Бланш. Это вы... (Она смотрит на мать Марию со странным выражением робкой любви и недоверчивости.)
Мать Мария. Да, я пришла за вами. Пора.
Бланш. Я не могу теперь уйти с вами... Но со временем... Может быть...
Мать Мария. Не со временем, а сейчас же. Через несколько дней будет слишком поздно.
Бланш. Слишком поздно для чего?
Матери Марии не по себе. Видно, что такое начало разговора ее огорчило и озадачило.
Мать Мария. Для вашего спасения. Бланш. Мое спасение...
Молчание.
Вы хотите сказать, что там я буду в безопасности?
Мать Мария. Там для вас меньше риска, чем здесь, Бланш... Бланш. Я не могу вам поверить. В такое время где я могу быть
в большей безопасности, чем здесь? Кому придет в голову меня здесь искать? Смерть бьет только по тем, кто наверху... Но я так устала, мать Мария! (Она дрожит.) Ох, мое рагу подгорело! Это из-за вас! (Бросается на колени перед очагом, поднимает крышку кастрюли.) Боже! Боже! Что со мной будет?
Мать Мария тоже становится на колени, быстро перекладывает рагу в другую кастрюлю. Потом засыпает огонь золой и ставит туда кастрюлю, понюхав ее содержимое.
Мать Мария. Не терзайтесь, Бланш, вот беда и поправлена.
Бланш рыдает.
Отчего вы плачете?
Бланш. Оттого что вы такая добрая. Но плакать мне тоже стыдно. Я хочу, чтобы меня оставили в покое, чтобы обо мне никто больше не вспоминал... (С внезапной яростью.) В чем меня упрекают? Что я делаю дурного? Я не оскорбляю Бога. Страх не оскорбляет Бога. Я родилась во страхе, я в нем жила и сейчас живу, все презирают страх, значит, это справедливо, что я живу и в презрении тоже. Я уже давно так думаю. Единственный человек, который мог бы помешать мне это сказать, был мой отец. Он умер. Они его гильотинировали несколько дней назад. (Ломает руки.) В его собственном доме, недостойная его и его имени,— кем я еще могу быть, кроме как жалкой служанкой? Вчера они меня даже ударили... (С каким-то вызовом.) Да, они меня ударили.
Молчание.
Мать Мария. Дочь моя, несчастье не в том, что кто-то тебя презирает, а только в том, что презираешь себя сама.
Снова молчание. Потом твердо, но очень просто и сдержанно мать Мария произносит. Сестра Бланш от Смертной Муки Христовой!
На призыв матери Марии Бланш выпрямляется, словно против воли, и стоит осушив глаза. Бланш. Мать моя?
Мать Мария. Я дам вам адрес. Запомните его хорошенько. Мадемуазель Роза Дюкор, номер два, улица Сен-Дени. Эта особа предупреждена. У нее вы будете в безопасности. Роза Дюкор... Номер два, улица Сен-Дени.
Пауза.
Я буду ждать вас там до завтрашнего вечера. Б л а н ш. Я не приду. Я не могу туда пойти. ,
Мать Мария. Вы придете. Я знаю, что вы придете, сестра моя.
В этот момент Бланш зовут для каких-то поручений. Бланш убегает, оставив мать Марию.
Мать Мария скрывается.
Сцена IX
Б л а н ш на улице. В руке у нее корзинка, из которой свисают листья салата. На улице какое-то оживление. Все ближе смутные звуки. «Са ира». Прохожие начинают разбегаться в разные стороны. Появляется колонна санкюлотов, вооруженных пиками и саблями; у того, кто идет впереди колонны, на конце пики человеческая голова. Несколько прохожих, и среди них Бланш, успевают только кинуться в какие-то открытые ворота и затворить их за собой. Они оказываются в небольшом дворике. Шум на улице усиливается. Укрывшиеся во дворе прохожие сначала недоверчиво оглядывают друг друга. Тут две старухи, молоденькая девушка, пожилой господин, бедно одетый, но явно из «бывших», и молодой человек, который, осмотревшись, перелезает через стену и исчезает. Оставшиеся понемногу успокаиваются. Бланш держится особняком. Одна из старух начинает разговор.
Старуха. Сдается мне, наши беды еще не кончились. Пожилой господин. Правда, жизнь в Париже становится все труднее!
Вторая старуха. Ох, нигде она не лучше, сударь. Первая старуха. А то так и хуже. Я вот из Нантера..; Втора^ старуха. Ая из Компьеня.
Бланш вздрагивает. Чувствуется, что она пытается побороть страх. Она говорит изменившимся голосом.
Бланш. Вы приехали из Компьеня?
Вторая старуха. Да, красавица моя. Я вчера приехала, телегу овощей привезла. У нас там дюжины две пакостников. Они все друг друга боятся и для куражу такой шум поднимают, словно их шрсть сотен наберется. Позавчера они арестовали сестер кармелиток. (Смотрит на Бланш, которая изменилась в лиф, и говорит.) У вас там что, родственницы есть?
Бланш. О нет; сударыня. Я вовсе никогда не бывала в Компьене. Я только неделя, как приехала в Париж с хозяевами из Рош-сюр-Ион. (Она старается скрыть охватившую ее нервную дрожь. Черты ее выражают ужас и нечто похожее на отчаянную решимость. Собрав все свое мужество} она выскальзывает на улицу.)
Пожилой господин сел на скамейку и разминает в пальцах табак. Две старухи переглядываются, качая головой.
Старуха. Чудная эта служанка, скажу я вам.
Сцена X
Бланш прибегает к Розе Дюкор. Она запыхалась и вне себя от волнения. Она бросается на стул и, обхватив голову руками, повторяет.
Бланш. Их надо спасти! Нельзя, чтобы их убили! Их надо спасти во что бы то ни стало! Боже! Боже! Нельзя, чтобы их убили!
Роза Дюкор и мать Мария хлопочут вокруг нее.
Мать Мария. Что вы хотите сказать?
Бланш (прерывающимся голосом, в котором, однако, уже слышатся бунт и негодование.) Я пошла за покупками на рынок... Как каждое утро... и вдруг... вдруг одна женщина мне сказала... Мать Мария. Наши сестры в тюрьме? Бланш. Да.
Мать Мария (с глубоким чувством). Благодарение Богу!
Молчание. Губы матери Марии шевелятся. Можно догадаться, что она молится. Бланш по-прежнему прячет голову в ладони. Но когда мать Мария сказала «Благодарение Богу», она явно встрепенулась. Мать Мария трогает ее за плечо.
Сестра Бланш, мы должны ехать в Компьень.
Бланш поднимает голову.
Бланш. Это правда... О мать Мария, если есть хоть какое-то средство их спасти, мне кажется, на сей раз у меня хватит храбрости.
Мать Мария. Речь не о том, чтобы их спасти, но чтобы исполнить вместе с ними, обет, который мы добровольно принесли совсем недавно.
Бланш. Как! Мы дадим им умереть, ничего не попытавшись для них сделать?
Мать Мария. Дитя мое, важно не дать им умереть без нас. Б л а н ш. Да чтобы умереть, они без нас обойдутся! Мат ь М а р и я. От дочери ли Кармеля я это слышу? Бланш. Умереть, умереть, у вас одно это слово на языке! Неужели вам- всем никогда не надоест убивать или умирать? Неужели вы никогда не напьетесь вдоволь чужой крови или своей собственной?
Мать Мария. Мерзостно только преступление, дочь моя, а принесенные в жертву невинные жизни эту мерзость смывают, и само преступление вновь заключается в круг божественного милосердия...
Бланш топает ногой. Бланш. Я не хочу, чтобы они умерли! Я не хочу умирать!
Она убегает, и мать Мария не успевает ее удержать. В дверях Бланш сталкивается с к а п е л - л а н о м, который издает радостное восклицание.
Капеллан. Дорогая сестра Бланш, это вы! Слава Богу!
Но Бланш, совершенно вне себя, кидает на него полубезумный взгляд, отталкивает его
и исчезает.
Сцена XI
Капеллан. Что случилось с сестрой Бланш? Мать Мария. Вы видели ее?
Капеллан. Она мне показалась необыкновенно взволнованной. Убежала, не сказав мне ни слова.
Мать Мария улыбается.
Мать Мария. Она пока еще бунтует, как ребенок. Но какое это имеет значение! Отныне ей некуда деться от нежной жалости Иисуса Христа.
Пауза.
Итак, я отправляюсь в Компьень одна.
Священник молчит.
Вы осуждаете меня?
Капеллан. Отнюдь нет. Я просто думаю, что следовало бы подождать и разузнать получше, что там происходит. Да, ваши сестры в тюрьме. Но это вовсе не значит, что их приговорили. Не отягчите ли вы их положение своим вмешательством?
Мать Мария. Если мы всегда будем поступать столь осмотрительно, отец мой, то еще немного— и что останется от нашего обета мученичества?
Капеллан. Мать моя, вы принесли этот обет в духе повиновения, и в духе повиновения вы должны его исполнить. Напишите вашей настоятельнице и спросите у нее, что вам следует делать.
Сцена XII
Тюрьма. Утро. Еще темно. Кое-кто из сестер сидит, прислонившись к стене. Младенца Иисуса поставили на колченогий стол. В изломанных яслях несколько увядших цветков. Стол покрыт небольшой белой косынкой. Единственная скверная свеча наполовину догорела. Монахини подходят в темноте по двое или по трое и опускаются на колени перед статуей. Слышатся вздохи, а может быть, это подавленные рыдания. Многие сестры кашляют. Холодный и тревожный рассвет. Чуть поодаль, в углу, справа от стола, настоятельница распростерлась в молитве. Сестра Констанция преклоняет колена перед Младенцем Иисусом и, вставая,
