ноль-Семь, то ли сам Пауль Риттер сжалился наконец над бедным гонцом.
Брянов положил записную книжку на стойку, открыл ее на пустой белой страничке и, не дрогнув, начертал магический ключ: «661936».
— Благодарю вас, сэр! — сказал портье, исполнявший роль «сезама», и вновь полез под стойку.
Брянов украдкой вытер пот со лба: «Радоваться рано! Время она и здесь не оставила… Значит, проблемы начнутся на следующем кону».
Портье поднялся с маленьким гостиничным сейфом и, открыв его ключиком, положил перед Бряновым три запечатанных конверта, один из которых, изрядно пожелтевший, сразу показался архивным раритетом.
— Благодарю вас, сэр! — еще шире улыбнулся портье, принимая чаевые. — Вы можете оставить свое сообщение.
— Моесообщение?! — неконспиративно опешил Брянов.
— Конечно, сэр. Хранение сообщений в этом сейфе оплачено надолго, сэр.
— Надолго?
— Да, сэр. До конца света (Till the end of all days). — Портье был явно доволен своей шуткой.
Брянов поразмыслил.
Ему пришла в голову идея оставить послание самому себе на тот случай, если он когда-нибудь попадет «живьем» в Константинополь и испытает странное чувство, будто уже побывал тут, — то самое чувство дежа вю. Однако передумал: тень не должна оставлять следов в материальном мире.
— Благодарю вас, пока не требуется, — решил он. — Я зайду к вам в самый последний день, чтобы письма не пропали…
— Да, да, сэр! — рассмеялся портье. — Обязательно приходите. У нас ничего не пропадет.
Брянов распростился с ним, но повернувшись к дверям и увидев за ними темноту, еще раз изменил свое решение.
— Извините, где у вас туалет? — перегнувшись через стойку, тихо спросил он.
Устроившись на крышке и заметив, что обстановка до боли знакома, только «пятизвездочна» по сравнению с московской, Брянов первым делом стал разбираться с адресами и хронологией. На всех трех конвертах место назначения и получатель были: Стамбул, гостиница «Эреджени», Паулю Риттеру, «до востребования по предъявленному коду». Отправитель себя скрывал — не было даже штампа отправления, — но Паулем Риттером и его «протеже» легко угадывался по почерку. Самый древний на вид конверт соответствовал началу времен: по штемпелю значилось 19.9.1941 года. Брянов подумал, что код доступа здесь передавался владельцами гостиницы по наследству.
Он надорвал, а вернее просто отломил край этого конверта. Внутри оказалась та самаяоткрытка с полуденным видом на гостиницу, и он вспомнил только пальцы Элизы и волшебное движение ее руки в те мгновения, когда они передавали открытку друг другу. По обратной стороне, снизу вверх и наискось (вероятно, Элиза еще надеялась, что Риттер тоже сумел остаться в живых) — летели строчки:
«Дорогой! Полагаю, что тебе пора напомнить наше время. Вспомни башенные часы и милую парочку золотых голубок.
Твоя Фиалка, которую ты, наверное, еще не забыл».
Башенные часы?..
Циферблат вспыхнул в памяти — Брянов зажмурился и почувствовал, что закружилась голова. Башенные часы! Золотые голубки! 16.00! Элиза шепнула ему, указав на них: «Нашевремя…» Латунная дверная ручка в виде маленького глобуса…
Мраморный пол… Массивные дубовые стойки со стеклянными перегородками… Открытое окно… Развевающиеся занавеси… Занавеси — раньше. На пару часов раньше. Их комната. Смятая постель… Это раньше! А теперь: отделение банка «Хайер». Гейдельберг. Дата…
Невосстановима. Известно только одно: это было накануне второго отъезда на Канарские острова. Они пришли в банк вдвоем. Три четверти средств, оставшихся в наследство, и часть своих собственных сбережений Пауль Риттер перевел в этот банк. За стойкой, на видном месте, стояли напольные часы в виде ратуши с двумя золотыми голубками на портике.
В банке Пауль Риттер тоже оставил код доступа к счету. Очень простой код: 16661936, или «четыре часа пополудни шестого июня одна тысяча девятьсот тридцать шестого года». Вполне немецкая материализация сентиментальной истории знакомства в кафе «Фиалка»!
Брянов, спохватившись, взглянул на часы. Получалось, что он провел в интересном месте уже больше пяти минут, а дел
