не особенно нужны, показались всем и хватит. Через полчасика бери жену, и как-нибудь незаметно её уводи. Езжайте домой, а мы с Леной останемся здесь за хозяев приёма.
— Спасибо, господин Кеннер, — воспрял он.
— Просто Кеннер, и на ты, — мягко поправил его я. — Следи за этим, пожалуйста. Мы теперь семья, какое-то другое обращение неприемлемо. И особенно следи за этим на людях. Ладно, иди — не стоит тебе бросать жену надолго.
* * *
— Господин Кеннер! — мне мило улыбалась Славяна Лановая. Она с тарелочкой в руках отдавала должное какому-то крохотному пирожному.
— Гражданка Славяна, — я поклонился в ответ. — Прекрасно выглядите, должен заметить. Впрочем, как всегда.
— Что это вас потянуло на комплименты? — глаза у неё смеялись.
— Меня на них всегда тянет, — непринуждённо пояснил я. — Но наши прошлые встречи немного не располагали, а сейчас есть и случай, и повод.
— А вы хороши, — со смехом сказала она. — Понимаю теперь, почему женщины так высоко о вас отзываются. Не будь вы уже заняты, я бы, пожалуй, задумалась, не выдать ли за вас дочь.
— У вас есть дочь?
— Две, — утвердительно кивнула она. — Семнадцати и двадцати двух лет. Обе не замужем. Ну, вы и сами знаете, что это такое — найти мужа для одарённой дочери, — она немного погрустнела.
— Сочувствую, — я и вправду искренне сочувствовал. — Я бы желал хорошего мужа каждой женщине, но увы, мои желания мало что значат.
— Но ваша мать всё же нашла, — она посмотрела на меня с интересом.
— Эрик достойный человек, и мы рады принять его в нашу семью, — повторил я уже порядком надоевшую мне фразу.
— Но скачок и в самом деле получился поразительный, — заметила она, по-прежнему пристально меня разглядывая.
— Вот на это я смотрю в последнюю очередь, — пожал я плечами. — Меня больше интересуют личные качества. А вы сами будете подбирать дочерям мужей по общественному положению?
— Отлично парировали, — одобрительно заметила она. — Нет, конечно, я здесь полностью с вами согласна: достойного человека не так уж трудно поднять наверх, а вот никчёмного бездельника никакое положение не украсит. И я рада, что Милослава нашла спутника жизни, которого семья охотно приняла. Поздравляю!
— Благодарю вас, гражданка Славяна, — я обозначил поклон.
— Вы передали Анне Максаковой наш разговор? — неожиданно спросила она.
— Да, я написал для неё короткий доклад — пересказал ваши слова и добавил немного своих соображений по этому поводу. Надеюсь, вы не в претензии? Поскольку вы не ставили никаких условий…
— О, нет-нет, всё в порядке, — улыбнулась она. — Я ведь для того вам это и рассказывала, чтобы вы передали всё Анне. Рада, что вы меня правильно поняли.
Я внутренне ужаснулся мысли, что я мог бы поддаться жадности и не отказаться от долга, который мне предлагала Анна. Вот ещё одно подтверждение правила, которое я до этого не формулировал, но которому всегда следовал: нельзя брать что-то за то, что тебе досталось даром.
И, пожалуй, мне стоит всегда помнить ещё один момент: такие люди, как Лановая, никогда и ничего не говорят просто так. Если они рассказывают мне что-то, не требуя держать это в секрете, то скорее всего, ожидают, что я передам эту информацию тому, кто в ней заинтересован.
— Вы устроите мне встречу с Максаковой, господин Кеннер? — спросила Лановая.
— Разве я вам нужен для того, чтобы с ней встретиться? — удивился я.
— Вы, наверное, сейчас очень устали, — укоризненно попеняла мне она. — Сами подумайте — как я с ней встречусь? Запишусь на приём, как просительница? Нужен кто-то, кто организует эту встречу.
— Да, в самом деле, — смутился я. — Похоже, я действительно плохо соображаю — день сегодня просто безумный. Разумеется, я устрою вам встречу, гражданка Славяна.
* * *
— Ваше высокопреосвященство, — поклонился я. — Здравствуйте ещё раз.
Со Скорцезе мы уже виделись на официальной церемонии, но там я всего лишь представил ему Эрика и Алину, с которой ему раньше не приходилось встречаться.
— Барон! — обрадовался кардинал. — У меня не было возможности сделать вам комплимент раньше, так что я делаю его сейчас: ваше торжество организовано просто великолепно. Скажу вам откровенно: такой свадьбы не постыдился бы и владетельный герцог.
— Благодарю вас, ваше высокопреосвященство, — обозначил лёгкий поклон я. — Мы все старались — как бы банально ни прозвучала эта фраза.
— И результат налицо, — одобрительно кивнул он. — Но где же наши молодожёны? Я больше их не вижу.
— Они уже не с нами, — пояснил я. — Уехали домой.
— А! — засмеялся кардинал. — Дело молодое, понимаю.
— Так ведь и в самом деле молодое, — пожал плечами я. — По меркам Высших моя мать — совсем ещё девчонка. Её ведь и по человеческим меркам старой не назвать.
— Действительно, — задумался он. — А как же Эрик?
— Вспомните, кто моя мать. Не знаю, как у них сложится дальше, но сейчас у Эрика появился неплохой шанс прожить очень, очень долгую жизнь.
— Да, ему, пожалуй, многие позавидуют, — медленно кивнул Скорцезе. — Да я и сам бы позавидовал, не будь я тем, кто я есть. У нас не одобряется искусственное продление жизни, — пояснил он в ответ на мой вопросительный взгляд. — Мы, слуги церкви, живём столько, сколько отмерил нам Господь.
Да неужели? Насколько я знаю, в империи все дети стандартно проходят какой-то из производных курсов Тоффеля, и живут имперцы, как и мы, вовсе не до семидесяти. Да и болезни, которые насылает Господь, они ведь тоже лечат. Впрочем, я их вовсе не осуждаю — просто немного удивляюсь лицемерию, когда оно присутствует даже там, где совершенно не требуется.
— Но что мы всё не о том? — он взмахом руки отмёл неинтересную тему. — До вас уже дошли последние новости из империи, барон?
— Не припоминаю каких-то заметных новостей, ваше высокопреосвященство, — осторожно ответил я. Отчего-то у меня сразу возникло чувство, что вопрос был задан не просто так.
— Завтра император Конрад III объявит об отречении в пользу кронпринца Дитриха, и завтра же герцог Баварский Оттон XII выпустит манифест об отказе от притязаний на корону и своей полной поддержке Дитриха. Завтра в империи появится император Дитрих II. Это ваша работа, барон?
— Вы это серьёзно? — я ошарашенно посмотрел на кардинала. — Я имею в виду, насчёт моей работы?
— А отречение императора вас, стало быть, совсем не удивляет? — засмеялся Скорцезе, — Шучу, конечно, но всё же не совсем шучу, — он стал серьёзным. — Вашу роль, барон, сложно переоценить. Именно благодаря вашей идее об излечении нам удалось уговорить Конрада передать власть.
У меня было такое ощущение, будто меня стукнули по голове.
— Когда вы первый раз это предложили, — продолжал Скорцезе, — мы долго обсуждали вашу идею с его святейшеством, но всё-таки пришли к выводу, что она мало что даёт, всего лишь возвращая ситуацию к исходной. Однако вскоре кое-что изменилось — ну, вы, конечно же, помните о событиях на Юге? — и ваше предложение пришлось очень впору. Император по-прежнему колебался, но когда мы поняли, что ваша идея насчёт изъятия вольностей в новых условиях вполне работоспособна, препятствий больше не осталось. Ваш вклад поистине велик, барон. Мы даже обсуждали с его святейшеством возможность вашего награждения, но увы — даже папа не может пожаловать наградой Святого Престола язычника. Ни мир, ни клир[27] его бы не одобрили.
[ 27 — На всякий случай поясним, что под «миром» здесь подразумеваются миряне. То есть «ни прихожане, ни духовенство».]
Я почувствовал, что моя картина мира полностью рушится. До этого момента я наивно полагал, что понял все, ну, или почти все, хитросплетения имперских интриг, и тут вдруг выясняется, что на самом деле я не понимал и не понимаю вообще ничего, даже своей роли в событиях.
— Это вполне понятно, — в полном замешательстве ответил я. — У нас ведь тоже схожее отношение к христианам. — Здесь я вспомнил про Клауса фон Абенсберга и добавил: — Хотя, конечно, всегда есть варианты.
— Об этих вариантах мы обязательно поговорим чуть позже, барон, — ответил кардинал с улыбкой, которая показалась мне несколько хищной.
— Но мне представлялось, что вы с его святейшеством, как бы это сказать… не вполне взаимодействуете, — я резко ушёл от опасной темы.
— У нас и в самом деле есть некоторые разногласия, — согласился Скорцезе. — Но мы забываем о них, когда дело касается интересов церкви. Дело церкви является нашим общим делом и нашей общей целью — все разногласия касаются лишь выбора пути к этой цели. Хотя положа руку на сердце, должен признать, что мотивы некоторых церковных иерархов не столь
