Жанна. Что бы вы ни говорили, ничего вы не добьетесь. Он король, и господь бог дал его нам. Пускай тощего, ведь он, бедняга, ужасно тощий, пускай длинноногого с безобразно толстыми коленками.
Карл (тихо, архиепископу). В конце концов, все это мне ужасно неприятно...
Архиепископ (та же игра; уводит его за собой). Терпение, терпение, сир, сейчас они устроят процесс, сожгут ее, и мы вздохнем спокойно. Впрочем, согласитесь, что англичане, скорее уж, оказали нам услугу, взяв на себя арест и вынесение смертного приговора. Не будь их, нам самим рано или поздно пришлось бы это сделать. Она стала просто невыносимой!
Уходят. Вернутся они позже и смешаются, никем не замеченные, с толпой.
Кошон (продолжает). А ведь ты вовсе не дурочка, Жанна. Ты доказала это нам многими своими дерзкими ответами. Но поставь себя на наше место. Как же ты хочешь, чтобы мы, люди, в душе своей, по человечеству признали, что именно бог послал тебя бороться против дела, которое мы защищаем? Как же ты хочешь, чтобы мы признали, что бог против нас единственно на том основании, что, по твоим уверениям, ты слышала голоса.
Жанна. Сами увидите, когда вас окончательно разобьют!
Кошон (пожимая плечами). Ты нарочно отвечаешь, как маленькая упрямица. Ежели мы рассматриваем сейчас вопрос в качестве священнослужителей, в качестве защитников пресвятой нашей матери церкви, какие, в сущности, есть у нас основания принимать на веру то, что ты говоришь? Неужели ты думаешь, что ты первая слышала голоса?
Жанна (кротко). Нет, конечно.
Кошон. Ни первая, ни последняя. Пойдем дальше. Что, по-твоему, Жанна, станется с нашей церковью, если всякий раз, когда какая-нибудь девочка придет к своему кюре и заявит: я, мол, видела святую или, скажем, богоматерь, я слышала голоса, и они велели мне сделать то-то и то-то, а кюре ей поверит и предоставит ей свободу действия, а ну, скажи? Разве церковь выстоит?
Жанна. Не знаю.
Кошон. Не знаешь, но ты девушка благоразумная, вот поэтому-то я и пытаюсь урезонить тебя. Ты была полководцем, Жанна?
Жанна (горделиво выпрямляя стан). Да, я командовала сотнями славных парней, которые шли за мною и мне верили!
Кошон. Ты ими командовала. А вообрази, утром перед атакой какому-нибудь твоему солдату были голоса и велели идти штурмом совсем не на те крепостные ворота, которые ты наметила, или вообще отложить атаку, что бы ты тогда сделала?
Жанна (с минуту озадаченно смотрит на него, потом внезапно разражается хохотом). Сеньор епископ, сразу видать, что вы священник! Да вы никогда наших солдатиков вблизи не видали! Дерутся они здорово, пьют как лошади, это да, а вот насчет того, чтобы слышать голоса...
Кошон. Шутка не ответ, Жанна... Но ты дала ответ на мой вопрос, еще даже не открыв рта, в течение той доли секунды, что растерянно молчала. Ну так вот, воинствующая церковь - это воинство на сей земле, где еще кишат неверные и бушуют силы зла. Она обязана повиноваться нашему святейшему отцу папе и его епископам, как обязаны были солдаты повиноваться тебе и твоим соратникам. И солдата, который в утро атаки сказал бы, что он слышал голоса, которые посоветовали ему отложить битву, - такого солдата во всех армиях мира, включая и твою тоже, заставили бы замолчать. И куда более грубыми средствами, чем те, какими пытаемся тебя урезонить мы.
Жанна (вся подобралась; она настороже). Бейте сплеча - это ваше право. А мое право - продолжать верить и говорить вам "нет".
Кошон. Не замыкайся в своей гордыне, Жанна. Пойми же ты, что и как люди и как священнослужители мы не имеем никакой веской причины верить в божественное начало твоей миссии. У одной лишь тебя есть причина верить в это, и, без сомнения, все это козни дьявола, желающего тебя погубить, а также дело тех, кто воспользовался тобой в своих интересах. Более того, поведение наиболее умных из них во время твоего пленения и их формальное отречение от тебя свидетельствуют, что и они никогда в это не верили. Никто отныне уже не верит в тебя, Жанна, кроме простого люда, который во все верит, который завтра поверит другой Жанне. Ты совсем одна...
Жанна ничего не отвечает, она сидит совсем маленькая среди всех этих людей.
И не воображай также, что твое упорство перед лицом судей, что сила твоего характера - это знак того, что бог тебя поддерживает. У дьявола тоже крепкая шкура, и он умный. До того как восстать против бога, он был один из самых умных ангелов.
Жанна (помолчав). А я вот неумная, мессир. Я простая деревенская девушка, такая же, как и все другие. Но если что черное, не могу же я говорить, что это белое, вот и все...
Молчание.
Фискал (внезапно подскакивает к ней). А какой знак подала ты тому, кого величала своим королем, чтобы он признал тебя и поручил тебе командование своей армией?
Жанна. Я же вам говорила, никакого знака не было.
Фискал. Дала ты ему кусочек мандрагоры, чтобы она хранила его?
Жанна. Я и не знаю, что такое мандрагора.
Фискал. Будь то зелье или заклинание, твоя тайна имеет имя, и мы хотим его узнать. Что ты дала своему королю в Шиноне, чтобы он обрел мужество? Какое название, древнееврейское? Дьявол говорит на всех языках, но предпочитает древнееврейский.
Жанна (улыбаясь). Нет, мессир, это по-французски, и вы только что сами произнесли это слово. Я дала ему мужество, вот и все.
Кошон. А бог или, словом, та сила, которую ты считаешь богом, по-твоему, ни во что не вмешивалась?
Жанна (просветленно). По-моему, бог вмешивается всегда и во все, сеньор епископ. Когда девушка произносит два разумных слова и ее слушают, - значит, бог тут как тут! Бог - он скопидом: где можно обойтись здравым смыслом на два гроша, он не будет тратиться на чудо.
Ладвеню (мягко). Хороший и смиренный ответ, монсеньер, а главное, его нельзя обратить против нее.
Фискал (вскакивает, ядовитым тоном). Гляди-ка! Стало быть, ты не веришь в чудеса, о которых говорится в Священном писании? Отрицаешь то, что сотворил Иисус Христос на свадьбе в Кане, отрицаешь, что он воскресил Лазаря?
Жанна. Нет, мессир. Господь безусловно все это сотворил, раз об этом говорится в Священном писании. Он претворил воду в вино так же, как создал воду и вино; он вновь связал нить жизни Лазаря. Но для него, владыки жизни и смерти, в этом ничего необычного не было, так же как для меня прясть нитки.
Фискал (визжит). Слушайте ее! Слушайте все! Она говорит, что чудес нет!
Жанна. Да нет, мессир. Только я считаю, что настоящие чудеса - это не фокусы, не опыты занимательной физики. У нас в деревне на площади цыгане тоже такое выделывают... Подлинные чудеса, при виде которых господь бог улыбается от радости на небе, - эти чудеса люди делают сами, творят с помощью мужества и ума, дарованного им господом богом.
Кошон. Ты отдаешь себе отчет в важности своих слов, Жанна? Ты преспокойно объявляешь нам, что подлинное чудо господне на нашей земле - это человек, а не что-либо другое. Человек, который само воплощение греховности, заблуждений, бессилия, неумелости...
Жанна. Верно, но также и силы, и отваги, и света, и как раз в те минуты, когда он совсем гадок. Я много таких повидала на войне...
Ладвеню. Монсеньер, на своем, пусть неуклюжем, языке Жанна говорит нам то, что чувствует; возможно, она заблуждается, но зато ее наивные слова идут от сердца... так или иначе она не может мыслить настолько четко, не может уложиться в рамки нашей диалектики. Боюсь, под давлением наших вопросов она может сказать больше или же не то, что хотела бы сказать...
Кошон. Брат Ладвеню, как честные люди, мы не используем во зло ее неловкие ответы. Но наш долг довести допрос до конца. Мы не так уж уверены, что имеем дело с одной только Жанной, не забывайте этого. Итак, Жанна, ты оправдываешь человека? Веришь, что он величайшее из чудес господних, если не единственное?
Жанна. Да, мессир.
Фискал (визжит вне себя). Богохульница! Человек - это нечисть, мерзость, похотливые видения! Человек корчится в ночи на ложе своем, ибо он во власти скотских наваждений...
Жанна. Да, мессир. И он грешит, он гадок. А потом вдруг, неизвестно почему, - ведь он, поросенок эдакий, любил пожить и наслаждался жизнью, - выйдя из дома разврата, он бросается под копыта взбесившегося коня, чтобы спасти незнакомого ребенка, и спокойно умирает с перешибленным хребтом, он, который только о том и думал, чтобы повеселее провести ночь...
Фискал. Умирает как скот во грехе, осужденный на вечные муки, без последнего напутствия!..
Жанна. Нет, мессир, умирает сверкающий, чистый, и господь с улыбкой ждет его на небесах. Ибо он дважды поступил как человек, совершив зло и совершив добро. А бог как раз и создал человека ради этого противоречия...
