- Материнская любовь, Белая Тара, - монах представляет героиню следующей танки. - Когда женщина готова испытать к любому ребенку такую же любовь, как к своему собственному, то она больше, чем женщина, - она Белая Тара.
- Угу, - кивает бродяга.
- Зеленая Тара, женская активность, - продолжает монах. - Приходит на помощь любому, как к лучшему другу.
- Ага, ага… А-а этот красный мужчина?
- Будда Амитабха, учитель Авалокитешвары. Будда безграничного света.
- Да-а?
- Когда вам повезет, и вы достигните полного просветления, ваши проявления охватят все миры, спасая и освобождая каждое существо без исключения. Это и будет называться Будда Амитабха.
- Да, да, это прекрасно!
- Когда мы размышляем о буддах и бодхисаттвах, в нас автоматически пробуждается огромная преданность и желание следовать Дхарме. – Монах скатился на книжный жаргон школьного учителя.
- Это точно, - с юмором в глазах кивает гость.
- И мы, естественно, начинаем размышлять о том, как отблагодарить тех, кто дарит нам совершенную Дхарму.
- Естественно. – Дилго «задумывается». – Как же мы отблагодарим блаженствующих будд? – Растерянно спрашивает он. – Думаете, в нашем кармане лежит что-то, чего им страшно не хватает?
Барчунг забывает, о чем говорил.
- Смотрите! – Бродяга приглашает хозяина к изображению Авалокитешвары. - Для этого парня нет ничего слаще родниковой воды. Ему так идет одежды из травы, что наши лучшие наряды - груда хлама, а брильянты ему так же нужны, как светильники в солнечный день. Попробуйте его отблагодарить!
Монах-отшельник неожиданно получает «дополнительный вопрос экзамена, который решает участь».
- Мне кажется, - молитвенно изрекает монах после паузы, расправляя руки перед собой ладонями вверх, как будто на них лежит сокровище морей. - Если поднести сострадательным всего один цветок, не срывая его, поднести из глубины сердца, как своей невесте, мне кажется, владыки сострадания примут этот дар. И будут искренне счастливы.
Воцаряется тишина. Дилго бесшумно обходит монаха, со всех сторон любуясь несуществующим цветком на его ладонях. Да! Поистине цветок уже здесь, и он реальнее «всего существующего». Авалокитешвара тоже здесь. Его окружают белая и зеленая Тары. Все небо заполнено Буддой Амитабхой. На ладонях монаха – драгоценность, исполняющая желания. Подражая монаху, бродяга соединяет ладони, чтобы на них оказался «несорванный цветок», и преклоняет колено. Монах поет текст подношения мандалы.
Далее под текст подношения мандалы идут роскошные пейзажи, водопады, облака, лебеди, дельфины и самые благоприятные портреты из мира людей.
В заключение практики мы видим, что над домиком отшельника сияет радуга.
Недалеко от дома отшельника стоят два монаха, глядя на радугу. Они шли к Барчунгу Гампо, однако зрелище заставило их остановиться с разинутыми ртами.
Постояв, монахи быстрыми шагами отправляются к дому Барчунга, как если бы хотели показать приятелю радугу, пока та не растаяла.
Дверь дома открывается, на воздух выходит бродяга Дилго. Ученик собрался в обратный путь. Монахи сталкиваются с ним лицом к лицу. Очнувшись от первого шока, они почтительно склоняются перед бродягой, как если б увидели «Будду собственной персоной».
Появляется Барчунг Гампо, он застревает в дверном проеме, не понимая, в чем дело.
Поприветствовав и благословив монахов рукой, Дилго быстро уходит, словно опасаясь, как бы его не «схватили на месте».
Когда бродяга скрывается из виду, монахи позволяют себе выпрямиться и с восхищением смотрят вслед.
- Э, что происходит?! – не понимает отшельник. – Что вы здесь устроили? Кто это?
- Как это кто? – удивлен один из монахов, подходя ближе. – А ты думал, кто?
- Это бродяга Дилго, он учит предварительные практики, - объясняет Барчунг.
Прибывшие монахи переглядываются.
- И давно, – интересуется второй монах, - бродяга Дилго учит предварительные практики?
- Третью неделю. Каждое утро.
- Барчунг! - окликает первый монах, посмеиваясь. – Это не бродяга Дилго.
- Нет, это не он, - отрицательно крутит головой второй. – Дилго не может так выглядеть.
- Не понял? - отшельник начинает бледнеть. – Кто же это?
– Патрул Ринпоче.
Отшельник непроизвольно издает цензурный ругательный звук.
- Мы целый месяц ждали Ринпоче в монастыре. Уже думали, что он ушел из наших краев. А он вот где, оказывается!
Оба монаха счастливо улыбаются: у них появился шанс заполучить Ринпоче и его учение.
Отшельник чувствует себя обманутым, обиженно уходит в домик, плотно закрыв дверь. Монахи остаются снаружи и смотрят, как в небе догорает радуга.
Утро. По знакомой тропинке в гору поднимается Патрул.
Возле дома отшельника за кустами притаились два знакомых монаха.
Патрул доходит до домика, стучит в дверь. В ответ не раздается ни звука. Патрул пробует открыть дверь, но она закрыта на засов.
Из-за укрытия появляются монахи. Сложив руки на груди, приклонив головы, они быстрыми короткими шагами подходят к Ринпоче.
- Доброе утро! – здоровается Патрул. – Вы что, не уходили?
- Доброе утро, - отвечает первый монах. – Нет, не уходили.
- Что-нибудь случилось?
- Да, да! - говорит первый монах. – Случилось!
- Эмма!!! – восклицает второй, расправив руки крыльями. – Эмма!
- Мы нашли вас, – радуется первый. – Вот что случилось! О, чудо! Мы нашли вас!
Тот, у кого руки, как у Гаруды, принимается нарезать круги вокруг Ринпоче, изображая полет вокруг священного места:
- Эмма!!!
- Монахи монастыря Пэюл целый месяц живут ожиданием встречи с вами, - говорит первый, молитвенно сложив руки у сердца. - Мы умоляем драгоценного Ринпоче…
- Чего-чего?! – строго перебивает драгоценный Ринпоче. - Монахи монастыря Пэюл живут ожиданиями? Разве монахов монастыря Пэюл учат жить ожиданиями? Кто учит? Будда Шакьямуни? Гуру Ринпоче? В каком тексте Гуру Ринпоче просит монахов подменять реальность ожиданиями? Какому учению следуют монахи монастыря Пэюл? Как монахи докатились до такой жизни? Все идет к тому, что мне придется-таки до вас добраться! Вот, я выбью пыль из монахов монастыря Пэюл. Ожидания, опасения - с этим мусором пора кончать!
Монахи с улыбкой выслушивают гневную речь Ринпоче.
Шумная торжественная церемония в монастыре: тарелки, раковины, гонги, барабаны. Монахи приветствуют долгожданного Ринпоче.
Патрул с вежливой улыбкой проходит сквозь толпу, раздавая благословения. Он чувствует себя неуютно в помпезном карнавале, однако это не влияет на силу его благословения, обращенную к каждому отдельному человеку.
Патрул добирается до трона, его сопровождают ответственные ламы монастыря Ньима Анго и Чидзин Вангьял. Патрул ворчит им:
- Эх, мы так хорошо практиковали в горной хижине с одним монашком! Но какие-то черти этому помешали.
Ринпоче простирается перед Буддой, садится на трон.
Карнавал остался позади, официоз растворился в пространстве, будто его и не было. Гуру на троне сияет, как звезда, он готов давать учения из глубины сердца.
Пауза.
Ринпоче смеется. Монахи смеются тоже.
Пауза.
- Как ваши дела? – начинает Ринпоче, обводя взглядом присутствующих. - Кажется, сто лет не виделись. А я всех помню. Всех, кто был на прошлом учении. Как вы жили? Чему научились за это время? Стало ли добрее ваше сердце? Я думаю, доброта и сострадание – именно та дхарма, из которой выходят все остальные дхармы и в которую всё возвращается. Я думаю, наше сердце становится добрее, хотим мы этого или нет. Вот, просто само по-себе становится добрее и сострадательнее, - от нас тут не требуется никаких действий. Совсем никаких. Все остальные достижения требует от нас каких-то действий. Мы должны работать, чтобы есть, должны читать, чтобы усваивать новую информацию, должны бить в барабан, чтобы порадовать ламу. Но когда мы ничего не делаем – ни телом, ни умом, ни речью, - мы сразу становимся проще и сострадательнее.
Некоторые считают, что предаются недеянию, когда валяются на кровати и думают о красивых девчонках. Другие напиваются и лежат в канаве без движения. Третьи садятся в правильную позу и бубнят мантры. О, монахи, это не то великое недеяние, которым Будда познает благость всего сущего.
Мантры не помешают, но не обманывайте себя!
Святое недеяние можно стяжать лишь на святом пути недеяния.
Да, вы скажете, наша жизнь так устроена - мы постоянно чем-то занимаемся, постоянно возимся и чешемся. Не только из-за личной кармы. Мы вынуждены обделывать тысячу бесполезных дел, поскольку такова общая карма человечества. Если мы не будем в монастыре громко петь и подметать полы, нас выгонят из монастыря. Если мирянин не будет приносить жене и детям игрушки и пропитание, семья пойдет по миру, его недеяние плохо кончится.
