её тонсен.
[*.*] – И с творчеством у неё совсем никак.
[*.*] – У неё есть свой канал, который достаточно популярен.
[*.*] – Ага. Популярен он благодаря Агдан. Если бы не она, подписчиков там было бы ноль. Вот кому интересно смотреть, как кто-то ест?
(в этот момент мама выходит из задумчивого созерцания дорамы)
– Меня беспокоят последние слова ЮнМи. – с глубокомысленным видом говорит она телевизору, словно наконец смогла понять величину обдумываемой проблемы и прийти к какому-то выводу.
– Только последние? – отвлекаясь от планшета, поворачивает к ней голову СунОк и восклицает. – У меня вообще все её слова вызывают беспокойство! А у тебя – только лишь «последние»?!
Мама, повернувшись к дочери, несколько раз озадаченно моргает в ответ.
– Согласись, специально распространять о себе нелепицы, чтобы вызвать интерес, это… – объясняет своё беспокойство мама, но не закончив фразу, так как, по-видимому, испытывает трудности с подбором подходящих слов.
– Да. – соглашаясь, кивает СунОк. – Человек, который врёт с самого начала, продолжит врать и дальше.
Мама недовольно поджимает губы.
– А она – врёт! – негодующе восклицает СунОк. – С каждым разом – больше и больше! И скрывает всё, о чём её только не спроси! Я прямо это чувствую!
– Ну, дочка… – примирительным тоном произносит мама. – У твоей сестры сложная работа… Особенность такая…
– «Особенность»? – с сарказмом переспрашивает СунОк. – Почему тогда тебя беспокоят её «последние слова»?
Мама молчит, то ли снова затрудняясь с ответом, то ли, не желая его озвучить.
– Не хочешь говорить? – спрашивает у неё СунОк. – А я тебе скажу, почему ты молчишь! Потому, что сама мне всегда говорила, – если застегнуть неправильно первую пуговицу, то дальше всё пойдёт наперекосяк! Вот почему! Если ЮнМи не прекратит врать, – это навсегда станет её жизнью! И нам придётся делать то же, что и она, если не хотим подставить себя и её! Мы втроём просто утонем во вранье! Вообще непонятно, останемся ли мы после этого семьёй или нет?!
– Дочка, что ты говоришь такое! – испугано восклицает мама, наклоняясь в сторону и махнув на дочь рукой.
– Что неправильно? – удивляется та. – ЮнМи будет обманывать меня, я тебя, ты – меня. Между нами постоянно будет ложь. Разве это можно будет называть – «семьёй»? Неправда ранит людей. Особенно тех, которые любят и доверяют.
Мама молчит, ничего не отвечая на слова дочери.
– И вообще! – продолжает возмущаться та. – Где, наконец, мой парень?! Когда она уже мне его найдёт?! Если я не хожу в университет, то я могла бы проводить время с оппой!
– Почему ты сегодня опять не пошла на учёбу? – спрашивает мама. – Ты же хотела?
– У меня ещё недостаточно решимости для этого!
– Куда же она делась? Недавно было хоть отбавляй?
– Я подумала и поняла, что её всё-таки недостаточно. – отвечает СунОк. – Надо поднакопить ещё.
– И как ты собираешься это делать? – прищуриваясь на дочь, любопытствует мама.
– Пойду гулять по магазинам!
– Магазинам?
– Да! Я заметила, что среди красивых вещей горести рассеиваются.
– Дочка… – многозначительно начинает мать.
– Должна же у меня быть какая-то компенсация! – не дослушав, восклицает СунОк. – Если у меня нет ни личной, ни общественной жизни, а есть лишь немного денег, так пусть они облегчат мои проблемы! ЮнМи всегда говорит, что деньги нужно тратить, а ты ей всегда поддакиваешь!
– Когда это я ей – «поддакивала»?
– Да всегда!
(далее следует продолжение семейного скандала с использованием всех штампов корейских дорам…)
Время действия: тот же день, вечер
Место действия: военный госпиталь, лестница эвакуационного выхода. На площадке, закинув правую ногу на перила, тем самым уподобляясь балерине у балетного станка, ЮнМи читает новости, используя сотовый телефон.
Стою, никого не трогаю, читаю добытые ЁнЭ последние сплетни рабочих будней родного агентства, но появляющийся порою на лестнице народ меня шугается. Наверное, поза для них неожиданна. Понимаю. Открываешь дверь на лестничную площадку, совершенно ничего внезапного не ожидая, а там – бац! Балерина с задранной ногой. Любой назад дёрнется. А что делать? Растяжку нужно поддерживать. Три дня праздников, за которые палец о палец, как говорится, не ударил. Безделье, оно, несомненно, хорошо, но штука опасная, поскольку затягивает. В армии же, хореографическая подготовка военнослужащих не является главным предметом заботы командования. Скажу больше – она вообще их не волнует. Поэтому, как обычно, приходится выкручиваться самостоятельно. Дождался вечера, ушёл на лестницу пожарного выхода, на котором сейчас никого не должно быть – всё равно шастают! Не понимаю, чего они сюда прутся, лифт же есть? Может – колени разрабатывают? Типа – вечерних процедур? Собственно, не жалко, пусть глазеют. Меня другое беспокоит – как бы телефон не отобрали. Больным в госпитале запрещено пользоваться гаджетами. Вот подойдёт сейчас со спины какой-нибудь медицинский майор и скажет – «а ну-ка, сангса, дайте-ка сюда ваш девайс»! И всё. Это не директор ЮСон, которого можно давить интеллектом или на понт брать. Это ж целый майор будет! Интеллект с понтами пред ним – бессильны. Только лишь уставом отмахнуться можно. Но я сейчас махрово нарушаю, поэтому и устав не поможет. И когда раздаётся звук открывающейся двери, я напрягаюсь и невольно кошусь в её сторону, при этом стараясь держать на лице покерфейс. Приходится рисковать. Ибо в моей жизни грядут глобальные перемены, поэтому нужна точная и свежая информация, чтобы попытаться хотя бы предвидеть, куда они, эти перемены, заворачивают. ЮСон, красавчик, за прошедшие три дня так и не ответил на мою эсэмэску с просьбой увидеть СанХёна. И непонятно, что это может означать. То ли, – не счёл нужным снизойти до ответа, то ли пьянствовал все праздники и просто не увидел, а может – сообщение просто не дошло. Редко, но техника сбоит. А ситуация в этом случае для ЮСона будет выигрышной. Скажет – «не видел, ничего не знаю, сама дура, нужно было челобитную лично в руки царю подавать, да при свидетелях». Поэтому я и попросил ЁнЭ сегодня заглянуть в агентство, узнать, что происходит и напомнить директору о моей просьбе.
