Иосиф. В таком случае, вы ошиблись. Здесь нет ни суеверий, ни заблуждений. Здесь царство истины.
Аристобул. Тогда нам именно сюда! Чаще всего самые нелепые суеверия скрываются под сенью учения, называющего себя полной истиной.
Давид. Говорю тебе, здесь нет суеверий! Здесь изучают слова Единого Бога, Творца земли и небес!
Аристобул. Вот! Тут подробнее!..
Элиша. (Перебивает его). Погоди, мой друг! Видите ли, мой товарищ, Аристобул, и я, Теодор, действительно собираемся побеседовать с прославленным Рабби Гамалиилом о некоторых людских заблуждениях. Если мы мешаем вам в ваших высокоученых занятиях, мы с удовольствием подождем во дворе. Мы надеемся, что вы возьмете на себя труд известить его о нашем приходе. Но, по правде сказать, нас несколько удивляет такой прохладный прием. Разве не сказано в книге Исход: «Пришельца не обижай, ибо сами вы были пришельцами в земле египетской»?
Смущение.
Можно ли истолковать ваше молчание как разрешение остаться? Мы вам чрезвычайно благодарны!
Натан. Ты знаком со Священным писанием?
Элиша. Да, я учился у еврейских мудрецов и усвоил кое-что из их уроков… Не разъясните ли вы нам смысл вашего ученого спора? Вы ведь говорили о Мессии?
Из дальнего конца зала доносится басовитый голос Рабби Гамалиила:
Гамалиил. Почему у дверей нет привратника? Почему разбросаны свитки? Кто пустил в Бейт Мидраш посторонних? Кто это такие?
Натан. Рабби, это греки, странствующие философы, они сказали, что у них к тебе дело.
Гамалиил. Необрезанные в Бейт Мидраше? Надеюсь, они не трогали свитков Торы и священного ковчега?
Даниил. Нет, Рабби, они сидели в том углу.
Гамалиил. Давид, скажешь слугам, чтобы вымыли со щелоком все, к чему они прикасались. Потом все эти вещи окунете в кипяток. Иосиф, ты проследишь за всем и скажешь очистительные молитвы.
Ученики кланяются.
Они не вносили сюда, не дай Бог, своей еды или питья?
Даниил. Нет, Рабби, только письменные принадлежности.
Гамалиил. Хорошо. Я подойду к ним. Дан, запишешь наш разговор.
Подходит к Элише и Аристобулу. Ученики стоят поодаль.
Элиша. Мир тебе, о мудрый Гамалиил!
Гамалиил. Мир и тебе, пришелец. Какое дело у тебя ко мне?
Внезапно меняется в лице и орет:
Как ты посмел прийти сюда? Отойдите от него все! Дальше! Дальше! Это — мерзкий отступник Элиша Бен Авуйя. Убирайся отсюда, пес!
Аристобул. Что ты так орешь, старик? Мы же пришли с миром!
Гамалиил. Змеиное отродье! Блуд шакала и гиены! Прочь отсюда немедленно!
Элиша. Погоди, Гамалиил, дай мне сказать слово!
Гамалиил. Ни единого слова, ублюдок! Твое смрадное дыхание оскверняет эти святые стены! Убирайся в то блудилище демонов, из которого ты явился!
Элиша. (Властно) Гамалиил, сдержи поток своего злоречия! Посмотри, тебе известна эта печать?
Делает шаг вперед.
Гамалиил. Не приближайся ко мне! Стой на расстоянии семи шагов, как прокаженный!
Элиша. Посмотри внимательно. Это печать проконсула провинции Римская Сирия Марка Тиннея Руфа. У меня к тебе дело.
Гамалиил. (С ненавистью) Что ты хочешь?
Элиша. Это дело конфиденциальное. Прикажи своим людям уйти.
Даниил. Рабби, мы не оставим тебя одного с этим…
Гамалиил. Ступайте во двор! Я его не боюсь. Пусть твоя греческая подстилка тоже выйдет!
Аристобул. Не беспокойся, старик, я уйду. Видеть тебя — такое же удовольствие, как созерцать зловонную клоаку.
Ученики и Аристобул уходят.
Элиша. У проконсула есть к тебе несколько вопросов.
Гамалиил. Говори кратко.
Элиша. Известен ли тебе человек по имени Симон Бар Кохба?
Гамалиил. Нет.
Элиша. Известно ли тебе, что этого человека называют Мессией?
Гамалиил. Нет.
Элиша. Известен ли тебе кто-либо иной, притязающий на такой титул?
Гамалиил. Последователи Иисуса из Назарета утверждают, что он якобы был Мессией. Римским властям хорошо известно, что эта секта не имеет к нам никакого отношения.
Элиша. Известно ли тебе о наборе и обучении войска на юге страны и о закупках оружия для борьбы с Римом?
Гамалиил. Нет.
Элиша. Одобрено ли это Синедрионом?
Гамалиил. Это пустой вопрос. Раз ничего не известно, стало быть, ничего не одобрено.
Элиша. Возможно ли, чтобы подобное одобрение исходило от кого-либо из членов Синедриона без твоего ведома?
Гамалиил. Нет, это исключено. Это все?
Элиша. Гамалиил, речь идет о судьбе Дома Израиля!
Гамалиил. Всемогущий Бог! Я сыт по горло твоими речами. Если ты изложил все, что желает знать твой наниматель, ступай прочь отсюда!
Элиша. Гамалиил, обуздай свои чувства и дай дорогу разуму!
Гамалиил. Клянусь Святым Божественным Именем, что если ты сейчас же не уйдешь, тебя не спасет даже печать проконсула! Я прикажу выволочь тебя во двор и побить камнями. Убирайся!
Голос Акивы:
Акива. Гамалиил, брат мой, кого ты гонишь из Дома Учения так яростно и кому грозишь столь ужасными карами?
Элиша. Акива, мир тебе! Выслушай хоть ты меня!
Акива. Это ты, Элиша сын Авуйи! Что привело тебя сюда? Ты пришел покаяться?
Гамалиил. Нет, Акива, он пришел задать мне вопросы проконсула Руфа. Я выслушал его и на все вопросы ответил отрицательно.
Элиша. Акива, прошу тебя выслушать меня. Это дело чрезвычайной важности.
Акива. Но ведь ты уже излагал его главе Синедриона?
Элиша. Я хочу поговорить с тобой, Акива. Прошу тебя, удели мне время.
Гамалиил и Акива переглядываются.
Акива. Как ты полагаешь, Гамалиил?
Гамалиил. Я думаю, римляне хотят вбить между нами клин, а этот (кивок) пытается нас поссорить.
Акива. Значит, если я не выслушаю его, они будут думать, что это у них может получиться. Говори, Элиша!
Элиша. Я бы хотел поговорить с тобой наедине.
Гамалиил. Акива, прошу тебя, будь крайне осмотрителен!
Акива. Обещаю тебе это, брат мой Гамалиил, как главе Синедриона и своему старому товарищу.
Гамалиил уходит, брезгливо обходя Элишу.
Элиша. Рад видеть тебя, Акива.
Акива. Не могу сказать о себе того же, но все же хорошо, что я нахожу тебя в добром здравии. Садись, Элиша, и расскажи мне о своем деле.
Садится и приглашает Элишу сесть рядом.
Элиша. Ты не считаешь меня прокаженным?
Акива. (Усмехаясь) Нет. Я считаю тебя сбившимся с пути. Но заблудшая овца не обязательно паршивая.
Элиша. Акива, дело очень серьезно. Речь идет о жизни и смерти.
Акива. Вот как? Ну, тогда нам непременно следует выпить.
Достает из сумки кувшин и стаканчики.
Вина у меня, увы, нет. Я теперь почти не пью вина. Крепкое мне запретил врач, а разбавленное, хоть убей, пить не могу. Я ведь не греческий философ, я — еврейский пастух, я привык к настоящему вкусу и запаху. У меня тут гранатовый сок. Мои ученики прислали мне из Парфии этот кувшин с двойными стенками, тут сок остается холодным даже в самый жаркий день. Хочешь?
Наливает.
Лехаим — за жизнь! Ты не забыл еще еврейского пожелания?
Элиша. Лехаим!
Пьют.
Я ничего не забыл, Акива, брат мой!
Акива. А вот здесь остановись, Элиша! Я не брат тебе. Ты сам утратил возможность называть братьями сынов своего народа. Ты отрекся от завета отцов и стал перебежчиком.
Элиша. Ну, какой я перебежчик? Разве была война?
Акива. Война идет все время. Это вечная война между Светом и Тьмой. Ты покинул свой пост, а потом ушел к противнику. Но оттого, что ты объявил перемирие на своем участке, война ведь не прекратилась. Ты так по-детски обижаешься, когда тебе об этом напоминают.
Элиша. Давай вернемся к нашему делу.
Акива. Да-да, о жизни и смерти. Что нового тебе есть сказать на вечную тему?
Элиша. Речь идет о предотвращении ужасного несчастья. Тебе известен человек, по имени Симон Бар Кохба?
Акива. Его имя сейчас известно каждому в Израиле.
Элиша. Известно ли тебе, что он собирает войска и оружие?
