Орест, Пилад, Электра.
Отчего ты грустен,
О часть меня? Не знаешь разве ты,
Что я прикончил этого мерзавца?
Со мной ударов ты не разделил,
Ну что же, этим зрелищем утешить
Ты можешь взор.
О, зрелище! Орест,
Отдай мне меч.
Послушай, больше оставаться здесь
Не стоит нам…
Сначала
Скажи, где Клитемнестра…
На костре,
Наверно, труп изменника сжигает.
Ты отомстил — и больше, чем сполна.
Идем…
Ты слышишь,
Пилад? Я поручила мать тебе.
Что с нею? О, как леденеют вены!
Ты скажешь?
В неистовстве покончила с собою?…
Ты меч в нее
Вонзил в припадке бешенства слепого,
Когда бежал к Эгисту…
Ужас! Я
Смертоубийца матери? Я должен…
Отдай мне меч…
Кто называет братом
Меня? Не ты ли, что меня спасла,
Жестокосердная, для этой жизни
И для убийства матери? Верни
Оружье мне… О, где я? Что я сделал?
Кто держит?… Кто преследует меня?…
Куда бежать?… В какой забиться угол?
Ты гневаешься на меня, отец?
Ты крови требовал. Но разве это
Не кровь? Я пролил для тебя ее.
Орест, Орест… Мой бедный брат… Он больше!
Не слышит нас… Он сам не свой… Пилад,
Его мы не оставим…
О, суровый,
О, неминуемый закон судьбы!
Трагедия была задумана Альфьери в мае — июне 1776 года одновременно с трагедией "Агамемнон". Уже в июле — августе Альфьери создает прозаический ее вариант. Первый стихотворный вариант сделан им во Флоренции (2 сентября — 28 ноября 1778 г.), окончательный стихотворный вариант Альфьери завершает в Риме 18 сентября 1781 г.
Трагедия Альфьери написана на основе античных греческих сказаний. Орест — сын Агамемнона и Клитемнестры. Возвратившийся из-под Трои Агамемнон (предводитель греческих войск и Микенский царь) был предательски убит своей женой Клитемнестрой и ее возлюбленным Эгистом. Убийцы хотели избавиться от наследника Агамемнона, и Орест вынужден был бежать из Микен. Около десяти лет Орест провел у своего дяди, фокидского царя Строфия, где подружился с его сыном Пиладом (из-за легендарной этой дружбы имена Ореста и Пилада стали нарицательными). Достигнув совершеннолетия, Орест решил отомстить за смерть отца. Оракул Аполлона в Дельфах предсказал ему, что он убьет мать и Эгиста. Орест вернулся в Микены и с помощью Пилада убил Эгиста и Клитемнестру.
Дальнейшей судьбы Ореста Альфьери не касается в своей трагедии и читателя, заинтересованного полным изложением этого аргосского сказания, мы отсылаем к книге Н. А. Куна "Легенды и мифы Древней Греции" (Москва, Учпедгиз, 1953) или "Мифологическому словарю" (Учпедгиз, 1961).
Миф об Оресте подвергался неоднократным обработкам в мировой драматургии. Самыми знаменитыми обработками явились: трилогия Эсхила "Орестея", трагедия Софокла "Электра", три трагедии Еврипида ("Орест", "Ифигения в Тавриде" и "Электра"). В европейской литературе уже нового времени Альфьери имел предшественниками Расина, Кребильона и Вольтера.
Впрочем, знакомство с трагедией Вольтера отрицается в "Жизни Витторио Альфьери, рассказанной им самим".
В рукописи Альфьери сохранились характеристики, которые он дал персонажам своей трагедии:
Орест — неукротимый, мстительный, нетерпеливый, обуреваемый яростью.
Пилад — зерцало дружбы, осторожный, предусмотрительный, доблестный.
Эгист — склонный к страху, ненависти и честолюбию, но не скрытный.
Клитемнестра — раскаявшаяся, вся во власти угрызений совести, слабая,
нерешительная.
Электра — гордая, преисполненная ненависти и жажды мести; к матери не
питает ни малейшего уважения.
Авторские замечания о характерах действующих лиц могут быть полезными как для читателя, возможного актера-исполнителя, так и для переводчика. Любопытна сама методика работы Альфьери над трагедиями. В своих мемуарах "Жизнь Витторио Альфьери, рассказанная им самим" писатель так излагает свою методику: "Я хочу рассказать, что я подразумеваю под словами, которыми так часто пользуюсь: "задумать", "изложить" и "переложить в стихи".
За каждую из своих трагедий я принимаюсь троекратно, и это очень полезно в смысле времени, необходимого для вынашивания серьезного произведения; ибо, если оно дурно зачато, то трудно его привести к совершенству. Задумать трагедию — это значит, по-моему, распределить сюжет по сценам и актам и установить число действующих лиц и место действия; потом на двух страницах плохой прозы пересказать в последовательных сценах все, что они должны делать и говорить. Взять эти листки бумаги и, соответственно указаниям, в них изложенным, заполнить сценами и диалогами в прозе всю трагедию, не отбрасывая ни одной мысли, и со всем вдохновением, на какое способен, однако, мало заботясь о стиле, это я называю изложением. Под «переложением в стихи» я разумею не только обращение прозы в стихи, но также и выбор с помощью ума, до сих пор бездействовавшего, лучших мыслей среди длиннот первого наброска, возведение их до поэзии и удобочитаемости. Тут нужно, как и во всяком другом творчестве, сглаживать, вычеркивать, менять.