Когда он вернулся, боцман уже кончал длинную речь, обращенную к Пирату.
— …а чтобы больше неповадно было, надо учить тебя. — Боцман приподнял Пирата за загривок и два раза стукнул его по морде большой твердой ладонью.
Пират зарычал и попятился.
— Зря вы так, — сказал Черных. — Он же маленький… как дитя.
Пират сидел в ногах у Черныха, злой, обиженный, ощетинившийся. От ботинок боцмана пахло гуталином.
В это время открылась дверь и просунулась голова Плехоткина.
— Эй! — крикнул он. — Вахтенные Черных и Пират — на прием пищи!
Никто не обернулся.
— Что здесь происходит? — спросил Плехоткин.
— Ничего не происходит, — мрачно сказал боцман.
Он неловко кашлянул и с тяжелым сердцем вышел.
— Что случилось? — еще раз спросил Плехоткин.
— Ничего, — твердо сказал Черных. — Сейчас мы придем.
После этого случая Пират, как привязанный, стал ходить за хозяином. А когда в кубрике появлялся боцман, Пират, что бы он ни делал — то ли смешил народ, кувыркаясь через голову, то ли просто сидел без дела, — неизменно залезал под койку Черныха, и оттуда торчали только черная пуговица носа да два круглых колючих глаза.
Был у Пирата и другой враг — качка. От боцмана можно было спрятаться или убежать, от качки — никуда не деться. Особенно прихватила она Пирата как-то ночью, когда он вместе с Черныхом «стоял» на вахте. Вахтенный матрос Затирка, сдавая дежурство, сказал:
— Достанется тебе, Черных. Циклон идет. Может, взять Пирата вниз?
— Пусть привыкает.
— Ну, смотри.
Затирка еще раз взглянул на вечернее море, на низкие тучи, прижавшие к самым волнам длинную полосу желтого заката. По горизонту в нейтральных водах густо дымило судно — видно, получило предупреждение о шторме и спешило укрыться в порту.
— Достанется тебе, — еще раз сокрушенно сказал Затирка и стал спускаться по трапу вниз.
Если Затирка так сказал, то и быть этому. Затирка был опытный сигнальщик…
Через десять минут на корабле задраили все двери и переборки. На мостик поднялся Дроздов.
— Кто на мостике?
— Матрос Черных!
— Матрос Черных и матрос Пират! — сказал Дроздов.
— Так точно! — улыбнулся Черных. — И матрос Пират.
— Ну, как дела, вахтенные? Надвигается?
— Надвигается! — сказал Черных.
— Спасжилет есть?
— Так точно.
— А на Пирата?
— Пират, товарищ командир, непотопляемый.
— Это верно, — сказал задумчиво Дроздов, внимательно оглядывая море.
Он взял пеленг на судно, дымившее по горизонту, и крикнул в переговорник:
— Курс сорок три! Танкер тысячи на четыре с половиной.
— Есть! — ответил переговорник голосом Куликова.
— Так ты говоришь — непотопляемый?
— Так точно, товарищ командир.
— А может, ему все же лучше вниз? А?
— Пусть привыкает.
— Это верно, — сказал Дроздов. — Наступит ночь — смотри в оба.
— Есть смотреть!
Дроздов ушел вниз. Тучи уже так прижали полосу заката, что его можно было, как письмо, просунуть под дверь. Стало быстро темнеть.
— Вот такие наши дела, Пират, — сказал Черных и вытащил из футляра бинокль.
Ночь обещала быть тревожной…
Пират тоже чувствовал, что приближается что-то нехорошее. Палуба мостика поплыла из-под ног. Пирату стало тоскливо…
Он вздохнул и положил голову на сапог Черныха.
— Плохо, да? — спросил Черных. — А ты привыкай, привыкай.
Засвистел переговорник.
— Кто на мостике?
— Матрос Черных.
— Это я, Плехоткин. Что там у тебя?
— Два судна тут что-то толкутся около наших вод. По пеленгу сорок семь и сто девяносто. Смотри.
— Хорошо. Пират с тобой?
— Здесь.
— Ну, как?
— Худо. Но, я думаю, пусть привыкает.
— Смотри, чтоб за борт не смыло. Тут такая метеосводка пришла — ахнешь.
— Не смоет, — сказал Черных.
Через минуту позвонили из машины.
— Пират с тобой?
— А где ж ему быть?
— Смотри там за ним.
— Все будет в порядке. Заботятся все о тебе, — сказал Черных Пирату. — Волнуются, как бы с тобой чего не стряслось. А ты нос повесил.
Пират поднял голову и грустно поглядел на Черныха. Корабль изрядно качало. По палубе уже гуляла волна. До мостика долетали брызги. Море начинало грохотать…
Появился боцман. Некоторое время стоял, вглядываясь в черноту ночи.
— Все задраено? — крикнул он.
— Все!
— Опять ты на вахте с этим… Пиратом!
— А что!
— А то, что не положено.
Черных промолчал. Включил прожектор, сиреневый луч запрыгал по дымящимся брызгами волнам.
— Балаган, а не корабль. Веранда танцев!
«При чем здесь веранда танцев?» — хотел было подумать Черных, но не успел: крутая волна резко завалила корабль на левый борт, прожекторный луч метнулся сначала к мокрым небесам, а потом, ударив по вершинам волн, на секунду осветил в черном ущелье между двумя валами небольшой мотобот. Как ни мгновенно было это, Черных успел заметить, что мотобот идет без огней и без флага…
— Судно слева по борту, дистанция восемь кабельтов! — крикнул он в переговорник.
Корабль валился на другой борт. Пират, скрежеща по стальной обшивке палубы когтями, ездил по мостику от одной стороны до другой.
На мостик выскочил Дроздов.
— Пеленг! — закричал он на ухо Черныха.
— Примерно восемнадцать — двадцать!
— Боевая тревога! Боевая тревога! Корабль к бою и задержанию!! — заорал Дроздов в переговорник.
Через минуту на мостике показался Затирка.
— Пирата возьми! — закричал Черных.
Затирка отодрал Пирата от куска парусины, на которой медведь почти висел, вцепившись четырьмя лапами, и потащил его вниз. По трапу грохотали сапоги. Нудно завыла сирена. Корабль качало, и кренометр в штурманском посту, сам удивляясь такому, показывал солидную цифру. Затирка донес Пирата до кубрика, кинул его на пол и убежал.
В кубрике никого не было. Две книги и стакан с присохшими чаинками катались по полу. Пират, уцепившись за коврик, ездил вместе с ними. В кубрике было тепло и горел свет. За железными стенами ревело море. Пират перебрался под койку Черныха. Там можно было упереться лапами в стену и в две железные, наглухо прикрепленные к полу ножки. Пусть стакан и две книги катаются по полу. На это даже интересно смотреть… Корабль стал резко менять ход, поворачивать вправо, влево, и над кубриком то, шипя, перекатывались волны, то грохали чьи-то сапоги… Все это не нравилось Пирату. Он очень устал сегодня. Он положил голову на лапу и заснул. Но приходилось часто просыпаться — и оттого, что во сне он расслаблялся и тогда его начинало катать под кроватью, и оттого, что опять выла сирена, и это было крайне неприятно. Пират просыпался злой, готовый отомстить всем своим обидчикам, но никаких обидчиков не было, только стакан с прилипшими чаинками закатился уже в паз между чьим-то рундуком и стеной и там жалобно позвякивал.
Ду-ду-ду! — вдруг застучала над головой автоматическая пушка. Запрыгал стакан. Пират испугался. Ду-ду-ду — опять над кубриком. Таф-таф! — что-то ударило по обшивке, заглушая грохот. Жалобно взвыли турбины корабля, переключенные на предельный ход. Какая-то волна ударила в стенку так, что весь корабль заскрипел, как ломающаяся сосна. Снова над кубриком, шипя, как тысяча змей, прокатилась волна. Пират обхватил лапами железную ножку кровати, от которой пахло старой масляной краской и немножко хозяином. Заскулил. Все это было страшно и непонятно…
Утром, когда Черных повел на палубу Пирата мыть (страшный тот был после пережитой ночи: грязный, шерсть свалялась, глаза затекли), ему встретился Затирка, который вел по палубе высокого человека со связанными сзади руками. От него пахло рыбой. Человек остановился и сказал:
— О! Медведь на русском корабле! Это так традиционно!
— Иди, иди! — сказал Затирка.
Почти вся команда работала на палубе — убиралась после ночного шторма.
— Ну как дела, Пират?! — крикнул Плехоткин.
Пират поднял голову. По океану еще ходили солидные валы, но из разорванных белесых туч выглядывал веселый кусочек солнца. С близкого берега доносился едва уловимый запах мокрых скал и рыбы. Пират потянул ноздрями воздух и вдруг неожиданно для самого себя рявкнул — рряв!
— Значит, хороши дела? — еще раз переспросил Плехоткин. — И у нас неплохо. А за ночную вахту тебе причитается!
Он вытащил из кармана кусок сахара и кинул Пирату. Пират поймал сахар и захрустел. Солнце совсем вылезло из-за облаков и приятно грело нос. Хорошо!
…А больше всего Пират любил, когда матросы играли в домино. Вот интересно было на них смотреть! Они собирались в кубрике, усаживались за стол и со всего маху били по нему черными костяшками. А потом все разом кричали, словно совершенно неожиданно ко всем ним пришла большая радость, а двое со скучными лицами лезли под стол. Сначала Пирату было очень неудобно, когда большой и сильный Черных лез под стол. Пират тут же семенил за ним следом: может, кто обижает хозяина и надо заступиться? Под столом множество ботинок и сапог стучали об пол. Пират вылезал вслед за хозяином и смотрел на матросов, которые громко смеялись. А Черных, вместо того чтобы сказать «молодец, Пират!» и дать сахару, вместо этого недовольно говорил:
