Теннесси Уильямс - Предупреждение малым кораблям [другой перевод]

Билл. Опротивела ты ей, наверное. Чем не причина?

Леона. Скорее она мне опротивела, но я-то боялась, что эта сучка от недоедания помирает, я-то ее человеком считала, а ведь жизнь человеческая стоит того, чтоб ее спасти, если она не дерьмо собачье. Да разве она из людской породы? Паразит она самый настоящий, и состоит она не из плоти, а из сырого теста и размягченных костей.

Билл (ударяя банкой о стол). Я ЧТО, ТВОЯ ВЕЩЬ? Я САМ СЕБЕ ХОЗЯИН, Я САМ ПО СЕБЕ.

Леона. Ну, ты, ничтожество… самонадеянное! (Ко всем присутствующим.) Пальцем о палец ни разу в жизни не ударил… И оправдание у него есть. Какой-то Джуниор. Все твердит, что Джуниор не даст ему пропасть. Ну и сколько это будет продолжаться, а? И сколько еще он думает Джуниор кормить его будет, а? А?!.. До гроба или как?.. Решил, что все золото мира у него между ног, что из-за этого в трейлере своем приютила, кормлю, на пивко подбрасываю, притворяюсь, что не замечаю, как то пятерка, то десятка из записной книжки пропадает. Ложусь спать — деньги целы, проснусь — как не бывало.

Билл. Шла бы ты на берег со своими тирадами чаек развлекать.

Вайлет (из женского туалета, визгливо). На помощь, на помощь, кто-нибудь, кто-нибудь — вызовите поли-и-цию!

Леона. Это она в окно туалета воет?

Вайлет. Сколько мне еще торчать здесь, пока вы полицию вызовете?

Леона. Если эта стукачка воет в окно, ей богу, сейчас выйду и запущу в нее кирпичом.

Монк. Ладно, Леона, остынь.

Леона. Я и убытки возмещу, и больницу оплачу.

Монк. Леона, может, лучше включишь автомат? Заиграет скрипка, присядешь за стол, а…

Леона. Какой там еще стол, когда я оскорблена до глубины души. Я ВСЯ КАК НА ИГОЛКАХ!

Пока Вайлет всхлипывает и причитает, появляется СТИВ. На нем цветастая спортивная майка, желтовато-коричневая куртка и в сальных пятнах поварские штаны.

Стив. Это Вайлет там?

Леона. А кто же еще, кроме нее, может завывать перед окошком женского туалета? Только ты в это дело не лезь, мы сами разберемся.

Стив. Что произошло? Ты что, ударила ее?

Леона. Вот прямо в точку попал: прямо по пасти этой грязной сучке врезала. Только пусть из туалета выйдет, пусть только нос высунет, я ей опять по пасти вмажу, заставлю задницу себе поцеловать. Уж я постараюсь! МОНК! НАЛЕЙ МНЕ ВИСКИ!

Монк. Ты уже прилично набралась, в таком состоянии я спиртным никого не обслуживаю.

Леона. Ну, могу и тебе задницу для поцелуя подставить, образина. (Ударяет шляпой по стойке бара.)

Стив. Эй, так ты ударила ее?

Вопрос задан явно невпопад, и Билл смеется.

Леона. Ты что, оглох, уши тебе, что ли, заложило? Не слышишь, как она там воет? Двинула я ей разок? Так вот я отвечаю: да, и еще она от меня получит. (Леона подходит к двери женского туалета.) А НУ, ВАЙЛЕТ, ВЫХОДИ, А НЕ ТО Я ДВЕРЬ ВЫШИБУ! (Стучит кулаком в дверь, затем с презрительным видом бьет по ней шляпой и снова расхаживает по авансцене.)

Билл ухмыляется и хихикает.

Стив. За что она Вайлет ударила?

Леона. А почему ты меня не спрашиваешь?

Стив. За что ты ее ударила?

Леона. А за то, что эта сучка, которую я полгода кормила, неприлично себя ведет.

Стив. Что значит «неприлично»?

Леона. Бог ты мой, ты что, не понял, с кем имеешь дело? Ты что, до потери памяти каждый вечер напиваешься? Сначала здесь, в баре, а потом в ее крысиной норе, а? Сунула свои грязные лапы под стол и начала ими орудовать — вот что значит «неприлично». Когда я вошла сегодня, она руки на столе держала. Красный лак на ногтях почти весь облупился, а под самими ногтями — грязь черная-пречерная. Как будто целый месяц, забыв про воду, лепила куличи из грязи с мерзкими беспризорниками. Это же ужасно, она на глазах деградирует. Ну, я ей и говорю: «Вайлет, пожалуйста, посмотри на свои руки, посмотри на свои ногти. Пожалуйста, Вайлет».

Стив. И поэтому ты ей наподдала?

Леона. Черт возьми, НЕТ! Ты будешь меня слушать? Я сказала, чтоб она на ногти свои посмотрела. А она: «Ну и что, подумаешь, лак сходит». Я и говорю — как лак облезает, она заметила, а что под ногтями грязища — нет.

Стив. Вот поэтому ты ей и врезала?

Леона. Тьфу, да заткнись ты, дай по порядку все рассказать. Я бы ее пальцем не тронула за эту грязь и антисанитарию. Это ее дело, тут драку затевать не из-за чего. А сейчас, если будешь слушать меня внимательно, я скажу, за что ей врезала. Встала я из-за стола, чтобы «Сувенир» прокрутить.

Стив. О чем это она? Ты что мелешь?

Леона. Возвращаюсь и вижу — руки под столом спрятала. Ну, думаю, пристыдила я ее слишком, вот она руки и убрала.

Стив. Поэтому ты ей врезала?

Леона. Ты что, в бар все время пьяный приходишь? ДА НЕТ ЖЕ! СЛУШАЙ ДАЛЬШЕ! Она их спрятала под стол не из стыда за грязные ногти, а по старой привычке — такой же отвратительной. Свои мерзкие руки она сунула под стол, чтобы заниматься неприличным делом между ног у этой вот обезьяны. Пожил в моем трейлере и хватит, сегодня же пулей из него вылетит. Теперь понял, почему я ей врезала? Имей ты между ног, что положено иметь мужчине, ты бы сам ей врезал, а не заставлял меня руки пачкать. Но, похоже, ты не мужчина.

Стив. Я ничего не видел, меня здесь не было. Но почему ты ей все-таки врезала?

Леона. Вижу, у тебя в голове туман такой же густой, как над океаном.

Из туалета доносятся причитания Вайлет.

Стив. Я ей не муж, не был и никогда не буду. Просто хотел выяснить, кто и за что ей врезал.

Леона (бьет его шляпой). А-а-а!

Стив. Убери шляпу. Я за нее не отвечаю, причем тут я?

Леона. Значит, не отвечаешь? И чувств к ней никаких нет? Даже жалости? Стоишь там, слушаешь, как она в туалете причитает, и еще говоришь, что между вами ничего нет? Ладно, тогда мне ее просто жаль. Зря я ее поколотила. Пусть выходит, я ее и пальцем не трону. Я ее раскусила. Как же это омерзительно: прятать руки под стол, шарить по привычке между ног у кого попало и пытаться ухватиться за мужское добро. Пусть выходит из туалета, я к ней больше не притронусь. Уж слишком мне ее жалко. Выйду-ка я для начала, свежим воздухом подышу, затем найду бармена посговорчивее, чтоб налил мне, а уж потом вернусь — рассчитаюсь сполна и сделаю ручкой покрытой шеллаком и реющей как флаг рыбине, подвешенной над… над… людишками, которые и понятия не имеют, что такое идти под парусом…

Последнюю фразу Леона произносит с паузами: ее внимание привлекают вошедшие в бар молодой человек и мальчик. Не отрываясь, смотрит на них, пока они подходят к переднему столу. Продолжает говорить, но как бы сама с собой.

Исчезну прямо сегодня же, только вы меня и видели. Доберусь до магазина, открою дверь отмычкой, наберу всего, чтоб хватило свой магазинчик открыть, чиркну записку Фло, все-таки она еще не последняя тварь; пока я ей помогала, у нее дела в гору пошли — ведь скучать по мне будет, бедняжка Фло; потом положу отмычку на видное место и назад — в трейлер; одну секунду соберусь и вперед…

Билл. …и куда же?

Леона. Куда надо. Тебе знать необязательно, уж на газ я буду нажимать как следует, будь уверен. (Тут же расстается со своим намерением и направляется к сидящим за столом молодому человеку и мальчику.)

Мальчик, его зовут БОББИ, одет в выцветшие джинсы и потник, на задней стороне которого выведены слова: «От Айовы до Мексики». Молодой человек, КВЕНТИН, одет небрежно, но с претензией: на нем ветровка, темно-бордовые слаксы и шелковый шарф. Несмотря на свой костюм, выглядит он как бы бесполым, но не женоподобным. Несколько лет назад он, наверное, был очень хорош собой. Сейчас же на его худом лице лежит отпечаток душевного недуга.

Леона (неожиданно, очень дружелюбно). Привет, мальчики!

Квентин. А, привет. Добрый вечер.

Бобби (застенчиво-дружелюбно). Привет.

Билл усмехается, потом хихикает. На доносящиеся из туалета причитания Вайлет никто, похоже, не обращает внимания.

Леона (Бобби). Ну и как у вас с кукурузой, растет как положено?

Бобби. Ну да, как положено.

Леона. И пусть растет. А из какого ты города в Айове?

Бобби. Голденфилда. Это рядом с Дюбюком.