- Рада слышать! - улыбнулась молодая женщина, однако тут же деловито заметила, что пригласить его на дачу она не может. - Я должна оберегать Эсту от вас и от Леонарда. Надеюсь, вы меня понимаете? - вдруг спросила она с вызовом.
- Нет, - покачал головой Аристей. - Садитесь. Нам необходимо объясниться.
- Да-а?
- И это, конечно, единственная причина, почему вы решились на наше свидание, за которое я бесконечно благодарен вам. Милая, милая Диана! Я давно влюблен в вас, и вы прекрасно это знаете, - с этими словами он подошел к ней, протягивая руки и ожидая, что она бросится ему на шею.
Взволнованная донельзя, Диана все же не потеряла самообладания и, прищурив глаза, сказала с вызовом:
- Вы ошибаетесь. Я приехала не на свидание. Если бы было так, я бы не стала играть в прятки, как вы любите.
- Значит, я один играл в прятки, а вы не при чем? - рассмеялся Аристей. - Ах, да, Эрот!
- Что Эрот?
- Он-то разыграл нас.
- Нет, говорят о Люцифере, - невольно рассмеялась Диана, вспомнив сцену в Эдеме.
- И правда! - Аристей тоже рассмеялся и взял ее за руку.
Диана выдернула руку и проговорила тихо:
- Дьявол. Зачем ты с Эсты, видя, что она не в себе, писал нимфу?
- Боже правый! Да это рисунок с древнегреческой скульптуры. Я воспроизвел его, придав нимфе и сатиру черты Эсты и Леонарда, что весьма забавляло Психею. Здесь красота и греческая веселость в чистом виде. Если угодно, катарсис, что излечивает от отчаянья и безумия. Вы удовлетворены?
Диана впервые, как вошла к нему, смутилась и, пряча лицо, приласкалась.
- Могу ли я быть удовлетворена, - шепотом проговорила она, - если я еще ничего не получила после стольких головокружительных порывов и решений - ни портрета, ни... Я потеряла голову. Но это ненадолго. Как хорошо! Я теряю силы, а ты возвращаешь меня к жизни.
- Я приеду к вам на дачу с портретом, - целуя молодую женщину, Аристей деловито сказал.
- Невозможно. Мы там будем у всех на виду. Скажу больше: муж заподозрил нечто относительно нас и поддразнивает меня. Правда, похоже, он думает, что я ни на что не решаюсь. Поэтому я и не скрываю, что немножко увлеклась тобой.
- Немножко?
- Как я должна была сказать? Я люблю тебя, как самую жизнь, что оставляет меня ежечасно? Это я прервала сеансы, чтобы ты ничего не заметил или не вообразил. Как видишь, я играю в открытую.
Аристей покачал головой.
- Когда он поймет, что я пала, я и в этом признаюсь, и вся вина падет на него же самого, поскольку сам взял на себя обязательство перед Богом и людьми руководить мною во всем. Мне ничего не будет. Зато с тобой он может посчитаться как-нибудь. Берегись.
- Я никого не боюсь, - серьезно отвечал Аристей. - Ты знаешь, теперь мне сам черт друг.
- Что-о?
- С Леонардом происходят дивные вещи.
- Он еще не наигрался в Эрота?
- Он не играл, - возразил Аристей. - Или играл, как и ты, в открытую. И знаешь, почему ему не везет?
- Почему?
- Потому что он пребывает в чуждом для него мире. Эрот - божество языческое, или, лучше сказать, как Платон, демон, связующее начало между людьми и богами. А вокруг христианский мир, где Эрот пребывает в изгнанничестве, униженный и оклеветанный, ибо все, что с ним связано - грех, начиная с первородного греха. Словом, в сем мире он изначально есть тот, кого именуют Сатаной.
- Неужели это правда? Вы серьезно? - Диана испуганно вздрогнула и отпрянула от Аристея. - То-то он до смерти напугал Фиму. Это ужас что такое. Мне давно пора.
- Так и уходишь, - с сожалением вздохнул Аристей.
- А что же делать? Я теперь и любви боюсь, как и смерти. Лучше, чем в Эдеме, вряд ли уже будет.
- Диана, не бойся смерти. Я верну тебя к жизни, - невольно произнес Аристей, взглядывая на нэцкэ на столе. Даймон весь засветился, словно ожил и задвигался.
- Что это? Это и есть ваш талисман, о котором Эста рассказывает чудеса? Мне пора. Мы увидимся, когда портрет будет кончен, с фоном, какой вам заблагорассудится запечатлеть.
- Когда вы уезжаете?
- Ближе к осени, - Диана задумалась. - Или со дня на день.
- В таком случае, я приеду с портретом в Савино.
- Нет, прошу вас, - забеспокоилась Диана. - Лучше пусть портрет останется у вас, - на ее глазах показались слезы, и она испуганно прижалась к нему. И он понял, что она приехала увидеться с ним на прощанье.
Петергоф. Берег моря у дачной местности. Аристей и Леонард. На холме одна из дач в два этажа с башенкой привлекает внимание художника. Это дача Легасова в стиле модерн.
Аристей переглядывается с Леонардом:
- Видать, костюминированный вечер. Мы ехали сюда?
Они случайно встретились у вокзала, Леонард, заговорив с Аристеем, последовал за ним.
- Я ехал с вами. Поскольку нас не приглашали, вряд ли нам будут рады… Что ж, мы разыграем у моря публику потехи ради!
- Явиться хочешь в новом амплуа?
На берегу моря с выступающими из-под воды валунами и песками, подступающими к обнаженным корням сосен, выстроившихся полукругом, создавая как бы естественную сценическую площадку, двое мужчин - один в светлом дачном костюме, другой - в легкой сине-белой блузе - останавливают двух барышень в летних платьях и шляпках.
Леонард (как Ариман):
-Прекрасный вечер, барышни прекрасны! Позвольте с вами мне заговорить, поскольку вижу интерес взаимный… Вам приглянулся мой приятель явно, и вы, как Ева, в том, конечно, правы. Могу его представить: Люцифер!
Девушек звали, как стало ясно из их болтовни, Маша и Глаша.
Маша воскликнула:
- Ах, боже!
Глаша переспросила:
- Люцифер? Он, что же, дьявол?
Аристей смущенно проворчал:
- И так всегда.
Леонард со смешком, очень подвижный:
- Нет, милые мои! Да разве он похож на дьявола?
Маша резонно заметила:
- Кто знает, мы ведь дьявола в глаза не видели, но слышали немало.
Глаша усомнилась:
- Нет, нет, он не похож на дьявола, скорей внушает мне доверье он, хотя есть странность в нем. Уж очень грустен и больно уж серьезен он. Как Демон.
Леонард в восторге:
- О, милая, ты к истине близка, гораздо больше, чем представить можешь.
Внизу у воды собирается публика с возгласами «Артисты? Комедианты!»
Маша проявила осведомленность:
- А хороша ли истина? Не он ли в Эдеме Еву соблазнил сорвать запретный плод, вкусить его с Адамом, и наших прародителей изгнал из Рая Бог?
Леонард удивленно:
- Нет, не совсем так было. Ведь если о соблазнах говорить, по чести, это по моей уж части.
Глаша с хитрецой:
- Ну, это мы заметили. А кто ты?
Леонард обратился, словно в зал:
- Эдем! Мужчина, женщина нагие, невинные, как дети. В чем же счастье? В трудах лишь только и в молитвах Богу?
Так это ж монастырь, никак не Рай, когда бы не взросло познанья древо. И им-то привлечен, явился ангел, наскучив в небесах все петь псалмы, а с ним и я, по ангельскому чину, как подмастерье или паж веселый; и за мои проказы Люциферу все доставалось, я ж в тени держался.
Маша строго:
- Проказы с Евой ты творил, а, бес?
- Да, да! Ведь Люцифер все больше Еве о красоте Эдема толковал и даже приодел, ну, так, слегка, из света соткав дивные шелка, в те первообразы вещей от века вы драпируетесь, и заблистала праматерь прелестью неотразимой, что даже ангельская рать слеталась полюбоваться ею…
Люцифер, я думаю, влюбился в ученицу, и Ева не осталась равнодушна; и весь Эдем благоухал и пел, и нега, и томленье разносились с волненьем, с грустью и тоскою, чего терпеть, по правде, не могу.
Голоса из публики:
- Однако, как он разошелся. Бес! Как обезьяна, гибок и подвижен! А речь ведет опусную. Потеха!
Леонард с живостью:
- Поведал я Адаму анекдот про змия, возбудив в нем вожделенье и ревность к Люциферу, по сему Адам наш впал в смятенье, даже в ярость и на жену набросился, срывая с нее одежды и пугая змием, пока ему не предалась она, как мужу своему и господину.
Голоса из публики:
- Нет, это уж бесстыдство! Да, кощунство! Сюда полиция сейчас нагрянет. Ах, лучше от греха подальше! Тсс!
Леонард с упоением:
- Они спознались в сладостных объятьях и упились восторгами, мне в радость. И в чем же счастие Эдема, если не в первой брачной ночи и любви?!
Глаша с волнением:
- Вот как на самом деле было, значит.
Маша смеется:
- И ты поверила? Все это сказки, чтоб головы нам легче задурить.
Глаша не возражает:
- Хотя и старомодно, но приятно. Вы так нам не назвали ваше имя.
Леонард с важностью:
- По-разному зовут. Я - Ариман.
Глаша:
- Ах, бес растленья!
Леонард с горделивым смиреньем:
- Да, я бес растленья, желанный столь для твари, утомленной то яствами, то скукой, то работой, но чаще и сильнее вожделеньем. Что вас томит сейчас? Я призван вами. И в чем моя вина? Я ваш слуга и властелин. Вся тварь земная служит с охотой превеликой мне!
