КОЧУБЕЙ. Собака? Ты сказал – собака?
ТОЛЬ. Да, а что. Собака сопротивляется. Мы вложили в этот проект почти ярд, Игорь.
КОЧУБЕЙ. Миллиард долларов?!
ТОЛЬ. Да, а что тут удивительного? Одних бозонов нужно было тысяч десять. А цена на австралийские, да еще со скидкой, – сорок тысяч. За штуку. Вот уже четыреста миллионов. А потом – оборудование. Технология. Нужно было поднять наше производство анальгина, чтоб было где брать исходные таблетки. Много мороки всякой. Но это окупится. За восемь лет, но окупится.
КОЧУБЕЙ. Если б у нашего правительства был тогда лишний миллиард долларов, народ бы нас полюбил. Ты помнишь наше правительство, Боренька?
ТОЛЬ. Только его и вспоминаю. Последняя светлая полоса в жизни.
КОЧУБЕЙ. Не говори. А таблетки на 24 года – это разве не светлая полоса? Кстати, если ты думаешь, что я что-нибудь знаю про этот… как ты сказал… бозон Фикса? Помню только была частушка: как не установить летящего бозона, так не остановить какого-то Кобзона. Помнишь, было такое? «Вокруг смеха»?
ТОЛЬ. Честно говоря… Хочешь, я тебе справку пришлю?
КОЧУБЕЙ. Да зачем мне справка, Боря! Мне даже медицинская справка уже не нужна.
ТОЛЬ. Такого юмора я не принимаю.
КОЧУБЕЙ. Так что же – полная гарантия на 24 года? Что голова ни разу не заболит?
ТОЛЬ. Полная – не заболит.
КОЧУБЕЙ. А если все-таки заболит?
ТОЛЬ. Приносишь справку… Прости за неудачный каламбур, приносишь справку от врача с печатью и получаешь все деньги назад.
КОЧУБЕЙ. Значит, шесть тысяч долларов за курс?
ТОЛЬ. Шесть тысяч за 12 таблеток и индивидуальное назначение.
КОЧУБЕЙ. Слушай, слушай… А если пациент умрёт, не прожив 24 года? Его потомки смогут получить разницу?
ТОЛЬ. Ха-ха… Мы до сих пор об этом не думали. Действительно: если клиент не проживёт 24 года? Здесь же чертова туча маркетинговых возможностей! Я всегда говорил, Игорь, что у тебя самая светлая голова в России.
КОЧУБЕЙ. Постой… Хочешь, я стану рекламным лицом твоего анатоля?
ТОЛЬ. Что это значит?
КОЧУБЕЙ. Ну давай, я заплачу шесть тысяч за курс, у меня навсегда перестанет болеть голова, а потом я умру. Вы вернете разницу моим наследникам, и анатоль прогремит на весь мир.
ТОЛЬ. Что за несусветные глупости ты говоришь!
КОЧУБЕЙ. Никакие не глупости. Я точно знаю, что в обозримом будущем умру. По-твоему, почему я это знаю?
ТОЛЬ. Почему?
КОЧУБЕЙ. Потому, Боренька, что все люди смертны.
ТОЛЬ. Это тебе твой священник сказал?
Пауза.
КОЧУБЕЙ. А что? Ты что-то имеешь против отца Гавриила?
ТОЛЬ. Это так теперь называется. «Отец Гавриил»! Как будто генерал-полковник какой-то. Тебе не кажется, что всё это похоже на плохой анекдот?
КОЧУБЕЙ. Это всегда так называлось. И что именно здесь похоже на анекдот, господин президент вечной жизни?
ТОЛЬ. Ты помнишь, Боря, как 18 лет назад в интервью «Гардиан» ты сказал, что ты – агностик?
КОЧУБЕЙ. Или помню, или не помню. Но что с того?
ТОЛЬ. Нет, ты помнишь. У тебя с памятью все в порядке.
КОЧУБЕЙ. Гораздо лучше было бы без неё. Послушай меня, Боря. Никакой вечной жизни с памятью не бывает. Ты не там ищешь.
ТОЛЬ. Я там ищу. Когда ты сказал, что ты агностик, тебе рукоплескал весь мир. Ты стал кумиром интеллигенции на 20 лет вперёд.
КОЧУБЕЙ. Почему не на 24, как анальгин? Прости, как анатоль?
ТОЛЬ. Я ненавижу этот твой юмор! Теперь человек пятьсот по всей Москве судачат, что премьер-министр Кочубей связался с каким-то грязным попом! Что они сидят и пьют целыми днями в Жирафьей Канавке!
КОЧУБЕЙ. Кто это – они?
ТОЛЬ. Они – это вы. Вы, Игорь. Ты с твоим генерал-полковником. Ты понимаешь, как это небезопасно для нашей всеобщей репутации?
КОЧУБЕЙ. Почему всеобщей? Ведь ты не сидишь в Жирафьей Канавке. И Гоц не сидит. И профессор Дедушкин не сидит. И…
ТОЛЬ. Твоя репутация – это наша репутация, Игорь. Ты – наш лидер, наш мозг. Мы признали это один раз и навсегда. 18 лет назад. Даже 20 лет назад, еще в лаборатории марксистско-ленинского анализа. И все, что происходит с тобой, сразу отражается на нас. Больше того: ты – основатель русского либерализма. И эта история со священником… Ты понимаешь, я думаю. Я не должен тебе разжевывать. Ты слишком умен, чтобы я тебе разжевывал.
КОЧУБЕЙ. Ты думаешь, было бы лучше, если мы с отцом Гавриилом встречались бы в ресторане «Метрополь»? Или в баре GQ? И кстати, я никакой не основатель русского либерализма. У меня недавно был профессор, он все объяснил: либерализм основали они с полковником Несговоровым. Кажется, в 83-м году. Да, когда профессору было 50 лет – это 83-й. Значит, в 83-м.
ТОЛЬ. С каким полковником?
КОЧУБЕЙ. С полковником КГБ. Которому он заложил своего зятя. Юру Кравченко. Председателя христианско-демократического союза. Между прочим. Я читал его дневники.
ТОЛЬ. Подожди, Игорь. Я сейчас окончательно запутаюсь. Какой-то зять, какие-то дневники. При чем здесь вообще профессор? Я скажу тебе жестче: история с попом превращает нас всех в посмешище! Это несерьезно, понимаешь?! А мы можем позволить себе всё, но только не быть несерьёзными!
КОЧУБЕЙ. А профессор, когда приезжал, сказал, что отец Гавриил – агент ФСБ. И передал мне пачку бумаг, которые это подтверждают. Это ты изготовил такие бумаги, Боря?
ТОЛЬ. Ты сам-то слышишь, что говоришь?
КОЧУБЕЙ. А что? Ты разве разучился изготавливать бумаги? Это же куда проще, чем вечный анальгин.
ТОЛЬ. То, что Сирин – агент ФСБ с якутских времён, это сто процентов. Каждая собака знает!..
КОЧУБЕЙ. Собака. Ты сказал-таки – собака.
ТОЛЬ. Но дело не в этом. Подожди. Мы не должны говорить в таком тоне. Мы сначала должны успокоиться.
КОЧУБЕЙ. Я практически спокоен, Боренька.
ТОЛЬ. Вот и отлично. Я тоже спокоен. Я хотел тебе сказать. В общем, я общался с Женевьев Пеги…
КОЧУБЕЙ. Вы знакомы с Женевьев?
ТОЛЬ. Конечно, она брала у меня интервью. Не один раз.
КОЧУБЕЙ. А кто кому позвонил? Ты ей или она тебе?
ТОЛЬ. По правде сказать, не отследил. Пресс-служба соединила.
КОЧУБЕЙ. Да. Я верю. И что?
ТОЛЬ. Женевьев мне пересказала содержание вашей встречи. Которая была накануне. В кондитерской дома Соломона.
КОЧУБЕЙ. На Патриарших?
ТОЛЬ. На Патриарших.
КОЧУБЕЙ. Этой встречи не было на Патриарших. Мы сначала там договорились, но потом…
ТОЛЬ. Что потом?
Раскаты зимнего грома.
КОЧУБЕЙ. Потом перенесли в Кофейню Трех Китов, в центр «Атриум». Около Курского вокзала.
ТОЛЬ. Значит, это было возле Курского вокзала. Какая разница? К чему ты это сейчас вообще?
КОЧУБЕЙ. Мне забавно, что ты знал о планах встречи на Патриарших. Она так подробно тебе рассказывала?
ТОЛЬ. Нет. Не знаю… Кажется, она сказала, что вы встречались на Патриарших. Или она перепутала. Она же плохо ориентируется в городе.
КОЧУБЕЙ. Она живет здесь двенадцать лет. Прекрасный водитель. Однажды везла меня с новогодней вечеринки французских журналистов. На своем маленьком «Ситроене». Двухдверном. Или трехдверном, я не знаю, как это точно называется. Мой драндулет с охраной ехал следом, а мы с ней – в маленьком «Ситроене». Она отвозила меня ко мне домой, в город. В квартиру на Малом Потемкинском. Была метель. Мы доехали за 15 минут. Пятнадцать минут!
ТОЛЬ. Хорошо. Может, это я что-то перепутал. Хотя я никогда ничего не путаю. Не путаю и не забываю. Но дело не в этом…
КОЧУБЕЙ. В этом. В этом.
ТОЛЬ. По словам Женевьев, ты хочешь рассказать ей о каких-то семнадцати ошибках наших либеральных реформ.
КОЧУБЕЙ. Не совсем так. Почти, но не совсем. Я хочу рассказать о 27 ошибках либеральных реформаторов. Со мной во главе. О моих ошибках, Боренька. О моих собственных ошибках.
ТОЛЬ. Твои ошибки – это наши ошибки. Игорь.
КОЧУБЕЙ. Хорошо. Пусть так. Я буду говорить об этих ошибках, как о своих.
ТОЛЬ. А ты мне можешь сказать, зачем вообще все это нужно, Игорь? Во-первых…
КОЧУБЕЙ. Во-первых, у нас ошибок не бывает? Я все-таки изучил тебя, Боренька. За столько лет изучил. Экономику не изучил, Россию не изучил, а тебя – да.
ТОЛЬ. Во-первых, я не знаю, черт возьми, бывают ли у нас ошибки. Может, когда по-японски говорим, и бывают. Но в те годы серьезных ошибок у нас не было. А если какие-то и были, то они – ничто по сравнению с результатами. С достижениями. Мы создали русскую свободу, Игорь, пойми! Мы сделали так, что коммунизм снова стал невозможен. Снова.
КОЧУБЕЙ. Ты думаешь?
ТОЛЬ. Я не думаю, я знаю. А во-вторых, ты же понимаешь, какой ущерб все это нанесет.
КОЧУБЕЙ. Какой ущерб?
ТОЛЬ. Когда о мифических наших ошибках пишут всякие маргинальные мудаки типа Белковского, это никому не интересно. Никто не обращает внимания. Обычное бормотание себе под нос. Но если б ошибках скажешь ты… Ты хоть представляешь себе, как они поднимут голову?
КОЧУБЕЙ. Кто поднимет?
ТОЛЬ. Они все. Кагэбэшники, коммунисты. Начнутся репрессии против либералов. Нет – против всех свободных людей. Против каждого, кто ощущает себя свободным. Кто покупает чёрную икру, не посоветовавшись с женой, и ездит отдыхать в Турцию. Ты же великий пророк либерализма, Игорь! Неужели ты не видишь, что они сделают со всеми нами, если мы начнем говорить о наших ошибках! Ты думаешь, это благородно?! А о крови, которой будет оплачено такое благородство, ты не думаешь?!.
