МАРИЯ: Ты бы мог всё это сделать, если бы заговорил с ними простым языком. А твой способ вряд ли хорош.
ЯН: Он хорош, поскольку благодаря ему я узнаю, обманули меня мои мечты или нет.
МАРИЯ: Я от души желаю, чтобы они тебя не обманули и чтобы ты оказался прав. А у меня одна только мечта – о стране, где мы с тобой были счастливы, и один только долг – ты.
ЯН (прижимая ее к себе): Позволь мне пойти. Я найду в конечном счёте слова, которые всё уладят.
МАРИЯ: О, продолжай же и дальше мечтать! Ничто мне не страшно, если со мною твоя любовь!.. Обычно я не могу быть несчастлива, когда я с тобой. Я набираюсь терпения, жду, когда ты устанешь витать в облаках, – тогда начинается моё время. А сегодня я несчастлива лишь потому, что я уверена в твоей любви, а ты меня гонишь… Вот почему любовь мужчин надрывает нам сердце… Они не в силах совладать с искушением отказаться от того, что им дорого.
ЯН: Это правда, Мария. Но посмотри на меня: мне не грозит никакая опасность. Я действую по своей воле и с чистым сердцем. Ты всего на одну ночь вверяшь меня моей матери и сестре, это вовсе не так страшно.
МАРИЯ: Что ж, прощай, и да хранит тебя моя любовь…
Идет к двери и показывает ему оттуда свои пустые руки.
Гляди, у меня ничего больше нет. Ты отправляешься на разведку и оставляешь меня в мучительном ожидании…
Она стоит в нерешительности, потом – уходит.
Сцена третья
Ян садится. Входит старый слуга, оставляя дверь открытой, чтобы пропустить Марту, и выходит.
ЯН: Добрый день. Я пришёл по поводу комнаты.
МАРТА: Я знаю. Её для вас готовят. Я должна записать вас в реестр.
Она идет за регистрационной книгой и возвращается.
ЯН: У вас очень странный слуга.
МАРТА: К нам до сих пор никто ещё не обращался с жалобой на него. Он всегда аккуратно выполняет всё то, что ему положено выполнять.
ЯН: О, это не жалоба… Просто – он не похож на других, ничего больше. Он что, немой?
МАРТА: Нет, здесь другое…
ЯН: Значит, он, всё же, говорит?
МАРТА: Очень мало и только самое главное.
ЯН: Во всяком случае, он как будто не слышит, что ему говорят.
МАРТА: Нельзя сказать, что совсем не слышит. Слышит, но плохо. Однако мне нужно записать вашу фамилию и имя.
ЯН: Гашек.
МАРТА: Ярослав?
ЯН: Нет. Карл.
МАРТА: А я уж думала, что к нам пожаловала знаменитость…
ЯН: Ярослава Гашека уже давно нет в живых. А я – жив, как видите.
МАРТА: Вижу. Дата и место рождения?
ЯН: Мне 38 лет.
МАРТА: А где? Где вы родились?
ЯН: В Богемии.
МАРТА: Ваша профессия?
ЯН: У меня нет профессии…
МАРТА: Нужно быть или очень богатым, или очень-очень бедным, чтобы жить, не имея в руках ремесла.
ЯН: Не могу сказать, что я очень беден, но… оплатить своё проживание в вашей гостинице мне по силам.
МАРТА: А больше от вас ничего и не требуется. Вы, разумеется, чех?
ЯН: Выходит, что – чех…
МАРТА: Ваше постоянное место жительства?
ЯН: Богемия.
МАРТА: Вы и приехали оттуда?
ЯН: Нет, я приехал из Африки… Что вам не понятно? С другой стороны моря.
МАРТА: Да, я знаю. А вы… туда ездите часто?
ЯН: Довольно часто.
МАРТА (несколько мгновений как бы грезит наяву, потом спохватывается): Куда вы направляетесь?
ЯН: Не знаю. Это будет зависеть от целого ряда вещей…
МАРТА: Вы… намереваетесь здесь остаться?
ЯН: Не знаю. Смотря по тому, что я здесь найду.
МАРТА: Впрочем, это не имеет значения. Но… никто вас не ждёт?
ЯН: Где?
МАРТА: Здесь, в нашем городе.
МАРТА: Полагаю, у вас есть какой-нибудь документ?
ЯН: Да. Могу его вам предъявить.
МАРТА: Спасибо, не беспокойтесь. Мне достаточно указать, паспорт это или другое удостоверение личности.
ЯН: Паспорт. Вот он… Хотите взглянуть?
Марта пожимает плечами, потом протягивает руку за паспортом, но в это время в дверях возникает старый слуга.
МАРТА (слуге): Нет, я тебя не звала.
Старик уходит, Марта забывает о паспорте.
Скажите… Когда вы приезжаете туда… ну, в Африку… вы живёте прямо у моря?
ЯН: Да.
МАРТА (после мечтательной паузы, приходя в себя): Да, забыла. У вас есть семья?
ЯН: Была. Но я давно покинул её.
ЯН: Почему вы об этом спрашиваете? Ни в одной гостинице мне не задавали такого вопроса.
МАРТА: Но… он значится в вопроснике, который раздаёт нам администрация нашего кантона.
ЯН: Очень странно. Да, я женат. Вы должны были, впрочем, заметить моё обручальное кольцо.
МАРТА: Я его не заметила. Можете ли вы дать мне адрес вашей жены?
ЯН: Её здесь нет. Она… осталась на родине.
МАРТА: Что ж, прекрасно…
Закрывает реестр.
Может быть, я предложу вам что-нибудь выпить, пока вам готовят комнату?
ЯН: Нет, я лучше просто здесь подожду. Надеюсь, я вас не стесню?
МАРТА: Как вы можете меня стеснить? Эта зала для того и существует, чтобы принимать в ней клиентов.
ЯН: Да, но когда клиент всего лишь один, он стесняет порою больше, чем толпа посетителей.
МАРТА: Отчего ж? Я думаю, вы не собираетесь морочить мне голову всякими глупостями?.. Я ничего не могу предложить тем, кто приходит сюда позубоскалить. Это давно уже поняли в нашей округе. И вы скоро увидите, что остановились в спокойной гостинице. Сюда мало кто заходит.
ЯН: Да?.. Вряд ли это способствует успеху вашего бизнеса.
МАРТА: Бизнеса? Ну да, разумеется, какую-то долю выручки мы на этом теряем, но зато – обретаем покой. А покой никакими деньгами не купишь.
ЯН: Что верно, то верно.
МАРТА: К тому же, знаете: порой один хороший клиент куда лучше шумной компании. Хороший клиент – вот что, в сущности, нам нужно
ЯН: Но… но, всё же, вероятно, жизнь здесь у вас обеих не слишком-то весёлая?.. Вы не чувствуете себя… одинокими?
МАРТА: Послушайте… Я вижу, пора вас предостеречь. Так вот: войдя сюда, вы пользуетесь только правами клиента. Пользуетесь ими в полной мере. Вы будете хорошо обслужены и, могу вас заверить, вам не придётся жаловаться на наш приём. Но вам не следует беспокоиться по поводу нашего одиночества, равно как не стоит заботиться о том, чтобы нас не стеснить или чтобы ваше появление в зале не застало нас врасплох. Вам предоставлено место клиента, располагайтесь в нём как можно удобнее, оно ваше по праву. Но не выходите за эти рамки.
ЯН: Прошу меня простить. Я хотел выразить вам свою симпатию, только и всего. В мои намерения не входило вас сердить. Просто мне показалось, что мы с вами не совсем посторонние друг другу люди…
МАРТА: Как – не совсем посторонние?.. Вижу, мне снова придётся повторить вам, что речь вообще не о том, сержусь я или не сержусь… Мне кажется, вы упорно стремитесь продолжать разговор в тоне, который явно вам не подходит – по вашему статусу, – что я и пытаюсь вам показать. И делаю это, поверьте, без всякого раздражения. Ведь нам обоим будет только на пользу, если ни вы, ни я не станем допускать фамильярности. Если же вы по-прежнему намерены говорить со мной языком, не подобающим клиенту, всё решится довольно просто: мы откажемся вас принять. Но если вы, – на что я, разумеется, надеюсь, – поймёте, что две женщины, которые сдали вам комнату, ничуть не обязаны при этом допускать более близкие отношения с вами, чем со всеми другими посторонними, тогда всё будет в полном порядке.
ЯН: Ничуть в этом не сомневаюсь. С моей стороны, как я теперь вижу, было непростительно дерзко дать вам повод подумать, будто я претендую на некую, как вы выразились, фамильярность.
МАРТА: Невелика беда. Не вы первый пытаетесь перейти на такой тон. Но я всегда выражаюсь достаточно ясно, чтобы с самого начала исключить возможность ошибки.
ЯН: Вы в самом деле выражаетесь ясно, и я признаю, что мне нечего больше сказать! Пока что, во всяком случае.
МАРТА: Почему нечего? Вам ничто не мешает перейти на обычный язык всех наших клиентов.
ЯН: Что же это за язык?
МАРТА: Знаете, большинство из них беседовало с нами о своих путешествиях, о политике… Словом – обо всём. Но только – не обо мне и не о моей матери… Именно об этом мы вас и просим. Будьте, если так можно сказать, немножко более эгоцентричны, занимайтесь самим собой, а не тем, кто – напротив вас. Это так, в общем-то несложно. Бывало даже, что некоторые нам рассказывали про свою собственную жизнь, про то, кто они такие… Всё это в порядке вещей. В круг обязанностей, за которые мы получаем деньги, входит, в конечном счёте, и обязанность выслушивать клиента. Но плата за пансион не может, разумеется, включать в себя обязанность хозяев гостиницы отвечать на вопросы клиентов касательно собственной жизни. Моя мать иногда отвечает – по причине своего полного безразличия ко всему этому, но я отказываюсь – из принципа. Если вы это хорошо себе уясните, мы не только придём к согласию, но вы скоро обнаружите, что ещё о многом можете нам рассказать, и что человек получает порой удовольствие оттого, что его кто-то слушает, и именно тогда, когда он начинает говорить о себе.
