9
Веня – семидесятилетний дедушка, смотрит в зеркало, рассматривает себя, затем накрывает зеркало черной тканью. Рядом за столом сидит Люба, курит.
Веня. Вот так же умерла мама, заснула и не проснулась, тоже была остановка сердца.
Люба. То есть она не страдала?
Веня. Тихая смерть. Она это заслужила. То есть я хотел сказать… К примеру, родила тебя. Муки – да. Пройти через жизнь. Опыт страдания. Опыт любви опять же. А я буду умирать долго.
Люба. Чего это?
Веня. Заслужить прощения. Прожил так, что мог бы и не жить. Ничего не сделал.
Люба. Ну как это? Ты ж партийный и все дела…
Веня. Это – другое. Просить прощения у общества мне не за что. Надо просить прощения там, внутри, или снаружи, или… Да… Все кончится. Вечности я не заслужил.
Люба. Ты в Бога что ли ударился?
Веня. При чем здесь? Галя завела вчера тесто на пирог… Что с ним делать? Ведь прокиснет. Жалко.
Люба. А я беременна.
Веня. Ты умеешь печь пироги?
Люба. Я беременна.
Пауза.
Веня. Вот… Да… Дождались.
Люба. Ты рад?
Веня. Да… Да. Наверное, да… Что же делать с тестом?
Люба. Я сегодня видела такие красивые рамочки в ритуальных услугах. Такой большой овал, а в нем фотография. И недорого. Ты бы посмотрел в альбоме карточку на памятник… Может, молодую?
Веня. Мама вот тоже молодая на памятнике.
Люба. Подхороним маму к бабушке? Можно договориться, я узнавала.
Веня. Нет. Они всю жизнь ссорились, не хочу, чтобы и после смерти…
Люба. Ты точно не в Бога?
Веня. Нет… Кажется, нет.
Люба. Я сегодня ночевать здесь не останусь, пап… Не могу. Боюсь я всего этого. И Вадик волноваться будет. Поеду домой.
Веня. Да…
Долгая пауза.
Веня. А почему тебя отчислили из института?
Люба. Вспомнил! Десять лет назад еще. И Вадик волноваться будет, он – хороший отец, я чувствую. По животу меня гладит. А он ребенка будет любить… Чувствуется, знаешь. Что не бросит, чувствуется… Что там говорить, женщина всегда это чувствует.
Веня. Мы все время жили какими-то внутренними интересами с Галей, все время что-то выясняли… Наверное, если бы надавили тогда, уговорили восстановиться… Галя всегда хотела сына.
Люба. Я дочку Галей назову. Если будет дочка.
Пауза.
Веня. Мороженого хочу.
Люба. Ты че это? Сходить?
Пауза.
Веня. Галя говорила мне, что боится умереть зимой. Будет мерзлая земля, говорила она, могильщики будут копать яму и материть покойницу. Она не хотела, чтобы ее материли. Дожила. Апрель. Оттаяло.
Люба. Ерунда. Я поеду…
Веня. Куда?
Люба. Вадик хочет новую квартиру. Не на выселках. Чтобы не два часа от центра… Скоро встанем на очередь. Я поеду…
Веня молчит.
Люба. Не раскисай тут. Приеду завтра рано утром. Я договорилась насчет конфет, «Каракум», подруга обещала достать…
Люба уходит в коридор. Слышно, как она закрывает за собой дверь ключами. Веня сидит и смотрит в пол.
Веня. Люба! Люба, а ты не знаешь, где у нас лежит книга кулинара?
Веня поднимает голову – Любы нет, она ушла.
Весна. Апрель. Окна старой квартиры открыты настежь. По квартире ходит Галя – молодая девушка в потертых джинсах, и длинными волосами, собранными в конский хвост. Галя то и дело нагибается, поднимает с пола разный хлам, чтобы разглядеть поближе, рассматривает вещи, книги, посуду.
Галя. В этом доме жили две моих прабабушки, бабушка с дедушкой, мама тут детство провела. Представляешь, Кость? Это же история, прикинь? У меня был потрясающий дед, говорят. Совершенно героический. Нет, ну ты посмотри, здесь пахнет историей, да? Жалко, что мама будет продавать эту квартиру. Я с дедушкой так и не пообщалась. Приезжала к нему пару раз. Но он че-то в последнее время того… Старый человек был, короче, уже не помнил ничего. Смотри, какой потолок, да? Вот бы реставрировать. Тут вообще галерею можно. О! Вот эту коробочку я заберу. Это из-под чего? Из-под монпансье, кажется. Какой год, интересно? Не написано. И книжки эти заберу. Книга кулинара с ятями, смотри! Офигеть, да? Это вообще коллекцию можно делать. Офигеть! Хочу коллекцию свою. Чтобы сохранить традиции как бы… Хорошо, что я у мамы ключи взяла, да? А то продадут, и все выбросят. Ничего не останется. Нет, ты посмотри, какие здесь расстояния. Тут в футбол можно играть! Вот бы здесь какой-нибудь сейшн устроить? Нет, а что – это тема! Пока квартиру не продали. Позвать народ, инсталляцию какую-нибудь замутить. Это идея, да? Вообще нормально можно сделать… Я бы тут стены расписала. Все равно закрашивать будут. Еще такую музычку в стиле ретро. Вот люди жили. Какие судьбы, наверное, да? Другое время совсем, другие люди. У меня был потрясающий героический дед. Он тут блокаду пережил. Блокада, представляешь, да? Можно сделать сейшен в стиле блокады. Сухариков купим, будем чай заваривать и грызть. У меня платок дома есть, как раз в стиле того времени. Такой костюмированный вечер, да? Вот это были судьбы, не то что мы. Такие сильные люди, столько всего сделали… Совершенно другой подход к жизни… Да? Правильно же я говорю?
Апрель. Блокада. Зима еще не до конца отступила, и повсюду видны грязные лохмотья снега. Веня идет по улице, медленно, тяжело. У одного из домов ходит ребенок лет двух. Малыш, скорее всего, совсем недавно научился ходить. Он падает и плачет. Веня подходит к ребенку, поднимает его.
Веня. Чего ты? Где твоя мама? Ты зачем вышел? Здесь нельзя. Совсем нельзя. Особенно детям. Очень опасно. Очень опасно, очень… Такая темень уже. Ты умеешь говорить? Нет? Это плохо… Как же мы найдем твою маму? А если… Господи… Мы ее сейчас найдем. Найдем твою маму. С ней все хорошо, думаю. Пошли…
Веня берет ребенка за руку, они заходят в парадное, и поднимаются по лестнице. Веня стучит во все квартиры – тишина. Никто не открывает. Какая-то женщина из-за дверей спрашивает: «Кто?»
Веня. Тут ребенок потерялся, маленький. Совсем малыш. Вы не знаете, в вашем доме нет женщин с детьми?
Женщина из-за дверей. Отведите к домоуправу. У нас нет.
Веня. Видишь, ни у кого нет детей. Сейчас мало у кого дети… Так мы никогда не найдем твой дом. Я бы тебя отвел к себе, но ведь может так быть, что тебя ищет мама. Знаешь что? Пошли с тобой, будем сидеть внизу, возле дома. Твоя мама пойдет и увидит тебя.
Малыш всхлипывает, вот-вот расплачется. Веня берет ребенка на руки, спускается с ним вниз. Возле дома Веня садится прямо на землю, подложив под себя свой портфель, усаживает ребенка на колени. По другую сторону улицы стоит Спасо-Преображенский собор. Теперь в нем разместилось бомбоубежище. Веня смотрит на Собор.
Веня. Не плачь…Наступает весна. Смотри, весна. Пришел апрель. Топ-топ, топ-топ… Пришел апрель. Скоро станет легче. Вырастет трава. Снизится травмоопасность. Перестанем ломать ноги и набивать синяки на коленках. Станем больше говорить. Читать стихи, например… Умирать станет незачем. Да… Как-то очень жалко станет умирать. Ты вырастешь большой. Сначала станешь старше на год, потом на два, потом на целую жизнь. Что же с тобой делать? Будем ждать твою маму. И вот что интересно, я разговариваю с тобой, переживаю за тебя сейчас, а ведь ты, братец, никогда меня не вспомнишь. Даже завтра уже забудешь… Да что там, забудешь к вечеру. Нет, я не сержусь совершенно. Это размышления. Ты знаешь, в твоем возрасте я впервые увидел Катю. У нас с мамой была кухарка, ее звали Катя. Такая кудрявая светлая высокая девочка. Это сейчас я знаю, что она была девочкой. Ведь ей, по моим расчетам, когда она пришла к нам в дом, было не больше пятнадцати. Так вот, Катя… Мне было как тебе сейчас, а я отчетливо помню. Да, помню… Она вошла и мир наполнился какой-то загадкой. Она принесла с собой звуки – да, звуки. Звуки тренькающих тарелок, звуки скворчащих сковородок, звуки шлепающих по кухне босых ног. Она принесла с собой запахи. Запахи лета, запахи сушеной малины, запахи пота и земли, и еще чего-то… Неизвестного. Она взяла меня на руки. И тут же опустила. Она со мной, кажется, даже и не разговаривала толком. Катя… Такая вот девочка Катя. Мне было столько же, сколько тебе сейчас. А потом я вырос и стал взрослым шестилетним мальчиком. И почти год я в ту пору целыми днями сидел в кухне, смотрел на Катю и все думал, думал… Какие мысли точно проносились тогда в моей голове, я не помню. Да это и неважно. Важно то, что весной я предложил ей жениться на мне. Она засмеялась, и ответила – да. Вот так вот. Девочка Катя сказала мне да. А потом она исчезла. Просто исчезла. Я даже толком и не сообразил, в какой час это случилось. Мне сказали, что Кати больше нет. Даже не так. Мне сказали, что Кати не было, не существовало никогда. Девочки Кати не существовало в природе. А значит, она никогда на мне не женится… А значит, памяти нет. Потому что я помню ее, как себя, а выясняется, что девочки Кати не существовало вовсе. И вот я уже взрослый дяденька, а все не могу понять – как же так? Как же такое возможно, чтобы моя память так жестоко обманула меня? Как же так случилось, что впереди еще целая жизнь, а я чувствую себя обманутым, человеком без памяти, человеком, который больше не верит себе. И где же твоя мама, в конце концов?
