Оборачивается кругом, как бы ничего не видя, потом кричит.
О Боже! Я не могу жить в этой пустыне. Я к Вам обращаюсь, к Вам…
Падает на колени.
Я полагаюсь только на Вас. Имейте жалость ко мне, обратите ко мне Свой лик. Услышьте меня, дайте мне Вашу руку! Имейте жалость, Господи, к тем, кто любит друг друга и кого разлучили…
Распахивается дверь, появляется старый слуга.
СТАРИК (голосом отчетливым и непреклонным): Вы меня звали?
МАРИЯ (поворачивается к нему): О, я не знаю… Но – помогите же мне, ибо мне нужна помощь. Имейте жалость и согласитесь помочь мне!..
СТАРИК (тем же голосом): Нет!
Он поворачивается и уходит. Мария, после паузы поднимается с колен, медленно, как в трансе, бредёт к выходной двери и скрывается за нею. Через секунду раздаётся оттуда, ибо она оставила дверь открытой, протяжный и резкий визг тормозов проезжавшего мимо автомобиля. Марта подбегает к двери и смотрит наружу, а потом закрывает лицо руками.
Сцена пятая
Марта сидит – при так же раскрытой на улицу двери – за столом и пьёт что-то горячительное.
Послышались отдалённые шаги, и в дверях показался мужчина. Остановившись на пороге, он некоторое время всматривается в полутемноту помещения. Не сразу замечает Марту. Это, как ни странно, Ян. Он в костюме, который очевидно некоторое время тому назад был в воде и в грязи, но немного уже обсох и как бы облепил его тело.
ЯН (подойдя наконец к Марте, смотрит внимательно на нее, потом – на бутылку): Это что? Виски?
Берёт бутылку, ищет глазами второй стакан и, не найдя, жадно хлебает из горла. Марта, остолбенев, напряжённо смотрит на него.
ЯН: Что смотришь? Это я, я, твой брат, Ян… Помнишь такого, сестрёнка? Не забыла?.. Да не бойся, я – не призрак, я – живой, живой… Я, видишь ли… я когда-то был неплохой пловец… Вот, пригодилось…
МАРТА (хрипло): Как же ты – проснулся? Мы же тебя, как всех, усыпили…
ЯН: Как всех?.. И – многих вы так?.. Да ладно: не будем сейчас об этом… Я… видишь ли… я ваш чай-то не пил, я чуть раньше про вас догадался…
МАРТА: Ты – что же?.. Комедию перед нами играл? Спящим притворялся?!
ЯН: Я… Видишь?.. Мне же не до конца всё открылось. Это была только догадка, предположение… А мне надо было точно убедиться, чем вы тут с матерью занимаетесь…
МАРТА: Зачем? Ты – что? Полицейский?
Ты – что? По наводке, что ли, сюда, к нам, пожаловал? Преступников искать?..
ЯН: Да нет! По какой наводке? Никакой я не полицейский!.. Я… просто, я – химик. И мне запах этого вашего снотворного конкретно знаком. Так что, мне… Мне просто правду узнать было надо. Ну, а потом уж – и жизнь свою спасать!.. Я-то думал: чуть притворюсь, а потом – вывернусь… Да вы, сукины дети, так меня спеленали, что вырваться от вас на берегу не получилось, пришлось со дна выплывать.
МАРТА: Понятно… Аты знаешь, что наша мать, когда паспорт-то твой увидела (потом), к тебе, в реку, кидаться побежала?
ЯН: Как – в реку?
МАРТА: Да – так!.. Не могу я, говорит, жить, если сына своего не узнала. Ты-то вот выплыл, а мамаша твоя – там, на том самом дне пребывает…
ЯН (закрывает лицо руками): Ах ты, грех какой!..
Потом встаёт и со стоном мечется по помещению.
МАРТА: Да не убивайся ты так… Ишь ты! Того гляди – обратно в реку побежишь кидаться… Хватит! Уж раз ты, братец, после нашей мамочки жив остался, то – живи уж теперь, чего там… Она же всё своей волей делала: и тебя убивала, и себя…
ЯН: И всё – по недоразумению, всё – в заблуждении чувств!.. Кстати… тут меня женщина одна не спрашивала? До того, как я пришёл…
МАРТА (отпрянув): Какая… какая женщина?
ЯН: Молодая, красивая… Это моя жена. Я, кажется, вам наврал, что её со мной нету, но она здесь, она должна сегодня прийти.
МАРТА: Это… Тут сегодня на нашей улице какую-то женщину машина сбила насмерть… Несчастный случай… Это не она ли была? Ты зайди в полицию, узнай. Они её, наверно, ещё не похоронили…
ЯН: Что? Насмерть, говоришь? Да нет! Ну с какой это стати?.. Да мне сейчас не след в полиции засвечиваться – после всех этих… недоразумений. А что? Она сюда… не заходила? Ты ей ничего не говорила?
МАРТА: А что я ей могла сказать?
ЯН: Ты ей сказала, что меня нет, что я умер? Ведь так? И после этого она выбежала на улицу и попала под машину?
МАРТА: Ян!.. Ян… Убей меня. Убей… У тебя есть все основания для этого. Тебя даже не посадят на электрический стул: ты же действуешь в пароксизме нахлынувших чувств!.. Ну что же ты?.. Я тебя прошу: убей меня!..
ЯН: Убить тебя?.. Но ведь ты же теперь у меня единственный во всём мире родной человек… Я потерял мать, я потерял жену… Но у меня осталась сестра!
МАРТА: Ты – сумасшедший!.. Какая сестра? Я же… я же тебя бросила связанного в воду, чтобы ты утонул, чтобы ты умер…
ЯН: Но я ведь не умер!
МАРТА: Ну и что же? Я же от этого не превратилась в ангела?
ЯН: Пока ещё нет. Но в него никогда не поздно превратиться. Стоит только захотеть…
МАРТА: Захотеть?
ЯН: Ну да!
МАРТА: Как?.. Ты можешь это забыть? Простить всё это?
ЯН: Но ведь это всё, по сути, всего лишь… недоразумение…
Пауза. Они смотрят друг другу в глаза. Музыка. Занавес.
КОНЕЦ ПЬЕСЫ
31.3.2015
Катапультированный Голгофой
Философская фантазия в 2-х частях
Христиане никогда не практиковали действий, предписанных им Иисусом; и бесстыдная болтовня о «вере», об «оправдании верой» и о её наивысочайшей и единственной значительности – это лишь следствие того, что у церкви не нашлось ни мужества, ни желания честно выполнять дела, которых требовал Иисус.
Фридрих Ницше
ВАЛЕНТИН ГЕРМАН (и другие авторы)
В монтаже использованы с изменениями – фрагменты повести Леонида Андреева «Иуда Искариот», романа Михаила Булгакова «Мастер и Маргарита» (из внутреннего романа Мастера о Понтии Пилате), цитаты из канонических евангелий от Матфея, Марка, Луки и Иоанна, из писем Вольтера, из эссе Ф. Ницше «К философии истории нигилизма», а также стихотворение Бориса Пастернака «Гефсиманский сад»
Иисус Христос (он же – Иешуа Га-Ноцри)
Его ученики:
Иоанн
Пётр
Фома
Матфей,
а также:
Левий
Матвей
Иуда Искариот
Понтий Пилат, прокуратор Иудеи
Афраиий, начальник тайной стражи
Марк Крысобой, охранник
Секретарь Пилата
Каифа, первосвященник иудейский
Помощник Каифы
Старуха-ведунья
Гай, лавочник
Храмовый страж
Христианский активист
Легионеры
Вольтер, философ
Три собеседника Вольтера
…Отче Мой! Если возможно, да минует меня чаша сия…
ЕВАНГЕЛИЕ ОТ МАТФЕЯ
ЛЕВИЙ МАТВЕЙ
– Мерцаньем звёзд далёких безразлично
Был поворот дороги озарён.
Дорога шла вокруг горы МаслИчной,
Внизу под нею протекал КедрОн.
Лужайка обрывалась с половины.
За нею начинался Млечный Путь.
Седые серебристые маслины
Пытались вдаль по воздуху шагнуть.
В конце был чей-то сад, надел земельный.
Учеников оставив за стеной,
Он им сказал: «Душа скорбит смертельно,
Побудьте здесь и бодрствуйте со мной».
Он отказался без противоборства,
Как от вещей, полученных взаймы,
От всемогущества и чудотворства
И был теперь, как смертные, как мы…
Ночная даль теперь казалась краем
Уничтоженья и небытия.
Простор вселенной был необитаем,
И только сад был местом для житья.
И, глядя в эти чёрные провалы,
Пустые, без начала и конца,
Чтоб эта чаша смерти миновала,
В поту кровавом он молил Отца.
Смягчив молитвой смертную истому,
Он вышел за ограду. На земле
Ученики, осиленные дрёмой,
Валялись в придорожном ковыле.
Он разбудил их: «Вас Господь сподобил
Жить в дни мои, вы ж разлеглись,
как пласт…
Час Сына Человеческого пробил.
Он в руки грешников себя предаст».
И лишь сказал, неведомо откуда
Толпа рабов и скопище бродяг,
Огни, мечи и – впереди – Иуда
С предательским лобзаньем на устах.
Пётр дал мечом отпор головорезам
И ухо одному из них отсек.
Но слышит: «Спор нельзя решать
железом,
Вложи свой меч на место, человек!..
Неужто тьмы крылатых легионов
Отец не снарядил бы мне сюда?
И, волоскА тогда на мне не тронув,
Враги рассеялись бы без следА.
Но – книга жизни подошла к странице,
Которая дороже всех святынь.
Сейчас должно написанное сбыться.
Пускай же сбудется оно. Аминь!
Ты видишь, ход веков подобен притче
И может загореться на ходу…
Во имя страшного её величья
Я в добровольных муках в гроб сойду.
Я – в гроб сойду и в третий день восстану!
И, как сплавляют по реке плотЫ,
Ко мне на суд, как баржи каравана,
Столетья поплывут из темноты…».
Музыкальная увертюра.
