ЦГАЛИ, ф. 268, оп. 1, ед. хр. 63, 1978. 17/XI-31 Директору Государственной публичной библиотеки [18]
Культсектор ГБДТ настоящим обращается к Вам со следующей просьбой: театром начата работа по постановке пьесы М. Булгакова «Мольер». Для работы над этой пьесой необходимы разного рода материалы (иконографические, критические работы, разного рода исторические исследования), освещающие: а) век Людовика XIV; б) самого Людовика XIV, театр XVII века; в) жизнь самого Мольера…
Материалами будет пользоваться исключительно режиссура, причем Культсектор ГБДТ берет на себя обязательство материалы из кабинета политпросветработы театра не выдавать и берет на себя целиком ответственность за эти материалы…
Зав. Культсектором /С. Абашидзе/
Консультант /Б. Мазинг/Такое же письмо с просьбой об иконографических материалах и помощи «опытными специалистами» в деле устройства выставки «Мольер и его время» С. Абашидзе и Б. Мазинг отсылают и директору Эрмитажа.
Да, расчет был на подробную работу с большими материальными и художественными затратами. Расчет был на премьера и традиции блоковских времен. Вот что значит лаконичное сообщение Чеснокова: «Мольера играет Монахов». На Булгакова делалась ставка, и, судя по письмам в Эрмитаж и Публичку, дирекция была почти убеждена, что спектакль состоится.
Сергей Константинович Абашидзе – театровед и музейщик, «изучал» нового зрителя. Он был создателем и директором театрального музея в БДТ (1929–1935). Он же первым руководил театральными журналами «Еженедельник Академических театров», «Театр» и «Рабочий и театр». Позже, очевидно, вслед за Шапиро, перешел в Мариинский театр и там снова руководил музеем. Абашидзе – тоже своего рода Лагранж. Он хорошо знал, о чем следует умолчать, а что – выписать курсивом.
«Пользуюсь, кстати, случаем, чтобы подчеркнуть, – сообщал читателям своей книги Монахов
, – что самая инициатива издания моих воспоминаний и организация всей этой сложной работы полностью принадлежит музею театра и персонально С.К. Абашидзе» [19] .
Нужно сознаться, что к этому петербургскому грузину Р. относился с особой приязнью, так как именно он первым предложил назвать Малую сцену БДТ именем Александра Блока.
Ну да, дело не вышло ни у Абашидзе, ни у артиста Р. …
Но ведь старались же [20] …
Первой режиссерской работы Юрского в БДТ – «Фиесты» Хемингуэя – Товстоногов не принял.
Тогда Юрский снял «Фиесту» как телефильм.
Тогда Товстоногов сказал: «Это самодеятельность… зря он занялся режиссурой», – и заявил Юрскому напрямик: «Вы хотите создать театр внутри нашего театра. Я не могу этого допустить» [21] .
Тогда возникла опасность, что Сережа может уйти.
Тогда Гога вызвал его «и сказал вдруг очень кратко и прямо: “Давайте забудем всю историю с «Фиестой» Назовите пьесу, которую вы хотите поставить, и я включу ее в план сразу”» [22] .
Это было похоже на сцену из «Мольера».
Л ю д о в и к. Твердо веря в то, что в дальнейшем ваше творчество пойдет по правильному пути, я вам разрешаю играть в Пале-Рояле вашу пьесу «Тартюф». М о л ь е р (приходя в странное состояние). Люблю тебя, король!.. (В волнении.) Где архиепископ де Шаррон? Вы слышите? Вы слышите? [23]
Назавтра Юрский назвал «Мольера»…
В историю с «Фиестой» артист Р. оказался плотно замешан: и в театре, и на телевидении он играл Роберта Кона, влюбленного в Брэт Эшли.
В театре он влюблял себя в героиню Зины Шарко, а на телевидении – в Брэт Наташи Теняковой.
То ли Зина сама отказалась от телеверсии, то ли вышло как-то иначе, Р. не уловил. Но то, что это было непростое время для Сергея, Наташи и Зины, кое-кто чувствовал. Здесь выходила своя тайна, точно так же, как с не допущенной до сцены «Фиестой»…
Входя в свою роль, артист Р. сильно ревновал героиню к соперникам Кона – Джейку Миши Волкова и Майклу Славы Стржельчика.
Ярость ревнивца-Кона, писателя и боксера, слепила ему глаза и на том самом показе, когда все играли с полной выкладкой, а Мастер ни разу не хмыкнул, Кон-Рецептер, нанося сокрушительный апперкот Майклу-Стржельчику, вскользь задел его по руке, и стекляшка Славиных часов звонко брызнула в сторону Гоги…
Нет, нет, Р. бил, как положено, мимо, Стриж, как положено, защищался, но в последний момент слишком высоко поднял левую руку…
Через много лет на поминках Миши Данилова, который играл в «Фиесте» Монтойю, стали вспоминать одно за другим…
Со дня его смерти прошло больше года, а урну с прахом привезли из Бостона только сейчас, чтобы положить в материнскую могилу…
Р. запомнилось новое в Сереже Юрском.
Как внятно он прочел за столом знакомую молитву.
– Внезапно Судия приидет, и коегождо деяния обнажатся, но страхом зовем в полунощи: Свят, Свят, Свят еси, Боже Богородицею помилуй нас…
Говорили о Мише, как его не хватает, о том, что приходит время воспоминаний, и Р. внезапно сказал, что мемуар надо бы как жанр упразднить, мол, что угодно, только не мемуар, где все и всегда так уважают себя и любят, все я да я…
– А все-таки этот жанр читают, – сказал Юрский.
– Я говорю о себе, – сказал Р. – В себе хочу его упразднить. Это надо выстраивать по-другому… Как прозу… Надо над собой смеяться, вышучивать себя… Тогда возникнет дистанция между тем, кто пишет, и тем, каким он был тогда…
– Над собой смеяться? – переспросил Ю., и тут получилась пауза. – Когда другие – понятно.
Тогда Р. спросил его о «Фиесте»:
– Почему не пошел спектакль?..
Сергей начал отвечать, и стало ясно, что он об этом много думал.
– Ты помнишь, как повел себя Гога после премьеры? – Р. ответил «Нет», и Ю. продолжил: – Он вообще ничего не сказал. Весь прогон сидел мрачный. Потом: «Спасибо артистам. Завтра поговорим», – встал и ушел. Но ни завтра, ни послезавтра разговора не было. Наконец позвал в кабинет. «Сережа, это оказалось более готово, чем я думал. Но есть вещи совершенно невозможные». – «Что же, Георгий Александрович?» – «Волков в роли Джейка. Это недопустимо», – Сергей помолчал. – По-моему, он мотива не мог придумать…
– А может, ему правда не понравилось, – сказал Р. – Я тоже не пришел в восторг. – Миша Волков был еще жив, и Р. продолжал его ревновать то ли к Брэт, то ли к роли Джейка.
– Ну что ты, – сказал Ю. – Внешность такая…
– А тебе он не предлагал играть? – спросил Р.
– Да, он сказал: «Вот если бы это делали вы…» Но он же запретил мне играть в своем спектакле… С этого началось…
– И что же ты? – спросил Р. Когда он выпивал, особенно днем, ему хотелось разглядеть прошлое острей, чем на трезвую голову.
– Но он мог хотя бы сказать о двух составах, сделать какие-то оговорки…
– В этом случае ты поступил как романтический герой, – сказал Р.
– Он не хотел давать шанса, – сказал Ю. – На моем веку такого вообще никогда не было. Он всегда находил что сказать режиссеру, что-то поддержать, кого-то похвалить… А тут…
Вышло так, что на Мишиных поминках многие хвалили «Фиесту», которая недавно снова прошла по телевизору, Барышникова-Тореадора, Данилова-Монтойю, Борю Лёскина, который сыграл зрителя на корриде.
И Дина Шварц тоже хвалила многих, не обойдя и отщепенца Р.
И тогда он задал ей тот же вопрос:
– Дина, почему спектакль не пошел в театре?
– Как, вы не знаете? – удивилась она, как будто речь шла о чем-то давно известном и всем понятном. – Из-за Зины Шарко. Она вообще не понимала эту роль. «Она плохая, Брэт, просто плохая!» Я говорила ей: «Зина, так нельзя, это – комсомольская точка зрения!» А она свое: «Плохая – и все!..»
– Вот и пойми вас, – сказал поддатый Р. – Гога сказал, из-за Миши, вы – из-за Зины, а Зина говорит, спектакль Гоге просто понравился…
Все помолчали. Гоги не было в живых, и вопросы к нему вяли в редеющем воздухе…
В отношениях театра и автора возникла обширная пауза, насыщенная драматическими событиями, о которых Булгаков ничего не знал.
Нижеследующие три письма, как мы уже знаем, были опубликованы малым тиражом в сборнике Пушкинского дома [24] , однако в контексте нашего повествования их необходимо повторить…
Надеюсь, к этому моменту читатель успел понять, что в виду исторических обстоятельств и невоздержанности характера роль ученого публикатора артисту Р. явно не удалась, и он решил не стеснять себя правилами.
ЦГАЛИ, ф. 268, оп. 1, ед. хр. 63.
4. II. 1932 г., Москва
Дорогой Рувим Абрамович!
Я, к сожалению, давно что-то не получал писем из БДТ. Надеюсь, что все у Вас живы и здоровы?
Мне было бы интересно знать, как обстоят дела с «Мольером». Напишите, будьте добры, мне спешно.
Что касается меня, то загружен я работой сверх головы. МХТ срочно возобновляет «Дни Турбиных» (об этом, впрочем, Вы, наверное, уже знаете), а кроме этого, «Мертвые», а кроме этого, на днях должны начаться репетиции «Мольера», а сверх всего этого многоэтажная постройка «Войны и мира».
