Цезарь, Антоний.
Брут согласился, встречу здесь назначив,
Где ты недавно соблаговолил
Терпеть его разнузданные речи.
Ты скоро сможешь вновь услышать их,
Поскольку хочешь этого.
Спасибо.
Я знаю, Брута было нелегко
Склонить к подобной встрече, и другому
Я не рискнул бы порученье дать,
Какое дал Антонию.
О Цезарь,
Как жаль, что ты к моим советам глух
И терпишь Брута. Это первый случай,
Когда я порученью твоему
Не рад. Но Брута я просил, как друга,
Хотя его как твоего врага
Я знаю и за это ненавижу.
Для многих Цезарь плох. Но лишь один
Из недругов моих меня достоин,
И это Брут.
Тогда не только Брут,
Но первым Брут, а вслед за ним и кимвры,
И кассии, и туллии должны
Убиты быть, и многие другие.
Чем больше, чем непримиримей враг,
Чем он сильнее, тем всегда приятней
Мне было побеждать его, что я
И делал — чаще, нежели оружьем,
Прощеньем. Обласкать, когда к мечу
Прибегнуть можно, силой убежденья
Сердца, в которых ненависть кипит,
Смирить и заручиться верной дружбой
Того, кого ты волен погубить, —
Вот лучшее возмездие достойным
Врагам, мое возмездие.
Пора
Усвоить Цезарю, что он обязан
Своим величьем самому себе.
Но, главное, чтоб понял он сегодня,
Когда и Рим в опасности, и он,
Кто в равной мере их обоих любит.
Конечно, только я. И я твержу
Без устали тебе, что если Брута
Не убиваешь ты, тогда тебя
Не так отчизны занимает слава,
Как личное тщеславие твое.
Быть может, хочется тебе, чтоб Цезарь
Боялся?
Пусть не за себя, — за Рим
И он бояться может, даже должен.
За Рим во имя славы умереть
Я должен, а не за себя бояться
И не за Рим. В бою его врагов
Я разгромил. Они как раз и были
Врагами Цезаря. Одним из тех,
Кто обнажил оружье против Рима,
Был Брут, и я с оружием в руках
Пленил его, однако не позволил,
Чтоб справедливый меч войны сразил
Его тогда. Ужель сегодня, в Риме,
Я мог бы допустить иль приказать,
Чтоб безоружного (о, небо!) Брута
Сразил удар клинка из-за угла
Или неправая секира. В этом
Нет надобности. Даже захотев,
Не смог бы я… А впрочем… Нет… не смог бы.
К великому числу моих побед
Победу над парфянами осталось
Прибавить и над Брутом. От второй
Зависит первая. Любой ценою
Я должен Брута в друга превратить.
За Красса отомстить — первостепенной
Задачи нет сейчас, и в этом Брут
Весьма полезен мне: ведь речь о славе
И Цезаря и родины идет.
Ты славен — дальше некуда.
Допустим.
Но если предстоят еще дела,
То сделанное раньше мной не ставлю
Я ни во что. С парфянами война
Неотвратима. Чтобы побежденным
Остался Рим, покуда Цезарь жив?
О, прежде я умру тысячекратно!
Но полным распрей, полным прочих зол,
Сражаясь в Азии, оставить город
Я не могу, как не хотел бы я
В крови и в ужасе его оставить.
Лишь Брут уладить в силах…
Значит, ты
Антонию не доверяешь?
В ратных
Деяниях моих ты часть меня.
И я хочу, чтоб, в ужас повергая
Парфянина, ты рядом был со мной.
А в этом деле думаю на Брута
Я опереться.
Я тебе готов
Служить во всяком деле. Что до Брута,
То здесь ты слеп.
Быть может, он куда
Слепей меня. Но я надеюсь нынче
Открыть ему глаза. Сегодня я
В ударе…
Вдвоем оставь нас,
Я скоро буду у тебя.
Прозреть
Да сможешь ты, пока еще не поздно,
И с кем имеешь дело ты, понять!
Брут, Цезарь.
Мы, Цезарь, старые враги, однако
По-прежнему ты победитель мой
И думаешь, что ты счастливей Брута,
Тогда как Брут уверен, что тебя
Он менее несчастлив. Впрочем, что бы
Мы про себя ни думали, недуг,
Упадок, угнетенье — участь Рима.
Одно желанье нынче нас свело,
Но побужденья разные. Ты хочешь
Сказать мне что-то важное, когда
Не лгал Антоний. С важным разговором
И я пришел, надеясь, что дерзнешь
Ты выслушать меня.
Ко мне враждебен
Ты был всегда, но Бруту я не враг,
И никогда им не был, и не мог бы
При всем желанье стать. К тебе домой
Пришел бы с разговором я, однако
Боялся этим оскорбить тебя:
Ведь Брут женат на дочери Катона{68},
И Цезарю не место у него.
Поэтому сюда тебя просил я
Пожаловать. Ты видишь, я один,
Без ликторов, без помпы, равный Бруту
(С его соизволения) во всем.
Перед тобою не диктатор Рима,
Не человек, который разгромил
Непобедимого дотоль Помпея,
Не триумфатор…
Цезаря одна
Достойна свита — собственная доблесть,
В особенности, если предстает
Он перед Брутом. Счастлив ты, коль скоро
Обходишься не только без секир
И ликторов, но и без угрызений
И страха, вечного в тиранах!
Страх?
Не только сердце, но и слух мой слова
Не знает этого.
Его не знал
Великий Цезарь на полях сражений,
Но знает Цезарь в Риме, где теперь
Диктатор он. Он слишком благороден,
Чтоб это отрицать, и, не стыдясь,
Открыться может Бруту: этим только
Свое величье Цезарь подтвердит.
Давай начистоту, как нам обоим
Пристало. Многих в ужасе держать
Один не может без того, чтоб первым
Не трусить самому. Недалеко
Ходить за доказательствами. Брута
Ты можешь беспрепятственно убить:
Я не люблю тебя, ты это знаешь,
И низкому тщеславью твоему
Помехой стать могу. Но ты боишься,
Что нынче больше повредит тебе
Убийство Брута. Говорить со мною
Желаешь ты затем, что только страх
Тобою движет с неких пор. Возможно,
Ты сам о том не знаешь или знать
Не хочешь попросту.
Неблагодарный!..
А под Фарсалом не была ли жизнь
Твоя в моих руках?
Ты пьян от славы
И боем был разгорячен тогда.
Ты был велик. И чтобы быть великим,
Родился ты. Но здесь ты с каждым днем
Себя роняешь. Образумься, Цезарь.
Тираном кротким не родился ты,
Поверь…
Твои хвалы с хулою вкупе
Мне все же нравятся. Я так люблю
Тебя, что только Брутом быть хотел бы,
Когда бы не был Цезарем уже.
Ты можешь быть обоими, прибавив
Немало Бруту и самим собой
Оставив Цезаря. Любого можешь
Ты из великих римлян превзойти,
Став истинно великим: все зависит
Лишь от тебя. Отважься применить
Простое средство. Заклинаю первый
Тебя об этом я… Но ты молчишь?
О, ты прекрасно знаешь это средство:
Ты слышишь в сердце громогласный крик
Насущной правды. Откажись от козней,
Что даже в собственных глазах тебя
Роняют. Убедись, что подлой цели
Ты стал рабом. Быть Цезарем учись
У Брута. Если б ревновал я к славе
Твоей, ужель бы я тебя просил
Попрать мою? Я знаю правду: в Риме
По должности, по силе, по летам
Я меньше Цезаря, как меньше слава
Моя. И если самовоспарить
Способно имя Брута, то не раньше,
Чем разобьется вдребезги твое.
Все тот же тихий голос боязливый —
И потому не римский, что тебя
Иначе с неких пор не называет,
Как угнетатель Рима, Бруту роль
Его освободителя отводит.
Чтоб стать в действительности таковым,
Необходимо мне тебя низвергнуть
Или убить. Нелегок первый путь,
Но менее, чем ты считаешь, труден
Второй, и если б только о себе
Я думал, я б уже от господина
Избавился, но, римлянин, пекусь
О Риме я и потому взываю
К тебе, когда мой долг убить тебя.
Да, стать, как прежде, гражданином, Цезарь,
Послушавшись меня, обязан ты.
Ты первый, ты один способен Риму,
Скорей, чем Брут, свободу, славу, мир
Вернуть — все то, что у него ты отнял.
Вновь гражданин, тираном прояви
Себя в последний раз: законы в силе
Восстанови и навсегда отбей
У всех без исключения охоту
Тебе, тирану, подражать. Никто
Из римлян после этого не скажет,
Что в массе граждан растворился ты.
Скажи, себя ты ставишь ниже Суллы?{69}
Гораздо более, чем ты, жесток,
Проливший больше крови, гражданином
И Сулла стать дерзнул, и был велик.
Насколько же ты был бы выше Суллы
При том, что ты куда сильней его!
Иная слава ждет тебя, когда ты
По доброй воле силу и талант
Заждавшимся употребишь во благо,
Когда посмотришь трезво на себя,
Все сделав для того, чтоб в Рим вернуться
Ни цезари, ни суллы не могли.
Отважный юноша, в твоей искусной
И пылкой речи, к сожаленью, есть,
Быть может, правда. Убеждают сердце
Твои слова. И если ты себя
Считаешь меньше Цезаря, я вижу,
Я чувствую, насколько больше ты.
И то, что я сознался в этом первый,
Не оскорбившись, не рассвирепев,
Доказывает, что к тебе питаю
Я странную привязанность. Поверь,
Ты очень дорог мне, и я хотел бы,
Чтоб, завершая начатое мной,
Когда меня не станет, ты исправил
Мои просчеты. Месть парфянам дай
Прибавить Цезарю к его триумфам,
И он умрет счастливым. Столько лет
Я отдал битвам, что на поле брани
Единственно достоин встретить смерть.
Я допускаю, что лишил отчасти
Свободы Рим, зато воздал ему
Сторицею могуществом и славой,
И Рим об этом знает. Я умру,
И, осенен победами моими,
Ты устранишь ущерб, что я нанес
Ему. Не может больше делать ставку
Рим на меня. Добро, что сделать я
Хотел ему, отравлено всечасно
Бывало мной же причиненным злом.
Я на тебя надежды возлагаю:
Ты честным и великим был всегда
И римлянам величие и честность
Привить сумеешь. Как отец, с тобой
Я говорю… О, для меня ты больше,
Чем сын…
Твои слова не до конца
Понятны мне. Исключено, чтоб к власти
Твоей неправой приобщился я
Когда-нибудь. Однако ты о Риме
Почти как о наследстве говоришь
Своем?..
О, выслушай меня. Не в силах
Я более умалчивать о том,
Что отношение твое изменит
Ко мне.
Его изменишь ты, коль сам
Изменишься: победы над собою
Тебе лишь не хватает…
Ты другим,
Услышав тайну, станешь.
Я останусь,
Что б ни услышал, римлянином. Но
Продолжим разговор.
Ты не находишь,
О Брут, что то, как я с тобой держусь,
Мои глаза, слова, молчанье даже,
Все выдает безмерную любовь,
Что я к тебе питаю?
Да, я вижу
В тебе порыв, и человек за ним
Скорее, чем тиран, стоит как будто.
Но что он означает, не берусь
Судить.
А сам, скажи, какие чувства
Ко мне питаешь?
Зависть исключи,
А остальные — все поочередно.
Когда тиран закоренелый ты,
То ненависть и гнев; когда же снова
Ты человек и гражданин — любовь
И восхищенье. Что тебе угодней
Из этих чувств?
Любовь. И должен ты
Любить меня… Священными со мною
Ты связан узами.
Если мне не веришь,
То матери поверишь. Вот ее
Письмо. Я получил его в Фарсале.
Ты знаешь руку матери. Читай.
(читает письмо)
