Черновой работы оказалось так много, что одному Москалеву к сроку было не справиться. И когда отпуск Куликова подходил к концу, Николай Иванович добился для своего помощника отсрочки от призыва на фронт.
Работа над эскизами ордена продолжалась. С 10 июня по 11 июля сначала в Техкоме, а затем у генерала Хрулева четыре раза рассматривались различные варианты рисунков. Над созданием боевого ордена работали еще три художника. В конце концов правительственная комиссия остановилась на эскизе ордена Кутузова работы Москалева, но высказала некоторые замечания и пожелания.
29 июля 1942 года вышел Указ Президиума Верховного Совета СССР об учреждении ордена Кутузова двух степеней. Первая делалась из золота, вторая — из серебра. 8 февраля 1943 года был учрежден орден Кутузова третьей степени, который также изготавливался из серебра.
Частичные изменения в орден Кутузова вносились дважды: Указами Президиума Верховного Совета СССР от 30 сентября 1942 года и от 19 июля 1943 года. В сорок третьем году орден подвергался изменениям в связи с введением орденских лент.
Орденом Кутузова I степени награждались командующие фронтами и армиями, а также их заместители и начальники штабов «за хорошо разработанную и проведенную фронтовую или армейскую операцию, в результате чего достигнуто поражение врага; за умелую организацию операции крупных соединений по борьбе с превосходящими силами противника...».
Орденом Кутузова II степени награждались командиры корпусов, дивизий, бригад и начальники штабов «за исключительное упорство в противодействии наступлению превосходящих сил врага, за умелое проведение боя в окружении с превосходящими силами противника... за организацию умелых действий своих частей...».
Орденом Кутузова III степени награждались командиры полков, батальонов, рот и начальники штабов полка «за инициативу, проявленную в проведении порученного боя и нанесение врагу крупного поражения в результате внезапного и смелого нападения...».
Всего за годы Великой Отечественной войны орденом Кутузова I степени было произведено более 660 награждений, орденом Кутузова II степени более 3300, и такое же количество награждений было произведено орденом Кутузова III степени.
Командарм
Ивана Васильевича Галанина с детства тянуло к земле, на которой он рос, к крестьянскому труду. Но судьба распорядилась иначе: как надел военную форму в гражданскую войну, так до конца дней своих с ней и не расставался...
24-я армия, в командование которой генерал Галанин вступил 10 октября 1942 года, действовала в составе Донского фронта. Ее задачей было постоянно изматывать силы противника, прорвавшегося к Сталинграду, а в нужный момент пойти на прорыв вражеского фронта. И вот момент этот настал. Враг жестоко сопротивлялся. Прорвать его оборону становилось все труднее. Подошла помощь: штаб фронта подослал танковый корпус. Но... Он подоспел с опозданием. Танки стали разворачиваться в боевой порядок, но не на тех позициях, которые им предназначались. Некоторые из них из-за изменившейся обстановки оказались под огнем противника. О случившемся срочно доложили генералу Галанину.
Командарм прибыл вовремя. Он начал было распекать генерала Маслова, командира танкового корпуса, но сразу понял, что произошла ошибка, что нельзя терять время, надо действовать, чтобы убрать танки из-под вражеского огня и вывести их на нужные позиции. Галанин строго спросил:
— Какой танк поступает в мое распоряжение? — Затем горячо добавил: — Я сам поведу корпус в атаку...
— Любой, товарищ командующий.
Галанин приказал водителю своего «виллиса» и ординарцу ехать в соседнюю балку, а сам твердым, широким шагом направился к ближайшей машине.
— Слушать мою команду,— раздалось в наушниках командиров танков.— Я — сорок пятый! Я — сорок пятый! Следуйте за мной! Курс параллельный!
Танк, в котором был командарм, рванулся с места и взял направление к высоте. В наушниках снова гремело:
— Курс, параллельный моему. Я — сорок пятый!..
Спустя два дня после этого 24-я армия, собрав все силы, повела наступление на правое крыло гитлеровской группировки, стала непрерывно атаковать врага на главном направлении. И рухнули наконец все три линии обороны врага, все три линии траншей и окопов, защищенных по всему фронту колючей проволокой, минными полями и пулеметными гнездами, дзотами и самоходными орудиями.
Враг, потеряв оборонительные рубежи, выбитый из своих опорных пунктов, отступал. В день прорыва войска 24-й армии продвинулись на восемь километров. Через два дня бойцы 24-й и соседней с ними 65-й армии ворвались в хутор Вертячий. Они вошли туда, когда на отдельных перекрестках еще топтались вражеские регулировщики, вошли стремительно... В результате прорыва 24-я армия нанесла врагу тяжелое поражение. Это было только частью великой Сталинградской битвы.
Родина достойно отметила бойцов и командиров за ратный подвиг на Волге у стен волжской твердыни. Командующий 24-й армией Иван Васильевич Галанин удостоился ордена Кутузова I степени. Председатель Президиума Верховного Совета СССР Михаил Иванович Калинин в апреле 1943 года вручил ему этот орден за № 1. Галанину было также присвоено очередное звание — генерал-лейтенант.
Григорий Резниченко
Прогулка по Стройет от Ратушной площади и обратно
— Купите для своей девушки розу,— говорит стертым голосом старик в инвалидной коляске. Он вытаскивает цветок из корзины и протягивает его прохожим:
— Превосходные свежие розы... Датчане любят цветы. Они с удовольствием разводят их дома — в горшках и ящиках. А если уж горожанин сделался обладателем куска земли в пригороде, он непременно устроит цветник или хотя бы небольшой газон у входа в дом. В цветочных магазинах, которые то и дело попадаются на глаза, вам составят букет на любой вкус и на любую сумму. Не знаю, по этой ли причине или по другим, но розы у старика покупали в тот вечер мало, хотя место для торговли он выбрал удачное — в самом начале Стройет, у городской ратуши.
Письмо в Перу
Стройет — это цепочка старинных торговых улиц в центре Копенгагена. Автомобили сюда не пускают, здесь заповедник для пешеходов. Если Копенгаген справедливо называют оживленным перекрестком Северной Европы, то Стройет, без сомнения, один из самых бойких перекрестков самого Копенгагена.
Первая волна пешеходов вкатывается на узкие мостовые утром — деловые люди, служащие и покупатели направляются в конторы и магазины. Вторая идет с приближением сумерек. Это туристы из окрестных отелей, подолгу разглядывающие витрины, подгулявшие компании, парочки и одинокие зеваки. В людском потоке, где разнообразие языков спорит с разнообразием одежд, образуются водовороты и островки. Гуляющие останавливаются, островки тают или растут в зависимости от интереса публики к тому, что ей предлагается.
Через каждые двадцать-тридцать шагов дуэты и трио распевают греческие, турецкие, арабские песни, наигрывают шлягеры конца сороковых годов и вальсы Штрауса. Звуки гитар, мандолин, скрипок, флейт, губных гармоник и нестройные голоса певцов наслаиваются друг на друга, отражаются от стен и гаснут в беззаботной толпе. На днищах футляров, брошенных на тротуар, поблескивают монеты.
У витрины модного магазина, с большой фотографией Мэрилин Монро в распахнутой шубке, на тротуаре сидят две чернявые девушки. Перед ними — обтянутые бархатом листы фанеры, на них рядами, подобно жукам в коллекции энтомолога прикреплены пластмассовые брошки, заколки, подвески. Дешевые украшения, сработанные где-нибудь в портовых кварталах Эстербро, ненадолго останавливают внимание прохожих.
А девушки ждут удачи, ждут терпеливо, как и другие продавщицы пластмассовой бижутерии, расположившиеся на Стройет. Вот одна, облизнув кромку конверта, запечатывает письмо. На мгновение конверт оказался повернутым ко мне лицевой стороной, и я успеваю прочитать крупную надпись: ПЕРУ. Далеко же залетела дочь гордых инков в поисках счастья...
И тут я вспомнил, что еще в Шереметьеве, войдя в самолет, обратил внимание на несколько пар. Рядом с рослыми скандинавами сидели, забравшись с ногами в кресла, девушки, чье происхождение из Юго-Восточной Азии не вызывало сомнений. С одной парой я опять столкнулся в копенгагенском аэропорту.
Полицейский чиновник раскрыл два паспорта и что-то спросил. Мужчина произнес в ответ:
— Бангкок.
Чиновник покосился на блестящие побрякушки его спутницы и шлепнул штемпеля в паспорта.
Новоявленная фру Хансен или Нильсен въезжала в пределы своего нового отечества, где добродушная корова-кормилица обещает с рекламных плакатов молочные реки. Восточную красавицу явно не смущало то обстоятельство, что случайный турист купил ее, как экзотическую игрушку, которую он со временем заменит на другую...
