неопределённо.
— Ты же не собираешься…
В свете полной луны, освещающей лес, смотрим друг другу прямо в глаза.
— Тебе прекрасно известно, что происходит со свидетелями, брат, — невесело усмехается.
— И чем тогда ты лучше Зарецкого?
— Не лучше.
— Брось, к чему такие меры? Можно ведь…
— Даня, — перебивает ледяным тоном и посылает мне острый, как бритва, взгляд. — Давай каждый из нас будет заниматься своими обязанностями. Твоя, как и прежде, предельно проста — сидеть с девчонкой. В остальное не лезь, — открывает дверь, садится в машину и уезжает.
До Маяка иду пешком минут пятнадцать и, ей богу, прислушиваюсь к каждому звуку и дуновению ветерка.
Неспокойно на душе. Ситуация не нравится мне всё больше и больше. Впрочем, как и настрой Егора, ведь впервые за всё то время, что нахожусь с ним, начинаю чётко понимать: ради достижения цели он пойдёт на что угодно. Танцы на стёклах и похищение человека для него явно не предел…
Останавливаюсь. Прежде, чем выйти из тени деревьев, внимательно исследую окрестности на наличие чего-то подозрительного. Мало ли.
На побережье, как всегда, пусто. Только волны с характерным шумом омывают песок.
Направляюсь к полуразрушенному, заброшенному зданию Маяка. Не озираясь. Не оборачиваясь.
Оказавшись внутри, замираю. Прежде, чем проникнуть в бомбоубежище, надёжно скрытое от глаз каменной стеной-обманкой, прислушиваюсь.
Что ещё за шорох?
Отступив в сторону, поднимаю голову. Подсвечивая фонариком окружающее пространство, осматриваю винтообразную лестницу, ведущую наверх, но кроме стаи встрепенувшихся летучих мышей, ничего не обнаруживаю.
— Миииу! — раздаётся совсем рядом, едва я собираюсь двинуть дальше.
— Твою ж мать! — непроизвольно хватаюсь за сердце и закатываю глаза, узрев на каменном полу чёрного, как смоль, кота. Точнее сказать котёнка, судя по габаритам. Не то чтобы он совсем маленький, но и не взрослый явно.
— Ты ещё тут откуда взялся?
— Мииииииу! — трётся о мои ноги и мурчит как трактор.
Одно из двух. То ли колбасу в пакете учуял, то ли людей давно не видел. Но скорее первое, чем второе.
Короче в подземелье я спускаюсь уже не один, а в сопровождении его усатой компании. Ибо даже не успеваю среагировать в ту секунду, когда этот хитрожопый успевает проскочить через потайную дверь вместе со мной.
Наконец преодолев нескончаемые ступени, которым вновь потерял счёт, открываю ключом первую дверь. Иду по длинному, тёмному коридору. Проникнув во вторую дверь, сворачиваю влево. В ту самую каморку, где установлен генератор.
Пытаюсь несколько раз его запустить, но ничего не происходит.
— Ну и какого… — недовольно взираю на устройство, отказывающееся работать.
Неужели опять что-то сломалось? Если да, то плохи наши дела. Запчасти можно взять только в городе, а туда я не ходок.
Провозившись с генератором ещё с час, прихожу к выводу, что нет, не починю.
Прекрасно. Снова ни кипятка, ни света. А Зарецкая, между прочим, до ужаса боится темноты.
Блин.
Открываю дверь в соседнее помещение. Надо бы срочно проверить, как она. Тактику поведения продумать не успел, но и избегать её — бессмыслица полная.
Что за срач?
Пучок света от карманного фонарика позволяет в деталях рассмотреть здешний бардак. В центре комнаты валяется распотрошенный полиэтиленовый кулёк с мусором и пакет из местного супермаркета, в котором раньше хранился принесённый мною сухой паёк. На полу разбросаны бумажки, фантики. Рассыпан сахар. Поблёскивают осколки от чашки.
— Насть… — зову, нахмурившись.
Очередной протест? Если да, то выражен он в довольно стрёмной форме.
Направляюсь к двери, ведущей в спальню. Тяну за ручку. Сперва открыть не получается, но стоит мне дёрнуть посильнее, и она поддаётся.
В разные стороны с грохотом падают стулья.
— Насть?
— Закрой дверь! Закрой! — кричит она, вскочив с кровати.
— Ладно, хорошо, — делаю то, что просит. — Успокойся.
— Успокоиться? Ты предлагаешь мне успокоиться? — шипя, спрашивает зло.
Трясёт всю. Глаза заплаканные. Ревела.
— Ты… Мало того, что я из-за тебя здесь! — ощутимо толкает в грудь. — Так ты ещё и одну меня оставил!
— Насть…
— В темноте! Специально, да? — кричит отчаянно.
— Генератор накрылся.
— Ты знаешь, что я боюсь! Знаешь! И всё равно оставил! — остервенело лупит.
— Я не нарочно. Он работал, когда я уходил, — терплю тумаки. Пытаюсь объясниться.
— По твоей милости я в грёбанном холодном подземелье! С гигантской крысой, решившей меня сожрать!
С ней прямо-таки самая настоящая истерика приключается.
— Как ты мог! Как ты мог, Даня! Ты был моим единственным другом!
— Насть…
— Я тебе доверяла! Доверяла, а ты! Ты украл меня! Из-за папиных денег! Поверить не могу! Кто угодно, но не ты!
— Хватит, — кладу фонарик на стол. Пока она его случайно не разбила.
— Предатель! — получаю по роже. Порядком охерев, таращусь на разъярённую девчонку, залепившую мне пощёчину. — Да лучше б я не видела, кто скрывается под балаклавой! Такой нож в спину! Какой же ты гад!
— Ты ничего не знаешь! — перехватив запястье, цежу сквозь зубы.
— Подонок! Урод! Скотина! — тяжело дыша, выдаёт одно оскорбление за другим.
— Угомонись!
— Преступник! Негодяй! Ублюдок! — рычит, вырываясь. — Куда ты делся той осенью? Куда? — огорошивает вдруг. — Даже не соизволил попрощался со мной тогда! — предъявляет уже не за настоящее, а за прошлое.
— Ты послушаешь может быть и перестанешь орать?
Да какой там!
— Где ты был? Где ты был, Данила? — вопит во всю глотку. — Хорош друг! Исчез на восемь лет и, посмотрите-ка, объявился! Да ещё как феерично! На преступление пошёл! Ненавижу тебя, Даня! Ненавижу! — голосит она громко.
— Хорошо, я понял, успокойся.
— Где ты был? — рыдая, бросает в лицо. Губа подрагивает. Слёзы катятся по щекам. — Ты меня бросил! Просто исчез! Как будто тебя и не было вовсе!
— Если бы не твой папаша, я никуда не исчез бы! — выдаю, попутно сорвавшись. Нервы на пределе у обоих. Аж затхлый воздух от напряжения трещит.
— Причём тут папа? Что ты несёшь? — сжимает кулаки. Предпринимает очередную попытку освободиться.
— Причём тут твой папа? — усмехнувшись, тоже повышаю голос. — Он убил моих родителей! Убил. Слышишь, нет?
Свирепею. Ведь если бы не Зарецкий, всё было бы по-другому. Абсолютно всё.
— Что ты…
— Да, Настя, да. Я тут не случайно. Эдуард Зарецкий — убийца! Он хладнокровно устранил свидетеля и его жену. Чтобы не раскрыли нечто важное! Нечто, порочащее его чёртову репутацию! Ты спрашиваешь, где я был всё это время? — дёргаю девчонку за локоть к себе. — Последние восемь лет я провёл в детском доме. Опять же, спасибо твоему отцу! Исключительно благодаря ему я там оказался! Это он лишил меня семьи!
Тишина, обрушившаяся на нас после моих финальных слов, кажется чудовищно зловещей.
Моё сердце оголтело стучит о рёбра. Рвано дышу через рот. Злой. Взбешённый.
Зарецкая ответно
