КАИФА: Знаем. Ступай!
ИУДА: Он – не был обманщик. Он был невинен и чист. Вы слышите? Иуда обманул вас. Он предал вам невинного.
КАИФА: И это всё, что ты хотел сказать?
ИУДА: Кажется, вы не поняли меня?.. Иуда обманул вас. Он был невинен. Вы убили невинного.
КАИФА: Что же мне говорили об уме Иуды из Кариота? Это просто дурак, очень скучный дурак…
ИУДА: Что?! А вы-то кто, умные? Иуда обманул вас – вы слышите? Не его он предал, а вас, мудрых, вас, сильных, предал он, вас предал он позорной смерти, которая не кончится вовеки… Тридцать серебреников!.. Так, так… Но ведь это цена вашей крови, грязной, как те помои, что выливают женщины за ворота домов своих… Ах, Каифа!.. Старый, седой, глупый Каифа, наглотавшийся закона… Зачем ты не дал одним серебреником, одним оболом больше?.. Одним паршивым оболом больше!.. Ведь в этой цене и пойдёшь ты теперь вовеки!..
КАИФА: Вон!
ИУДА: Ведь если я пойду в пустыню и крикну зверям: звери, вы слышали, во сколько оценили люди своего Иисуса? Что сделают звери? Они вылезут из логовищ, они завоют от гнева, они забудут свой страх перед человеком и все придут сюда, чтобы сожрать вас! Если я скажу морю: море, ты знаешь, во сколько люди оценили своего Иисуса? Если я скажу горам: горы, вы знаете, во сколько люди оценили Иисуса? И море, и горы оставят свои места, определённые из века, и придут сюда, и упадут на головы ваши!..
КАИФА: Вон! Вон!..
Иуду выталкивают за дверь.
Балкон дворца Ирода. Ночь. Прокуратор спит рядом со своим псом.
ПИЛАТ (во сне): A-а!.. A-а!. Что ты лезешь, старуха, мне в ухо?.. У меня ведь и так здесь… проруха…
Входит с горящим факелом Марк Крысобой. Собака зарычала.
ПИЛАТ (просыпаясь): Не трогать, Банта!.. И ночью, и при луне мне нет покоя!.. О боги!.. У вас тоже плохая должность, Марк. Солдат вы калечите… Не обижайтесь, кентурион. Моё положение, повторяю, ещё хуже. Что вам надо?
МАРК: К вам начальник тайной стражи.
ПИЛАТ: Зовите, зовите!..
Поднимается с постели.
И при луне мне нет покоя…
Входит Афраний.
Банта, не трогать…
АФРАНИЙ (оглядевшись): Прошу отдать меня под суд, прокуратор. Вы оказались правы. Я не сумел уберечь Иуду из Кириафа, его зарезали. Прошу суд и отставку.
Достает из-под хламиды кошель.
Вот этот мешок с деньгами подбросили убийцы в дом первосвященника. Кровь на этом мешке – кровь Иуды из Кириафа.
АФРАНИЙ: Тридцать тетрадрахм. ПИЛАТ: Мало…
Пауза.
ПИЛАТ: Где убитый?
АФРАНИЙ: Этого я не знаю. Сегодня утром начнём розыск.
ПИЛАТ: Но… вы наверное знаете, что он убит?
АФРАНИЙ: Я, прокуратор, пятнадцать лет на работе в Иудее. Я начал службу при Валерии Грате. Мне не обязательно видеть труп для того, чтобы сказать, что человек убит. И вот я вам докладываю, что тот, кого именовали Иудой из Кириафа, несколько часов тому назад зарезан.
ПИЛАТ: Простите меня, Афраний, я ещё не проснулся как следует, отчего и сказал это… Я сплю плохо и всё время вижу во сне лунный луч. Так смешно, вообразите: будто бы я гуляю по этому лучу… Итак, я хотел бы знать ваши предположения по этому делу. Где вы собираетесь его искать? В смысле тело… Садитесь, садитесь, начальник тайной службы…
АФРАНИЙ (садится в кресло): Я собираюсь его искать недалеко от масличного жома в Гефсиманском саду.
АФРАНИЙ: Игемон, по моим соображениям, Иуда убит не в самом ЕршалаИме и не где-нибудь далеко от него. Он убит – под ЕршалаИмом…
ПИЛАТ: Считаю вас одним из выдающихся знатоков своего дела. Я не знаю, впрочем, как обстоит дело в Риме, но в колониях равного вам нет!.. Да! Забыл спросить. Как же они ухитрились… Как они ухитрились подбросить деньги Кайфе?
АФРАНИЙ: Видите ли, прокуратор… Это не особенно сложно. Мстители прошли в тылу дворца Каифы: там, где переулок господствует над задним двором. Они попросту перебросили пакет через забор.
ПИЛАТ: С запиской?
АФРАНИЙ: С запиской. Точно так, как вы и предполагали, прокуратор. «Возвращаю проклятые деньги»!..
ПИЛАТ (помолчав): Воображаю, что было у Каифы!
АФРАНИЙ: Да, прокуратор, это вызвало очень большое волнение. Меня они пригласили немедленно.
ПИЛАТ: Это интересно, интересно…
АФРАНИЙ: Осмеливаюсь возразить, прокуратор, это не было интересно. Скучнейшее и утомительнейшее дело. На мой вопрос, не выплачивались ли кому деньги во дворце Каифы, мне сказали категорически, что этого не было.
ПИЛАТ: Ах, так? Они отказались?
АФРАНИЙ: Отказались, игемон.
ПИЛАТ: Ну что же… не выплачивались, стало быть – не выплачивались. Тем труднее будет найти убийц.
АФРАНИЙ: Совершенно верно, прокуратор.
ПИЛАТ: Довольно, Афраний, этот вопрос ясен. Перейдём к погребению.
АФРАНИЙ: И вновь я вынужден просить вас… отдать меня под суд.
ПИЛАТ: О, Афраний, не провоцируйте меня: отдать вас под суд было бы преступлением. Вы достойны наивысшей награды. Я надеюсь, казнённые погребены?
АФРАНИЙ: Да. Но – лишь двое из троих.
ПИЛАТ: Что такое? Почему?..
АФРАНИЙ: Видите ли… В то время, как я сам занимался делом Иуды, команда тайной стражи, руководимая моим помощником, достигла холма, когда уже наступил вечер… Одного тела на верхушке она не обнаружила.
ПИЛАТ (вздрогнув): Ах, как же я этого не предвидел!..
АФРАНИЙ: Тела Дисмаса и Гестаса с выклеванными хищными птицами глазами были на месте. Агенты тотчас же бросились на поиски третьего тела. Но – увы!.. Безуспешно… Там был замечен поблизости некий человек, на которого указали двое солдат из оцепления (их во время грозы придавило деревом, и они долго не могли из-под него вылезти): он якобы пронёс мимо них что-то вроде мёртвого тела… Куда, что – они не заметили. Мы задержали этого человека и привезли сюда. Этот человек…
ПИЛАТ (перебивая): Левий Матвей!..
АФРАНИЙ: Да, прокуратор… Да вы просто– ясновидящий!.. Левий Матвей, бывший сборщик податей, прятался в пещере на северном склоне Лысого Черепа, дожидаясь тьмы. Но тела Иешуа Га-Ноцри при нём уже не было. Когда стража вошла в пещеру с факелом, Левий впал в отчаяние и злобу. Он кричал о том, что не совершил никакого преступления и что всякий человек, согласно закону, имеет право похоронить казнённого преступника, если пожелает.
ПИЛАТ: Его пришлось схватить?
АФРАНИЙ: Он не хотел показать, где он похоронил (или спрятал) тело Га-Ноцри.
ПИЛАТ: Ах, если бы я мог предвидеть!.. Мне нужно повидать этого Левия Матвея…
АФРАНИЙ: Он здесь, прокуратор.
ПИЛАТ (после продолжительной паузы): Благодарю вас за всё, что сделано по этому делу. Команде, производившей погребение, прошу выдать награды. Сыщикам, что не уберегли Иуду, – выговор. А Левия Матвея – сейчас ко мне. Мне нужны сейчас же подробности по делу Иешуа.
АФРАНИЙ: Слушаю, прокуратор.
Кланяется и выходит.
ПИЛАТ (хлопнув в ладоши): Ко мне, сюда! Светильник в колоннаду!..
Слуги вносят свет, кентурион Марк вводит Левия и – по знаку Пилата – удаляется.
ПИЛАТ (после паузы): Что с тобой?
ЛЕВИЙ: Ничего.
ПИЛАТ: Что с тобой, отвечай!
ЛЕВИЙ: Я устал.
ПИЛАТ (указав на кресло): Сядь.
Левий Матвей садится на пол возле кресла.
Объясни, почему не сел в кресло?
ЛЕВИЙ: Я грязный, я его запачкаю…
ПИЛАТ: Сейчас тебе дадут поесть.
ЛЕВИЙ: Я не хочу есть.
ПИЛАТ: Зачем же лгать? Ты ведь не ел целый день, а может быть и больше. Ну хорошо – не ешь… Я призвал тебя, чтобы ты показал мне, куда ты спрятал тело Га-Ноцри.
ЛЕВИЙ: Игемон… Ты отнял у него жизнь!.. Тебе мало этого? Тебе нужно ещё и тело? Для чего? Не волнуйся, сейчас оно там, откуда даже я не смогу его тебе вернуть.
ПИЛАТ: Где? Я не прошу тебя его вернуть. Ты только покажи: где?..
ЛЕВИЙ: Это ничего не изменит. Ты не сможешь его оттуда взять.
ПИЛАТ: Ты скажи!
ЛЕВИЙ: Я скажу. Но ты даже не сможешь убедиться в правдивости моих слов.
ПИЛАТ: Почему?
ЛЕВИЙ: Я опустил его в зыбучую трясину Дьяволова болота, что на том берегу Кедрона. Там всё, что туда попадёт, исчезает без следа. Было тело, и – нет тела. И никто никогда его из этой трясины не извлечёт назад…
