вернуться. Может, они подслушивают под дверью. Мы должны и дальше вести себя как прежде… разговаривать так… словно…
Росс приносит коньяк и бокалы.
Анна. Я дрожу. Дай мне выпить.
Росс дает ей коньяку. Поддерживает ее. Между тем стемнело.
Анна. Как все качается. Они не должны нас слышать. Включи радио.
Росс включает радио. Слышен траурный марш из «Гибели богов».
Анна. Как оно гремит!
Росс делает приемник тише.
Анна. Что это?
Росс. «Гибель богов».
Анна. Он мертв. Теперь все кончится?
Росс. Должно кончиться. Он подох!
Анна (бросает взгляд на радио). Эта музыка! Словно меня хоронят. Словно я тоже мертва.
Музыка смолкает. Оба прислушиваются. Голос диктора:
– …Борьба за столицу рейха продолжается. Следующий выпуск новостей через час…
Росс (встает, делает глубокий вдох). Он подох! Подох, как крыса в подполе. Снова можно дышать!
Анна (шепотом). Тихо! Не говори об этом! Они могут нас услышать! Я не знаю, что делать, если они снова придут! Я не выдержу еще раз. Мы не должны сейчас себя выдать! Говори! О чем-нибудь другом! Как прежде…
Росс молчит.
Анна (громче). Ты пил… Всю ночь… Вот… А твои ботинки… (Шепчет.) Говори! (Смотрит на дверь.)
Росс молчит. Слышны голоса в соседней комнате. Он прислушивается.
Анна (быстро, пытаясь рассмеяться). Но как ты вышвырнул мундир из окна! Ты был забавен! А как ты на меня накричал из-за бумажника… (Тихо.) Говори, говори!
Росс (тихо). Прости меня, Анна…
Анна (смеется). Простить? Но разве сегодня документы нужны не всем? Может, ты забыл бумажник в госпитале, у своего алкоголика-доктора? (Смеется. Прислушивается. Шепчет.) Они идут! Говори!
Росс (шепчет, словно хочет заговорить судьбу). Они больше не придут! Они не могут больше прийти! Никто не смеет больше войти сюда, Анна! Мы одни…
Одни…
Анна (шепотом). Не так!
Росс (громко). Может, бумажник остался там. Я потом спрошу у доктора. Я был не в себе, Анна. Ты должна это понять. Все случилось так неожиданно – этот отпуск – и страх, что тут никого не будет… А потом ты оказалась дома…
Анна. Я ждала тебя…
Росс. Ты была тут, Анна, – а с тобой и моя жизнь…
Слышны голоса и шаги эсэсовцев. Они спускаются по лестнице. Анна и Росс напряженно прислушиваются.
Анна (все еще прислушиваясь). А ботинки… Ну… Уж как-нибудь найдем другие…
Семнадцатая сцена
Теже и Грета.
Грета входит с карманным фонариком. Уже довольно темно. Грета водит фонариком и оглядывается.
Грета. Они ушли!
Анна. Они еще что-нибудь говорили?
Грета. Фрау Роде здорово испугалась! (Россу.) Вы тоже, правда?
Анна. Никто не радуется приходу гестапо.
Грета (болтливо). Но как он выпрыгнул в окно, а? Ужас! Бедняга! Он выглядел таким одиноким и потерянным на подоконнике.
Анна. Вот, они вам так нравились, Грета. (Дает ей белье и чулки.)
Грета. Боже, какая прелесть! Настоящий шелк! Если б к ним еще и платье! А то с этими лохмотьями…
Анна. Вот и платье.
Грета (прикладывает его к себе). Оно мне даже в самый раз! Первый класс!
Слышны сирены.
Грета. Что? Еще один налет? Теперь, когда у меня есть все эти прекрасные вещи? Быстро в подвал! (У двери, Анне.) Между прочим, обершарфюрер очень интересовался вами. Спрашивал меня, одна вы живете или нет. (Уходит.)
Восемнадцатая сцена
Анна, Росс.
Анна закрывает окно. Задергивает одну штору. Возвращается. Останавливается у постели.
Росс. Ты не хочешь спуститься в подвал?
Анна (качает головой). Нет.
Росс (смотрит через незатемненную часть окна на улицу). Бегут. Как кроты в свои норы. Вот во что они превратили землю! (Оборачивается и смотрит на Анну.) Сейчас улицы опустеют. Я смогу уйти.
Анна. Куда?
Росс. Куда-нибудь.
Анна. Без документов?
Росс молчит. Они стоят друг против друга, их разделяет все пространство сцены. На улице становится тихо.
Анна. Разве сейчас для тебя не здесь самое надежное место во всем Берлине?
Росс. Да, но не для тебя, если я останусь.
Анна не отвечает.
Росс (после паузы). Почему ты делаешь все это?
Анна. Какое тебе дело! (Помолчав.) Возможно… (Замолкает.)
Росс. Возможно?..
Анна не отвечает. Слышны далекие выстрелы.
Анна. Почему они не прекращают стрелять?
Росс (медленно). Я не знаю. Я еще не могу думать о таких далеких вещах, Анна. Для меня только сейчас медленно выплывает из темноты бесконечное слово «свобода» – еще дрожа, и всего лишь как слово – так давно я забыл его. Но впервые у меня за спиной нет автоматов… И я чувствую уже не только отчаяние и беспомощность… Появилась надежда…
Залпы зениток.
Росс. Ты меня слышишь, Анна?
Анна. Да… Слышу…
Росс. Я тебя уже почти не вижу… (Очень медленно идет к Анне.) Вот и темнота, которой я так ждал… Я все еще падаю… Но сейчас я в безопасности… Как это опьяняет… Думаю, это жизнь, которая начинается заново… Я совсем ее забыл… Я забыл, что такое женщина… (Он стоит перед ней. Не дотрагивается до нее.)
Свет от первых взрывов.
Занавес.
Первая сцена
Росс, Анна.
Та же комната, утро следующего дня.
Росс (у окна). За ночь они вывесили в окнах белые флаги – полотенца, простыни – что у кого было, но стрельба все еще продолжается…
Анна (зажигает спиртовку). Почему они не остановятся?
Росс. Вероятно, никто не хочет брать на себя ответственность.
Анна. За мир?
Росс. За поражение.
Анна (смотрит на него, говорит медленно). Ответственность за поражение они брать на себя не хотят, а ответственность за то, что людей продолжают бессмысленно убивать, берут?
Росс. Да. Это у них относится к понятию «честь нации».
Анна (ставит воду на спиртовку). А к какому понятию у них относятся концентрационные лагеря?
Росс. «Безопасность нации». (Наблюдает за чем-то в окно.)
Анна (подходит к нему). Не хочешь еще немного поспать? Рано, и никто не знает, что принесет наступающий день.
Росс. Я не могу больше спать.
Анна (кладет руку ему на плечо). Сегодня ночью ты кричал во сне.
Росс. Наверное, я еще долго буду кричать. (Смотрит на нее.) Анна, вчера я тебя не знал, а сегодня ты – самый близкий мне человек… Но я почти ничего не знаю о тебе…
Анна. А что тут знать? А что я знаю о тебе? Вчера ты пришел, а завтра уйдешь. (Возвращается к спиртовке.)
Росс
