Давид.
Да, план его хитер и полон пыла.
Но есть ли толк в раденье полководца
Без мужества солдата? Авенир
Его лишен: меня им бог отметил.
Сегодня победим, а завтра вновь
Оставлен будет царь, ведь мне не знать
Покоя рядом с ним… Да что поделать!
Победа станет новою виной.
Мелхола, Давид.
Ты знаешь ли, супруг? Едва отец
Из-за стола поднялся, Авенир
Уж тут как тут и что-то пошептал,
Я подхожу, а он скорее прочь,
И царь уже не прежний.
Царь был за нас, он плакал вместе с нами,
Он обнимал нас, он нам пожелал,
Чтобы пошли от нас колена храбрых
Ему в помогу; он казался паче
Отца, теперь он паче стал царя,
О, прежде времени не плачь, жена!
Царь волен нас карать и награждать.
Сегодня б не вернулся на щите,
А завтра к злобной мысли обо мне
Вернется он; и снова мне изгнанье,
Ничтожество, и бегство, и тревоги.
Смерть для меня одна — тебя покинуть,
Но этого не избежать… Увы!
Злосчастный брак, напрасная надежда!
Счастливый царский род тебе сулил
Иного мужа, ты его лишилась
Из-за меня, злосчастного!.. Не станет
Отцом благополучного семейства
Твой муж бродячий, вечный твой беглец.
Ах, нет, не будем мы разлучены;
Нас не разделят. Больше не вернусь
К той страшной, одинокой жизни: лучше
Могила. В сей обители тоски
Я дни в слезах влачила, мне порою
Ужасным призраком казалась тень.
То, чудится, висит жестокий меч
Отца над головой твоей, и слышу
Твои слова страданья и смиренья,
Что самый жуткий гнев могли б унять,
Но все ж твое пронзает сердце дикий
Саул; то среди темных закоулков
Пещеры вижу, как ты стелешь ложе
На камне, и от страха замираешь
При каждом звуке, и бежишь, и снова
Бежишь, и не находишь ни укрытья,
Ни друга, ни покоя, утомленный,
Ослабший, жаждой мучимый… О, небо!
Могу ль тебе пересказать мое
Смятенье? — Нет, теперь тебя вовеки
Я не оставлю…
Ты мне травишь сердце!
О, погоди… Сей день дарован крови,
А не слезам.
Не знай помехи в битве!
Сраженья не боюсь, господь — твой щит
Особенной закалки, но страшусь
Коварства Авенира, как бы вред
Он не нанес сегодняшней победе.
А что? Неужто государь в сомненье,
Доверить ли мне дело?
Не скажу,
Но был он хмур и бормотал невнятно
О подлости пророков, о каких-то
Бродягах и о доблести фальшивой…
Отрывочные, темные слова,
Зловещие для дочери Саула
И для жены Давида.
Вот он, царь,
Послушаем его.
О боже правый!
Приди на помощь твоему рабу,
Смути нечестье, просвети отца,
Спаси супруга, защити народ!
Саул, Ионафан, Мелхола, Давид.
Иди, отец любимый, мыслям дай
Передохнуть, пусть чистый, свежий воздух
Тебе даст бодрости, побудь немного
С детьми твоими.
Кто вы такие?… Кто твердит
О чистом воздухе?… Туман и мга,
Тень смерти здесь, потемки… о, гляди,
Стань ближе, видишь: там вокруг светила -
Кровавый пояс… Слышишь дикий крик
Зловещих птиц? В округе скорбный плач,
И он томит и вызывает слезы…
Но что? Вы тоже плачете?…
О, боже,
Зачем ты отвернулся от царя
Саула? Почему для злого духа
Покинул прежнего раба?
Отец,
Гляди, здесь дочь любимая твоя,
Она с тобою делит и веселье,
И слезы… Но о чем теперь нам плакать?
Вернулась радость.
Говори… Давид…
Так почему ж меня он не обнимет?
Отец!.. Удерживает опасенье
Докучливым быть. Ах, когда б ты мог
Читать в душе! Я, как всегда, с тобой.
Саула… любишь ты… и дом его?…
Люблю ли? Небо!.. Да, Ионафан -
Зеница ока моего, а ты, -
Ради тебя готов презреть любую
Опасность, а жена расскажет лучше,
Как я люблю ее…
Однако ты
Себя высоко ставишь…
Как высоко?
На поле битвы — воин, при дворе -
Твой зять, а перед богом я — ничто.
А! все твердишь о боге мне, хотя
Известно, что давно я отлучен
От бога гневной злобой и коварством
Священников. Чтоб уязвить меня.
Ты поминаешь бога?
Чтоб воздать
Хвалу ему… Зачем ты так уверен,
Что нет его с тобой? С тем, кто не хочет,
Он не пребудет, но не знал отказа
Тот, кто воззвал и вверился ему.
Он трон тебе вручил, хранил на троне,
И ты — его, коль на него в надежде.
Кто здесь вещает с неба?… В белых ризах,
Видать, сошел священный сей вещун?
А ну-ка глянем на него… Э, нет,
Ты воин при мече, так подойди-ка,
Дай разгляжу: Давид иль Самуил
Глаголет здесь?… А это что за меч?
Не я ль тебе вручил его?
Сей меч
Достала мне моя праща. Он в Эле
Висел, отточенный, над головой;
Я видел: страшная зарница смерти
Сверкнула мне в деснице Голиафа,
Громадины свирепой, но на стали
Кровь запеклась его, а не моя.
Не сей ли меч реликвией священной
Подвешен в Номве был над алтарем?
Не он ли так был в эфод запеленат,
Чтоб взор его ничей не осквернил?
Не он ли богу посвящен навечно?
Кто ж посмел его
Тебе отдать? Кто? Говори!
Скажу.
Я в Номву безоружным беглецом
Пробрался, почему бежал — известно.
Дороги злонамеренного люда
Полны, я — без меча, и что ни шаг -
Подстерегает смерть. Главу смиренно
Склонил я в скинии, куда нисходит
Дух божий: там священное оружье
(Уж ежели кому его носить
Из смертных, то единственно Давиду!)
Просил я у служителя.
Изменник подлый!.. С алтаря?… О, ярость!
Вы все преступники! Все вероломцы!..
Вы слуги бога? Нет — его враги!
О, черная душа под белой ризой!..
Подать секиру! Где алтарь?… Где жертва?
Все на колени! Заколю!..
О, небо! Что ты делаешь? Опомнись!
Здесь нет ни алтаря, ни жертвы. Чти
Священников, и бог тебя услышит.
Кто мне мешает? Кто велит смириться?
Кто непокорствует?
Спаси
Его, о господи! У ног твоих
О том твой раб смиренно заклинает.
Мир отнят у меня. Светило, царство,
Сын, дочь, душа — все отнято! Несчастный
Саул!.. И кто утешит? Кто опора
И поводырь незрячего!.. Жестоки
И немы дети… Только и мечтают
О смерти старца немощного, видят
Одну лишь роковую диадему,
Венчающую голову седую.
На, на — срывай ее; снимайте сразу
Трясущуюся голову отца
С гнилого тела!.. Ах, ужасный миг!
Нет, лучше смерть!.. Зову ее…
Отец!
Никто из нас твоей не хочет смерти.
Мы все тебя готовы уберечь!..
Сейчас в слезах его растает ярость.
О брат, теперь свой голос пробуди,
Не раз, смирен твоим небесным пеньем,
Он ублажался в сладком забытьи.
Ах, да, ему перехватило горло,
Дыханья не хватает, грозный взгляд
Заволокло слезами, помоги
Скорей Саулу.
К богу говорю:
"О ты, предвечный, сильный и нетленный,
Меня извлекший из небытия,
Ты, до кого лишь мыслью дерзновенной
Порою досягнуть решаюсь я,
Ты, прозревающий сквозь твердь вселенной
Все помыслы, как зоркий судия,
Которого лишь знак и мановенье
Рассеивают зло в одно мгновенье.
Ты низошел однажды в наши долы
В сиянье быстрых херувимских крыл,
И огнь своей неодолимой воли
В проводника и пастыря вложил,
Ему открыл пресущные глаголы,
Мечом и разумом вооружил;
О! ниспошли один лишь луч желанный,
Чтоб днесь рассечь завесу тьмы туманной
Здесь, где лишь тьма и слезы…"
Слышу голос
Давида?… Ах, освободи меня
От забытья смертельного: напомни
Мне о блистанье юношеских лет!
"Кто мчит? Не вижу, но дрожу от гула,
Суровым афром поднятая, мчится
Там черной пыли пелена.
Но вот распалась, и булат лучится
У войска, что порядки развернуло,
И, словно башня, ввысь вознесена
Увенчанная голова Саула.
Дрожит земля от топота, и звона,
И кликов боевых;
Трепещут небо и земное лоно,
Как будто дунул вихрь.
Идет Саул со всею силой страшной
Пехоты, конницы и колесниц;
И враг лишился дерзости вчерашней,
И льется божий гнев из-под ресниц.
Где ж ваша злая спесь, сыны Аммона?
Обиды где, что племени господню
Так дерзостно нанесены?
Для ваших тел поля тесны сегодня,
И страшен праздник жатвы похоронной;
Так за нечестье мы отомщены
Твоим паденьем, недруг беззаконный!
Но слышу: боевые трубы трубят
И нарастает гром.
И это сам Саул, который рубит
Испуганный Эдом.
Моав и Сова рядом с Амалеком
Познали наконец позор и страх;
Саул, подобно половодным рекам,
Крушит, ломает и смывает прах",
Да, это прежний боевой сигнал,
Он вновь зовет меня от гроба к славе
И словно возвращает к пылким дням…
Ах, что я говорю!.. Военный клич -
Пристало ль это старцу?… Сон, покой.
Забвенье, праздность…
Воспою покой:
"Вблизи ручья родного
Усталый, в жаркий полдень,
Сидит герой господень
В тени вечно живого
Приветственного лавра.
И дорогие чада,
Сочувствуя тревогам,
Несут ему отраду,
И рады возвращенью,
И плачут в умиленье
Так радостно,
Так сладостно,
Что не расскажет слово.
Старшая дочь снимает
Тяжелую кольчугу,
А милая супруга
Тихонько обнимает,
А дочь его меньшая
Чело водой студеной
Омыла, утешая,
И облак благовонный
Цветов и сладких зелий
Несет к его постели -
И радуясь,
И жалуясь,
Что плохо услужает.
Другим трудом гордятся
Мужская отрасль дома
И служит по-иному.
Сын старший веселится,
До блеска начищая
Меч, кровью обагренный;
И, зависть ощущая,
Подросток восхищенный
Поднять копьище тщится,
Но немощна десница;
А сын меньшой,
Взяв щит большой,
Им пробует закрыться.
И слезы радости
Невольно катятся
Из царских глаз.
Он рода гордого
И благородного
Душа и глас.
О мирное время,
Будь благословенно,
И благодаренье
Тем, кто неизменно
Полны к нам любви.
Но уж солнце прячется,
Ветки не колышутся,
В сон успокоительный
Погрузился царь".
Счастлив отец подобного семейства!
Покой прекрасен!.. Чувствую — течет
По жилам млеко нежности… — Но ты,
Чего ты хочешь? Сделать малодушным
Саула средь семейного досуга?
Отважный царь! оружием негодным
Ты, может быть, валяешься теперь?
"Царь почивает, но владыка тверди
В подобных яви, ощутимых снах
Являет перед спящим духов смерти.
Уже повергнут самовластный враг
Рукой царя в решительном сраженье,
И зло превращено в бессильный прах.
Вот молния приводит в ослепленье…
То меч царя, как изостренный гнев,
Сулит и храбрецу и трусу тленье.
Так львиный рык звучит в тени дерев,
Порой пугая путника и зверя.
Но чувствам отдохнуть дает и лев,
Хотя пастух с отарою в пещере
Изведал, что обманчив сей покой,
Он знает — лев очнется, пасть ощеря,
И кровь прольется щедрою рекой.
Вот проснулся царь, и вот
Он опять оружья просит.
Кто на бой его зовет?
Кто теперь главы не сносит?
Я вижу полосу ужасного огня,
Завесу мощи над недругом упорным.
Все вижу черным. Здесь кровь лилась потоком
В краю жестоком. — Разит небесный пламень
Быстрей, чем камень, запущенный пращою;
И чьей рукою тот камень был запущен?
Той вездесущей! — В немыслимом паренье
Небесной тенью, в священном нетерпенье
Расправил перья орел — посланец божий,
Чтоб изничтожить все племя нечестивых
И нерадивых, молящихся безбожным
Кумирам ложным. — Издалека он мчится,
Карая филистийца.
И наступаю я, и в ярости похода
Я вижу два меча у нашего народа".
Кто похваляется? Какой еще
Меч, кроме моего?… Сгинь, провались,
Убей себя…
О муж, беги! Его с трудом мы держим!
