Леона. ТВОЮ-Ю… МАТЬ! Стоило мне к плите повернуться, как тебя и след простыл! Ты все телек смотришь, а я, чтобы праздничный обед приготовить, полдня на магазины и плиту угрохала.
Билл. Жаркое с овощами.
Леона (задушевно, нараспев). Жаркое из барашка со свежими овощами с «Фармерз Маркет», приправленное лавровым листом и тимьяном.
Билл. Жаркое.
Леона. Установила в трейлере маленький банкетный столик, достала бабушкино серебро, кружевную скатерть, хрустальные подсвечники с серебряным узором в виде виноградной лозы, надраила их до блеска, все как положено, свечи поставила по бокам моей единственной вазы с одной только что распустившейся розой — талисманом, ну прямо как на фото в журнале «Дом и сад». Оказывается, я сама с собой разговаривала, пока у плиты возилась. Открываю я холодильник, чтоб достать студень с томатами… «Ну вот, готово», — говорю. Вхожу я и что вижу: телевизор и настежь открытую дверь; в голове начало путаться, тут я граненый графин с бургундским и грохнула. С импортным.
Билл. За бутылочкой пошел. Ты дрянь купила, хоть и импортную. Уткнулась в свое жаркое и кричишь: «Самое дорогое покупала».
Леона. Не сказал ни слова и даже записки не оставил. Взял и исчез! Разве так поступают? Куда тебя понесло?
Вайлет. Билл сегодня что-то не в настроении, Леона. Оставь уже его в покое.
Леона. Не в настроении уже двое, и у одного оно нарочно испорчено! Это твой чемодан? Опять выгнали, то есть выселили? Уличная аристократка? Хотите анекдот про двух таких «аристократок» из Дублина? Сегодня в магазине слышала. Одна из них, вся из себя, входит в паб и говорит бармену: «Два джина для двух аристократок». Он оглядел ее с ног до головы и говорит: «А вторая где?». — «А вторая — в канаве, отдыхает».
Никто, кроме нее, не смеется.
А я-то думала, рассмешу вас. (Подсаживается к Вайлет и Биллу.) Посмотри-ка на свои ногти, милая моя.
Вайлет. Сама знаю, что лак сходит.
Леона. Вот именно! Всю грязь видно.
Вайлет прячет руки под стол.
Бог ты мой, не будем, не будем больше говорить о таких пустяках. Чепуха все это.
Вайлет молчит.
Извини, я отлучусь на минутку. Пойду вон с той машиной разберусь, а тебе — вот лак для ногтей, оранжевый… Не унывай. А лучшее средство против уныния — это гильотина.
Вайлет. А я и не унываю.
Леона (смеется). Тогда извини. (Подходит к музыкальному автомату.) Надеюсь, никто не будет возражать против музыки, которую я буду проигрывать сегодня целый вечер. Понравится она кому-то или нет. (Наклоняется к автомату и ищет нужный номер на указателе «Классические мелодии».) Рок? Нет! Популяр? Нет! Классические мелодии? Да! Какой же номер? Какой же?
Вайлет. Нет у меня никакой тоски, пусть все знают. (Опускает руку под стол и начинает ею орудовать.)
Билл. Сама в тоске… И на других ее нагоняет. (Сидит на стуле, раскинувшись. Смотрит на Леону. Говорит не громко, но отчетливо.) Не дурно, а? Добро что надо. Свое.
Монк включает радио. Слышен только шум.
Леона. Выключишь, когда я… (Чувствует перемену в настроении сидящих за передним столом. Глаза ее широко раскрываются. Руки сжимаются в кулаки. Делает несколько шагов по направлению к столу, садится на корточки и заглядывает под него. Резко, как выстреливая.) ТЫ-Ы-Ы… ТВАРЬ! (Бросается на Вайлет. Та вскрикивает и подскакивает, опрокидывая стул.)
Монк. Держи ее!
Билл удерживает ее, загораживая своей массивной фигурой Вайлет. Он держит ее за плечи и ухмыляется в лицо. Следующие реплики звучат почти одновременно.
Леона. УБЕРИ РУКИ!
Монк. Не отпускай ее, ни в коем случае не отпускай!
Леона. Маккоркл, Я СЕРЬЕЗНО ТЕБЕ ГОВОРЮ!
Монк. Прижми ее к столу!
Во время этой сцены Монк выходит из-за стойки.
Ошеломленная Вайлет поворачивается кругом, затем вбегает в женский туалет.
Леона наступает Биллу на ногу. Тот вскрикивает и на секунду отпускает ее. Только Леона делает рывок, как Билл со всей силы бьет ее по заду. Она оборачивается, чтобы дать ему сдачи, и в этот момент Монк хватает ее сзади. Леона бьет его по голени, а Биллу достается удар шляпой прямо по лицу.
Билл (протирая глаза). Вот черт, прямо…
Монк. Не потерплю никаких потасовок в моем заведении! Ни при каких условиях! Кто бы тут ни находился! Кто бы тут ни был!
Неожиданно все замолкают, секундная пауза во время «корриды».
Леона (сдержанно-проникновенно, пытаясь задеть Билла за живое. Прямо ему в лицо). КАК ТЫ ПОСМЕЛ? Заниматься с ней этим! В моем присутствии?.. НА ЛЮДЯХ!.. В БАРЕ!
Билл. Подумаешь! Прямо в глаза мне попала своей…
Леона (демонстративно поворачивается и кричит). ГДЕ же она? Куда убежала? (Не получив ответа — из женского туалета не доносится ни звука — устремляется к лестнице.)
Монк. Наверху никого нет! Отойди оттуда.
Вайлет начинает хныкать.
Леона. А! В ЖЕНСКОМ туалете заперлась! Смени табличку на этой двери.
Монк. Я в своем заведении обслуживаю приличных мужчин и женщин. (Нервничает.)
Леона. Приличных мужчин и… кого?
Монк. Приличных женщин.
Леона. Да перестань. Какое может быть приличное заведение, если ты пускаешь… таких? Приличная женщина? И он? Приличный мужчина? (Указывает рукой в сторону женского туалета, потом — на Билла.) Есть же предел…
Монк. Согласен. Только отойди…
Леона направляется к женскому туалету. Монк преграждает ей путь.
Леона откидывает назад голову и разражается громкой пророческой тирадой. В ее голосе весь человеческий гнев и протест.
Хватит хулиганить…
Леона (принимая героическую позу; прямо Монку в лицо). КТО ТАКАЯ ПРИЛИЧНАЯ ЖЕНЩИНА, Я УЖ ТОЧНО ЗНАЮ! Это женщина, уважающая себя и которую уважают другие! НО УВАЖАТЬ ЕЕ? КОГДА ОНА ЗАПЕРЛАСЬ ТАМ И ПРИЧИТАЕТ? За что?.. Она ни капельки себя не уважает и правильно делает! И винить ее за это никак нельзя! (Расхаживает по бару, ударяя шляпой по чему попало.) А за что ей себя уважать? Комната у нее, как конура, даже ванной нет и прямо над увеселительным заведением, у самого пирса, да-да, прямо над бильярдной и боулингом, шары с утра до вечера катают — бум, бум, бум, да телек круглые сутки со своими вестернами орет. Тут и здоровый свихнется, а ей хоть бы что. Ни шкафа нет, ни комода с зеркалом, белье развешивает на протянутой в углу веревке, а все свои вещи держит на полу в коробках.
Билл. А тебе-то что?
Леона. Да ничего, провались все пропадом! А когда она заболела? Принесла я ей цыпленка и спрашиваю: «А посуда где твоя?». Так у нее даже посуды никакой не было: ни вилки, ни ложки, ни тарелки — ни черта. А цыпленка-то она слопала, у-у-у, еще как слопала. Взяла его в руки, как собачонка лапами, и давай грызть. Ну прямо как собачонка. Хоть одна живая душа пришла проверить, жива она или нет? Я ОДНА! ОДНА-ЕДИНСТВЕННАЯ! И комод ей достала, и нож с вилкой, и ложку, и посуду, и смену постельного белья, и каждый божий день после работы тащилась в ее чертову крысиную нору — когда с бутылью горячего мясного бульона, когда с цыпленком или куском мяса — лишь бы угодить. И вот захожу к ней в очередной раз, чтоб узнать, не надо ли чего, а этой сучки и след простыл. Господи, думаю, никак померла да уже и свезли куда положено. Сбегаю вниз, а она в боулинге — визжит от радости. В руках шар, а вокруг целая компания пьяных моряков, на меня ноль внимания.
Билл. Опротивела ты ей, наверное. Чем не причина?
Леона. Скорее она мне опротивела, но я-то боялась, что эта сучка от недоедания помирает, я-то ее человеком считала, а ведь жизнь человеческая стоит того, чтоб ее спасти, если она не дерьмо собачье. Да разве она из людской породы? Паразит она самый настоящий, и состоит она не из плоти, а из сырого теста и размягченных костей.
Билл (ударяя банкой о стол). Я ЧТО, ТВОЯ ВЕЩЬ? Я САМ СЕБЕ ХОЗЯИН, Я САМ ПО СЕБЕ.
Леона. Ну, ты, ничтожество… самонадеянное! (Ко всем присутствующим.) Пальцем о палец ни разу в жизни не ударил… И оправдание у него есть. Какой-то Джуниор. Все твердит, что Джуниор не даст ему пропасть. Ну и сколько это будет продолжаться, а? И сколько еще он думает Джуниор кормить его будет, а? А?!.. До гроба или как?.. Решил, что все золото мира у него между ног, что из-за этого в трейлере своем приютила, кормлю, на пивко подбрасываю, притворяюсь, что не замечаю, как то пятерка, то десятка из записной книжки пропадает. Ложусь спать — деньги целы, проснусь — как не бывало.