Торская: В театр мы ходим. Да еще как! Идут все коммунары с музыкой, в театре нас приветствуют. Весело и не страшно.
Григорьев: Ведь здесь одичать можно, видеть перед собой только беспризорных…
Торская: Забудьте вы о беспризорных. Среди них очень много хороших юношей и девушек, почти все рабфаковцы, комсомольцы… У меня много друзей.
Григорьев: Уже не влюбились ли вы в какого-нибудь такого Ваську Подвокзального?
Торская: А почему? Может быть, и влюбилась.
Григорьев: Спасите мою душу, Надежда Николаевна, не может быть!
Торская: Почему? Это очень вероятно…
Григорьев: Значит, вы уже одичали, вы ушли от жизни. Сколько в жизни прекрасных молодых людей…
Торская: Инженеров…
Григорьев: А что вы думаете! Инженеров. Разве мы вам не нравимся? А?
Торская: Значит, коммунары и я — это что-то вне жизни? А где жизнь?
Григорьев: Жизнь везде, где культура, понимаете, культура, чувство.
Положил руку на ее колено. Торская внимательно посмотрела на него.
Торская: Видите ли, то, что вы делаете, не культура, а просто хамство. Уберите руку.
Григорьев: Ах, извините, Надежда Николаевна. Я уже начинаю увлекаться вами…
Торская: Кончайте скорее.
Григорьев: Как вы сказали?
Торская: Кончайте скорее увлекаться.
Григорьев: Спасите мою душу, Надежда Николаевна, ведь это не так легко. Вы мне очень нравитесь.
Торская: Какое событие! Я должна многим нравиться, что ж тут такого?
Григорьев: Надежда Николаевна, поверьте: ваши глаза, походка, голос…
Торская: Даже походка? Странно…
Григорьев (взял ее за руку): Ваша рука…
Торская: Отстаньте.
Вошел Вальченко.
Вальченко: Я, кажется, помешал?
Торская: Отчего вы такой сердитый, товарищ Вальченко?
Вальченко: Я не сердитый. Это вам показалось после воодушевления Игоря Александровича.
Торская: О, товарищ Григорьев на вас не похож. Он энтузиаст. Он приходит в восторг от походки, глаз, голоса…
Вальченко (сквозь зубы): Бывает!
Григорьев: Надежда Николаевна!
Торская: Скажите, товарищ Вальченко, а вы бы не могли прийти в восторг от таких… пустяков?
Вальченко (смущенно): Да, я думаю.
Торская: Вот видите, товарищ Григорьев, у вас есть хороший пример.
Григорьев: Давайте прекратим эту затянувшуюся шутку.
Торская: Прекратить? Есть прекратить, как говорят коммунары.
Григорьев: Вы слишком презираете людей, Надежда Николаевна.
Торская: Ну, это тоже слишком громко сказано.
Входят Дмитриевский, Троян и Воргунов.
Троян: Откуда взялся этот Белоконь?
Григорьев: Белоконя я рекомендовал Георгию Васильевичу как прекрасного механика. Я с ним работал.
Троян: Помилуйте, какой же он механик? Он уже две недели возится с автоматом…
Дмитриевский: Он хороший механик, но станок никому не известен. Во всем городе нет.
Воргунов: Автоматов в городе нет, а таких механиков можно найти на любой толкучке.
Вальченко: Чего вы не выгоните его, Петр Петрович?
Воргунов: Не люблю заниматься пустяками…
Торская: Чудак вы, Петр Петрович.
Воргунов: Вот видите: «чудак».
Торская: Это вы от тоски в печаль ударились… Пройдет. Я вас приглашаю встречать коммунаров. У них музыка хорошая.
Воргунов: Музыка!
Торская: Вы принимаете приглашение?
Воргунов: Нет, я, знаете, на такие нежности не гожусь.
Торская: Вы невежливы.
Воргунов: Что это такое? Вы меня сегодня второй раз бьете? Это правильно. А все-таки увольте — не люблю вокзалов.
Торская: Ну, как хотите. До свидания, товарищи. (Вышла).
Вошел Одарюк.
Одарюк: Где я могу найти Соломона Марковича?
Общее смущение. Григорьев почти повалился на шкаф.
Дмитриевский привстал за столом, Воргунов в кресле круто повернулся.
Дмитриевский: Соломона Марковича?
Одарюк: Да. Я привез лагери.
Дмитриевский: А вы кто такой?
Одарюк: Коммунар. Одарюк.
Занавес
Вестибюль главного здания коммуны. С правой стороны марш широкой лестницы ведет наверх. Вверху площадка во всю ширину сцены. В обе стороны отходят коридоры верхнего этажа. В задней стене два окна.
Левая часть сцены занята вешалкой, отделенной от передней части сцены массивным барьером. Передняя половина сцены представляет широкую, светлую, освещенную верхним окном площадку. Справа дверь в столовую. Это показано надписью на дверях. Слева две-три ступеньки к выходу во двор и широкие зеркальные двери, по бокам которых два больших зеркальных окна. При входе на лестницу телефон.
Вестибюль в полном беспорядке: валяются рогожки, окрашенные масляной краской, панели сейчас забрызганы известью, на всем следы только что законченной штукатурки, ведра, щетки, штукатурные козлы. Наружные двери распахнуты.
Блюм (пробегает из столовой наружу): Ах, боже мой, что делается!
На верхней площадке появляются Торская и Вальченко.
Торская: Как же так? Который сейчас?
Вальченко: Чего?
Торская: Который час?
Вальченко: Четверть одиннадцатого.
Торская: Ну, что это такое? Говорили, поезд придет в четыре часа, а сейчас говорят: уже на вокзале.
Вальченко: Чего вы так волнуетесь, Надежда Николаевна?
Торская: Да кто это сказал?
Вальченко: Что?
Торская: Кто это выдумал, что они уже приехали?
Вальченко: Право, не знаю, кажется, по телефону сказали.
Торская: Ах, какой вы: «кажется». Берите трубку.
Вальченко: Зачем?
Торская: Да что с вами, Иван Семенович?
Вальченко: Со мной, собственно говоря, ничего. Я хотел поговорить с вами, Надежда Николаевна.
Торская: Поговорите сначала с Западным вокзалом.
Вальченко (быстро спускается с лестницы. У телефона): Западный вокзал. Да. Дежурного. Товарищ дежурный? Скажите пожалуйста, правда ли говорят, прибыл поезд с коммунарами? Да? Прибыл? Спасибо. (Повесил трубку).
Торская: Ну что вы сделали? Что вы сделали?
Вальченко: Как что сделал? Узнал: прибыли.
Торская: Надо же узнать, где они? Выехали или вышли с вокзала?
Вальченко (снимает трубку): Западный вокзал. Дежурного. Товарищ дежурный, простите пожалуйста, это из коммуны имени Фрунзе. Где сейчас коммунары? (К Торской). Спросить — выехали? А на чем они могут выехать?
Торская: Ах ты, Господи, на чем? На трамвае, на автобусах.
Вальченко (в телефон): Вышли? На чем вышли? На трамвае или автобусе? Пешком? С музыкой? Ага, спасибо. (Повесил трубку).
Торская: Боже мой, какой ужасный человек! Не спросили, когда вышли?
Вальченко: Вышли пешком, с музыкой. Наверное, недавно.
Торская: «Наверное» — ну что это такое?
Вальченко: Надежда Николаевна! Я хотел у вас спросить у вас об одной вещи… Вы только не сердитесь.
Со двора вошел Воргунов.
Торская: Петр Петрович, вы знаете, коммунары приехали.
Воргунов: Вы знаете, что сверлильные поставили черт знает где?
Торская: Мне сейчас не до ваших сверлильных.
Воргунов: А мне не до ваших нежностей.
Торская: Всего хорошего. (Реверанс, направляется к выходу.)
Воргунов: Оревуар. (Реверанс.) Вы куда, Иван Семенович? Постойте, об этом вы еще успеете.
Вальченко: О чем?
Воргунов: А вот об одной вещи. Скажите, где Григорьев?
Вальченко: В конструкторской нет.
Воргунов: Это совершенно невозможное животное. Сверлильные вчера сволок на фундамент для шлифовальных. А у вас что делается?
Вальченко: А что?
Воргунов: Где вы этого идиота нашли? Рыжий такой? Вы ему поручили наметить сталь?
