– Да нет, он не сидел с ним. Больше у Эрнеста пропадал, им двоим, кажется, не нужна никакая школа. Им нравится ставить свои эксперименты, проводить исследования и делать какие-то маленькие открытия. У Эрнеста болели мать и младшая сестра, но, кажется, все обошлось. По крайней мере, мальчики не заразились. Вероятно, оттого что почти все время сидели взаперти, никого к себе не впуская. Робби как-то проговорился, что они и чай себе сами заваривают, потому что не хотят, чтобы прислуга входила в их лабораторию. Только иногда старшая сестра Эрнеста сидит с ними, она что-то во всем этом понимает. Они ей хвастаются, конечно. – Рита рассмеялась. – Им ведь нужно внимание, куда же без этого.
Артур поцеловал ее в макушку и тоже засмеялся.
– Ты не представляешь, как необходимо мальчикам хотя бы иногда хвастаться своими достижениями, – сказал он.
Обедали они на кухне – впервые за последние недели. Так было гораздо удобнее и лучше, но чашка по-прежнему была всего одна на двоих. А после они почти опустошили котел, набрав горячей воды и забрав ее в спальню.
Они мылись, уже не испытывая стеснения или стыда. Рита привыкла к собственной наготе, и теперь сбрасывала свою одежду без лишних сомнений и терзаний. Артур раздевался даже быстрее и сразу же принимался разбавлять воду.
Чистые и широкие рубашки были извлечены из ее сундука заблаговременно, и теперь дожидались их на кровати. В жаркой комнате воздух казался странно легким, исчезла тяжелая влажность, которая раньше так не нравилась ей. Проветрив спальню перед купанием, они поступили правильно. Благодаря свежему воздуху даже в тепле дышать было намного легче, чем прежде.
Набросив рубашку, Артур подошел к ней и набрал в кувшин еще воды.
– Где твоя баночка с тем чудесным кремом? – даже чуть насмешливо спросил он.
– Будто ты не знаешь, – открывая ящик и вынимая смесь для волос, сказала она.
Оставалось лишь стоять на коленях, подчиняясь его рукам и принимая прикосновения. Ей нравилось, когда Артур мыл ее волосы, в этом было что-то интимное и необычное. Почти полностью обесточенные долгой болезнью, они не занимались любовью весь прошедший месяц, утоляя жажду близости в таких странных занятиях. Она знала, что ему нравится подставлять ей спину для того чтобы она вытерла ее не кусочком ткани, а собственными ладонями. В свою очередь Рита получала свою непонятную радость в этом процессе, когда Артур смывал с ее волос остатки мыльного раствора и каких-то целебных масел.
– Больше никто и никогда не будет так близок мне, как ты, – уже лежа в постели после купания, прошептала она. – Разве с кем-то еще можно разделить подобное?
– Я мечтал о том, что мы с тобой станем одной плотью и кровью, но даже не думал, что в этом нам поможет проклятый грипп.
Это было грустно и смешно одновременно. Рита потерлась носом о его плечо и вздохнула.
– Вот уж не надеялась, что от этой заразы будет хоть какая-то польза. Мне, кстати, некогда долго лежать. Нужно немного поработать – сделать пару эскизов, а вечером уже позвонить в дом, где живет Сара. Потом и соседям Анны позвонить надо. Как хорошо, что хоть выходить не придется. Завтра кто-то из них должен будет зайти к нам, забрать образцы и уже начать работать над тиражом. Сегодня до ночи сделаю трафарет, и все будет прекрасно.
– Откуда же ты идею возьмешь? – удивился Артур. – Ты же болела все это время.
– У тебя ведь еще есть твои фотографии? Помнишь, одна семья заказывала тебе художественные портреты своих детей?
– Тех девочек пяти и семи лет?
– Да.
– У меня они лежат в коробке, я же откладывал некоторые хорошие снимки.
– Вот если бы ты дал мне их на сегодня, я бы что-то придумала.
Артур повернулся к ней лицом, переворачиваясь набок и обнимая за талию.
– Хорошо, дам, конечно. Только к вечеру, ладно? Сейчас тебе надо поспать хоть с часок.
– И ты спи со мной, – зевнув, сказала она.
– Разумеется, чем же еще мне заниматься. Только обещай мне вот что…
– Что?
– Ты сможешь рисовать в моем присутствии?
Она сладко потянулась, закрывая глаза и улыбаясь, а затем вернулась к нему.
– Если я даже купаюсь при тебе, то почему бы мне и не поработать, пока ты будешь рядом?
Проснулись они только очень поздно вечером, когда за окном стало темно. Февральские дни были чуть длиннее январских, но ощущать их было сложнее – они с Артуром только начинали оживать, и солнечного света им явно недоставало.
Она зажгла лампу, попросила его отодвинуть от окна стул, а затем принялась раскладывать на поверхности чистые плотные листы бумаги. Карандаш, кисточка, кусочек зачерствевшего хлеба – вот и все что потребовалось.
Артур принес стул из гостиной и сел рядом, наблюдая за ней. Его лампа для фотографирования куклы тоже пригодилась – Артур сам предложил зажечь ее, чтобы было побольше света для работы. Рита поблагодарила его, а потом достала из коробочки нужные снимки.
Две очаровательные девочки, одетые в греческие столы и тоги, смотрели на нее с этих трогательных снимков. Артур научился делать фотографии, которые были похожи на настоящие произведения искусства, и она невольно вспомнила о том, что на его выпускной работе был запечатлен ее образ. Странно, но он еще ни разу не показывал ей этой фотографии.
У малышек были цветы. В руках они держали букеты, в их волосы были вплетены гибкие стебли, да и на запястьях красовались цветочные браслеты. Где же их родители нашли столько цветов в холодное время?
Пользуясь их образами, Рита составляла разные композиции, стараясь соединить традиционных амурчиков и самых настоящих маленьких детей. Новость о беременности нужно было подать, завернутой в упаковку Валентинова дня, и она упорно работала с фоном, деталями и рамкой. Поглощенная своим занятием, она не заметила, как Артур тихо поднялся и вышел из комнаты. Когда он вернулся, она также не обратила внимания, поскольку рисование захватило ее с головой, и она старалась не терять это ощущение. Ей было хорошо известно, как сильно может затормозить работу испорченный настрой.
Артур потянулся к ней рукой и поправил ее косу, перекладывая волосы вперед, на самую грудь. Свет немного сместился, но пока его было достаточно, Рита не обращала внимания на двигающийся электрический прибор. Однако в голове промелькнула мысль, что муж тоже решил поработать и теперь подлаживает свет так, чтобы хватало и ей и ему самому.
Наверное, на свой стул он усадил ту самую куклу. Нужно бы посмотреть…
Щелчок раздался слишком уж близко, и ее на мгновение ослепило вспышкой. Серый дым разошелся легкими клубами, и Артур счастливо рассмеялся.
– Ты такая красивая, – касаясь ее удивленного лица самыми кончиками пальцев, сказал он. – А когда работаешь, еще и очень серьезная. Хотелось сохранить твой образ на века.
Рита вновь откинула косу за спину.
– Так вот к чему все эти приготовления? – поднимая голову, спросила она.
– Да, именно к этому. Ты ведь не обижаешься? Я не предупредил, чтобы не спугнуть твое настроение.
– Нет, я не обижаюсь.
– Обещаю, что больше не буду ловить тебя за работой, а то ты еще станешь бояться каждый раз, рисуя в моем присутствии.
– Нет, бояться я не буду, – покачала головой она. – Ты теперь моя вторая жизнь, так что скрывать от тебя мне просто нечего.
Он убрал камеру на тумбочку возле зеркала, а потом вернулся к ней.
– Как хорошо жить с тобой в одном доме, – прошептал он. – Вот так бы и всегда, до самой смерти.
– А мы и будем жить в одном доме, – глядя на свой рисунок, сказала она. – Обязательно будем, не сомневайся.
– Да, теперь я никуда не съеду отсюда, это точно. Даже когда вернется Робби, я все равно останусь здесь.
Глава 54 Артур. О любви
Февраль близился к завершению, и только в последние зимние дни они смогли выходить из дома вдвоем. До этого им случалось выезжать в город по одному – когда он делал покупки или когда Рита ездила в свою контору. В такое время он подолгу просиживал один, постепенно привыкая к жизни в этом доме, осваивая разные тонкости и приводя в порядок все то, что казалось неправильным. Он смазывал скрипящие двери, чистил печь, менял половицы, а в дни, когда небо было ясным и светлым, Артур принимался за беседку.
Отсутствие работы теперь воспринималось спокойнее, и он с удовольствием погружался в неспешный ритм домашних будней, зная наверняка, что с началом настоящей весны у него уже не останется на это времени. Рита возвращалась домой, они обедали, а потом сидели в ее спальне, читали книги из библиотеки (обязательно вслух и по очереди), обсуждали разные художественные композиции или просто лежали рядом.
Все границы между ними были сломаны тяжелой и безрадостной зимой. Рита ходила по дому в нижней рубашке и босиком, а по вечерам специально для него распускала волосы. Он тосковал по ее телу и мягким прикосновениям, а она, словно чувствуя это, позволяла ему очень многое.
