Элой скептически хмыкнул.
На экране появилась главная площадь столицы, заполненная людьми.
— Смотри-ка! — удивленно воскликнул Хосе. — Сколько народу собралось! Тысячи! Вот уж не ожидал, что у Коротышки так много сторонников.
— Да это и не сторонники вовсе, — возразил брату Элой. — Святая простота! Знаешь, кто там на площади? Государственные служащие, которых пригнали туда под страхом увольнения с работы. Так всегда делается в подобных случаях.
В установленной на помосте будке из пуленепробиваемого стекла появился диктатор. Он заговорил, с каждым словом все больше распаляясь.
— Меня не страшит гражданская война в Никарагуа! — кричал он в микрофон. — В случае чего я сам с ружьем на плече приму участие в борьбе. До 1981 года, до новых президентских выборов, я не уйду со своего поста ни за что на свете. Зато могу вам обещать: после восемьдесят первого я оставлю политику.
Затем диктатор заверил слушателей, что в президентских выборах смогут принять участие все ныне запрещенные партии. Сообщил, что будет разработана система социального обеспечения для крестьян. И так далее, и тому подобное.
— Кого он думает обмануть своими обещаниями? Перемены нам нужны сегодня. Сегодня, а не завтра, — зло бросил Элой и выключил телевизор.
Он оказался прав. В тот же вечер антидиктаторские народные выступления состоялись в Манагуа, Леоне, Хинотепе, Дирьамбе и других городах. Одновременно партизаны активизировали свои действия в горах Сеговии. А центром сопротивления диктатуре стал в эти дни — так уж получилось — маленький городок Масая, где волею случая оказался Элой Монтехо.
Вечером 26 февраля с улицы примчался Хосе.
— Восстали монимбо! — радостно крикнул он брату.
Несколько тысяч индейцев племени монимбо, в основном ремесленники и рабочие, обитали в квартале Сан-Себастьян, в юго-западной части Масаи.
Накинув рубашку и на ходу застегиваясь, Элой бросился к двери.
— А ты куда? — прикрикнул он на младшего брата. — Сиди дома.
В квартале Сан-Себастьян улицы были запружены индейцами. Они вооружились палками и мачете. Кое у кого были самодельные гранаты и бутылки с зажигательной смесью.
«Не слишком надежное оружие против винтовок и пулеметов», — печально подумал юноша. Сам он, правда, перед отъездом из Манагуа достал с помощью друзей небольшой — «дамский» — пистолетик, который сейчас приятно оттягивал карман.
На площади, названной недавно именем Педро Хоакина Чаморры, монимбо разбирали булыжную мостовую и складывали камни в кучу — тоже оружие. Из досок, листов жести, сломанной мебели сооружались баррикады. Раздавались звуки флейт и «тамборов» — национальных музыкальных инструментов монимбо. Индейцы, темпераментные, веселые по природе, готовились к схватке как к празднику.
— В город проникла группа партизан под командованием Камило Ортега, — прошептал, подойдя к Элою, знакомый ему одноклассник Хосе.
— Группа партизан?
— Несколько человек всего. Но зато с ними Ортега — знаменитый партизанский командир.
Ночью в Масае загорелся бар-ресторан «Ла-Перла» — собственность одного из офицеров Национальной гвардии. Вспыхнули дома некоторых видных сторонников диктатора. В завязавшейся стычке с армейским патрулем погиб девятнадцатилетний Франсиско Лопес Диас, рабочий. Утром монимбо вывесили на пожарной каланче приспущенный национальный флаг — в знак траура по убитому. Хоронить его вышли тысячи людей. Ближе к вечеру к восставшему городу были стянуты шесть батальонов пехоты и бронеотряд. Над Масаей закружили вертолеты и самолеты.
На баррикады посыпались «горчица» и бомбы со слезоточивым газом. Броневики открыли артиллерийский огонь. Прижимаясь к стенам домов, солдаты пошли в атаку. Раздались звонкие разрывы осколочных гранат, словно удары гигантских литавр, перекрывавшие винтовочные выстрелы. Клубы газа, стоны раненых — кромешный ад. Элой палил из пистолета, перезаряжал его и снова нажимал на спусковой крючок. Он сражался бок о бок с партизанами из Фронта национального освобождения имени Сандино. Вооруженные лучше восставших индейцев, сандинисты стойко обороняли свою баррикаду от штурмовавших ее гвардейцев даже тогда, когда почти все монимбо уже укрылись в близлежащей церкви и в колледже монашеского ордена палестинцев, куда солдаты ворваться не решались. Но силы были слишком неравные. Сраженный пулей, упал Камило Ортега, командир. Кончились патроны у Элоя и других защитников последнего редута. Нужно было уходить.
Наутро начальник военного округа, включающего в себя Масаю, полковник Адольфо Солис докладывал Сомосе по телефону: «Законная власть в городе восстановлена. Индейский квартал Сан-Себастьян почти полностью разрушен. Среди восставших — десятки убитых и сотни раненых».
Ночью первого марта Элой осторожно выбрался из церкви, где нашли убежище уцелевшие защитники баррикад, и боковыми переулками пробрался к дому. Хосе огорошил его страшной новостью:
— Одному мальчику из нашего класса отрубили кисти рук. Представляешь?
— Кто?!
— Национальные гвардейцы.
Его схватили на баррикадах. Его и еще девятерых школьников. И всем отрубили руки!
— Негодяи, — разбуженный их шепотом, сказал отец. Мать заплакала. А потрясенный Элой Монтехо молчал, сжав зубы. Он думал: «Сомоеа чувствует свою безнаказанность. Он и впрямь сейчас сильнее, чем мы. Но это не значит, что борьба безнадежна. Нужно бороться. С преступником, по приказу которого калечат детей, нужно сражаться, не жалея жизни».
В этот вечер он решил уйти к партизанам, в горы. Доучиться в университете можно будет и потом, после победы.
Приехав в Манагуа, Элой разыскал одного своего старого товарища, который был, как он догадывался, не то коммунистом, не то членом какой-то другой левой организации.
— У тебя нет никаких связей с сандинистами? — спросил он напрямик, рассказав о своем намерении присоединиться к повстанцам.
Ответа в тот же день он, естественно, не получил.
Через неделю состоялась встреча с представителем Фронта, и то, что услышал Элой, оказалось для него совершенно неожиданным.
— Нам сказали, что вы увлекаетесь журналистикой. Печатались даже. Нам такой человек очень нужен. Скоро выйдет в эфир первая партизанская радиостанция, коротковолновая, разумеется. Называться она будет «Радио Сандино». Требуются люди, которые могли бы писать, редактировать тексты.
— Но я бы хотел...
— С оружием в руках? — улыбнулся подпольщик. — Я вас понимаю. Но каждый должен быть там, где он нужнее всего... Вы согласны на наше предложение?
Так Элой Монтехо стал партизанским журналистом.
«Радио Сандино» заработало в июне этого года. Вместе со своими товарищами — работниками этой передвижной радиостанции, которую возят с места на место на мулах, — Элой рассказывает соотечественникам о преступлениях Сомосы, о борьбе против диктатуры, которая продолжается и в Манагуа, и в Масае, и во многих других местах небольшой латиноамериканской страны Никарагуа.
Он и сегодня там, в горах Сеговии.
Валентин Машкин
Зачем кому-то надо взбираться на высочайшую гору мира Джомолунгму, или на самые высокие горы Северной и Южной Америки Мак-Кинли и Аконкагуа, или на африканскую Килиманджаро, или на европейский великан Монблан? Зачем пересекать с севера на юг ледяные просторы Гренландии? Зачем упорно стремиться — да еще в одиночку — к Северному полюсу? Ведь любое из этих предприятий неминуемо связано с опасностями, нечеловеческими усилиями, муками душевными и страданиями физическими. Любое ставит условием риск для жизни.
Для тех, кто взбирается на головокружительные кручи, пересекает мертвые пустыни или безжизненные льды, пускается в одиночные океанские плавания, лишен смысла сам вопрос «зачем?». Некоторые не отвечают на него вовсе, некоторые все же поясняют, как это сделал японский путешественник Наоми Уэмура: «Непокорная природа бросает нам всем вызов. Я расцениваю это как вызов лично мне».
Перечень высочайших вершин приведен здесь не напрасно: это горы, которые Уэмура поочередно покорил, готовясь к своей Главной Цели. Того же ради он проплыл шестьсот километров по коварным водам Амазонки, осваивая надувную лодку — спасательное средство. В одиночку прошел пешком по Японским островам с крайнего севера на крайний юг: поход в три тысячи километров занял у него пятьдесят два дня. Год прожил среди гренландских эскимосов, постигая законы Севера, искусство езды на нартах и премудрости «языка», на котором погонщики объясняются с ездовыми собаками. Наконец, совершил на собачьей упряжке — опять-таки в одиночку — сложнейшее путешествие в двенадцать тысяч километров из Гренландии па Аляску, потратив на это восемнадцать месяцев. Поход в канадском Заполярье завершился летом 1976 года. В перспективе вставала, обрастая уже конкретными планами, Главная Цель: Северный полюс.
