Калоус (с изумлением). Нет.
Яна. А откуда у вас такие глаза?
Калоус. Какие?
Яна. Добрые. Послушайте, отпустите меня. Я как-нибудь доберусь до Праги. И никому ни слова. А магнитофон себе оставьте. Понимаете, никто не знает…
Калоус. Чего?
Яна… что я с ним поехала. А теперь я попала в историю с убийством, будут меня таскать на допросы и по судам… из школы выгонят. А мне испытания на аттестат зрелости сдавать. Ну что вам за польза от этого?.. Вам ведь все равно конец. Обоим. Ничего не попишешь.
Калоус. А ты это как делаешь? За тряпки?
Яна. Что вы хотите сказать?
Калоус. То самое.
Яна. Вы думаете, что я… как вы смеете!
Калоус. Смею…
Яна. Значит, я… за тряпки, за деньги?
Калоус. А нет?
Яна. Ну, знаете, пан… заведующий. Сразу видно, разбираетесь в женщинах. Это у вас из книг? Да?
Калоус. А зачем же тогда… зачем поехала с ним?
Яна. Захотелось.
Калоус. Захотелось?
Яна. Чего вы так странно смотрите? Большой вырез? Нравится?
Калоус. Сколько, говоришь, тебе? Семнадцать?
Яна. А что, я испорченная, да?
Калоус. Дура ты!
Яна. Сэр, вы, случайно, не получали образование в Оксфорде?
Калоус. Гусыня!
Яна. Если хотите знать, я с ним из-за «мерседеса» поехала. Вы пробовали мчаться со скоростью сто тридцать километров? Ага, не пробовали!
Калоус. Не нуждаюсь.
Яна. А я — да! Мой стиль. Повороты — сто километров.
Калоус. Наслаждаешься! И все? И больше ничего не нужно?
Яна. Проповедь! Только я их уже не слушаю. Из принципа. Чего только всякий не наговорит, а сам… И ненавижу скуку!
Калоус. А я люблю.
Яна. Оно и видно.
Калоус. Что?
Яна. Скуку. Жуткую! Сидит в своей дыре, в тихой заводи… И еще толковать будет… в чем смысл жизни.
Возвращается Ремунда.
Калоус. А там вы остались бы до утра? (Показывает наверх.)
Яна. Нет, я должна быть в десять дома. Отец…
Калоус. А до десяти — все можно?
Яна. Все.
Ремунда. Через десять минут придет автобус.
Калоус. Пойду согрею сосиски. (Уходит.)
Ремунда (пожимает плечами). Сосиски… (Подсел к Яне, молча разглядывает ее.) Только не называй меня дедушкой, какой я тебе дедушка!
Яна. А я не называла.
Ремунда. Называла.
Яна молчит.
Ремунда. Где ты познакомилась… с этим?
Яна. Вчера, в Праге после обеда, на просмотре моделей.
Ремунда. На просмотре моделей?
Яна. Ну да.
Ремунда. А что такое просмотр моделей?
Яна. Вы никогда не видели мод, даже по телевизору?
Ремунда. Нет… А у вас дома есть телевизор?
Яна. Давно, дедушка.
Ремунда. А твой отец… где работает?
Яна. Он директор школы.
Ремунда. Ага. Ты его любишь?
Яна. Нет. Он такой слабохарактерный.
Ремунда. Слабохарактерный? Не попадало от него как следует?
Яна. Ну, это-то да! Попадало, еще как… Все следит: когда приду, с кем бываю, письма мои читает и все приговаривает: «Ах, дитя мое, что из тебя выйдет!» (Помолчав.) А мне бы хотелось, чтобы папе можно было все рассказать. Все, все, понимаете? А у него… радикулит. Знаете, дедушка, что это такое?
Ремунда. Радикулит? Нет.
Яна. Но что такое показ мод — вам понятно?
Ремунда отрицательно качает головой.
Яна. Тогда я покажу вам, дедушка.
Ремунда. Ну, покажи. Только с чувством, как полагается.
Яна (включает магнитофон, слышится джаз, как в первом акте). Это, дедушка, такой большой зал, в зале стоят столики и удобные кресла. А где-то сверху, где кафе, играет музыка — вроде этой, только похуже. И из кафе, сверху, ведет большая лестница — полукругом, как с неба. В креслах сидят дамы и распивают кофе. На кофе у них еще хватает, а на моды — нет. Все смотрят в небо. Одна сидит вот так… (Изображает все, о чем рассказывает). Ей лет за пятьдесят — она во какая… бочка. А другая сидит — вот так, тощая, как жердь. Томная, вылитый Гамлет: «Быть или не быть…» Все, значит, смотрят в небо, а оттуда спускается ангел — я ее случайно знаю, несчастная девчонка. У каждого столика она останавливается — все на ней шуршит и переливается, — улыбнется, поклонится…
Ремунда. Ну, а дальше что?
Яна. Потом уходит.
Ремунда. А потом?
Яна. Потом приходит другая, за ней третья, потом снова вторая или первая, но каждый раз в другом платье… Дедушка, а вы вообще умеете танцевать?
Ремунда. Дедушка — и вдруг танцевать!
Яна. Умеете, умеете! И тот умел, тот, «мерседес». Подошел к столику и говорит: «Разрешите пригласить?» Мама глазами: «Посмей только!» А я взяла и пошла, нарочно! Когда мне запрещают, я всегда нарочно делаю… А он так самодовольно танцевал — терпеть не могу. Я ему на ноги стала наступать, а он все только: «Извините, пардон». Потом вдруг спрашивает: «Вы когда-нибудь катались на машине со скоростью сто пятьдесят?» А я: «Наивный вы человек!» А он опять: «Не слишком ли у вас строгая мама?» Ну, я и поехала с ним — сто пятьдесят выжимать.
Джаз кончился. Яна ставит новую ленту, слышны детские голоса, прежняя песенка:
Es war einmal ein Mann,
der hatte einen Schwamm…
Der Schwamm war ihm zu nass,
da ging er auf die Gass.
Die Gass' war ihm…
Яна (остановила ленту). Странно, а?
Ремунда не отвечает.
Яна. Вы весь в поту. Дедушка, это что — совесть мучает?
Ремунда молчит.
Яна. Скажите, а что чувствуешь, когда убиваешь человека? Сразу же после того, как убьешь…
Ремунда. Марш отсюда! Вон! Убирайся, куда хочешь!
Яна. Вы всерьез?
Ремунда. Катись отсюда!
Яна. Куда ж я сейчас пойду?
Ремунда. Не суйся в это дело. Проваливай!
Яна (встает, причесывается, подкрашивает губы, нерешительно направляется к выходу, потом указывает наверх.) Я там плащ оставила…
Калоус (входит). Что случилось?
Ремунда. Выпроводи ее отсюда!
Калоус. Куда?
Ремунда. Все равно. Пусть уходит! (Яне.) Катись и всюду рассказывай, слышишь, каждому встречному. Как ты хотела здесь переспать с немцем и как в него стреляли.
Яна. Это вы его убили! Пана заведующего не впутывайте!
Ремунда. Убирайся! Вон!
Яна (Калоусу). Вы не проводите меня?
Калоус не отвечает.
Яна. Может, тогда пан официант сбегает за моим плащом?
Ремунда (вышел из себя, орет). Ты еще здесь?!.
Яна опрометью несется наверх, стремглав летит обратно с плащом в руках, скрывается за дверью.
Калоус. Льет как из ведра, слышишь?
Яна (в плаще, накинутом на плечи, просовывает голову в дверь, весело машет). Пока, убийцы! (Скрывается.)
Калоус (сунув руки в карманы, насвистывает песенку Яны). Que sera, sera… Ну и погода, а?
Ремунда. Самое время говорить о погоде.
Калоус. Шел бы ты домой, старик!
Ремунда. Домой? А что мне там делать?
Калоус (пожимает плечами). Утром зайдешь, повидаешь маму… и останешься с ней. (Неожиданно.) Ой, старик… опять через решетку на мир глазеть.
Ремунда. Она думает — я стрелял.
Калоус. Кто она?
Ремунда. Ну, эта… показ моделей. Видела у меня револьвер.
Калоус. Что тут скажешь? Бежал я сюда, подальше от всего этого, и все равно не избежал! Обидно. Даже удовольствия нет, что стрелял. Вроде бы стыжусь. Тьфу!
Ремунда. Эх, Эмиль, сначала ты возил булки в корзине, потом учился на сплошные пятерки. А потом он тебя палкой по голове колотил. Бог знает, чего он только оттуда не выколотил. Теперь ты получаешь за три кружки пива… и себя на три кроны обсчитываешь. Ты… официант.
Калоус. Старик, но ведь это же, наверно, не он!
Ремунда. Он!
Калоус. Не он, откуда ему здесь взяться? Таких совпадений не бывает.
Ремунда. Допустим, не он. Ну и что?
Калоус. У меня из головы эта Лизелот не выходит. Как она ему стишок читала! Ремунда, объясни мне, ради бога, почему я в него стрелял? Что он мне такого сказал?
Ремунда. Этого еще не хватало! Он бы в чешском трактире переспал с чешской девушкой, а ты б ему еще в номер пражскую ветчину носил?! Потом ты помог бы ему надеть пальто, закрыл дверцы «мерседеса», и он бы говорил: что ни чех, то лакей!
Калоус. А ты тоже хорош. Не мог меня за руку схватить, черт лысый?
Ремунда (смеется). Ты какую-нибудь пенсию получаешь… за концлагерь?
Калоус. А что?
Ремунда. Большую?
Калоус. Ну… не очень.
Ремунда. Вот видишь, а он приехал на «мерседесе», как господь бог с того света. Будет прохлаждаться в шикарных отелях… на вилле… тянуть мозель… И чтобы ты за все за это не мог хоть разок стрельнуть? Ну, знаешь! Порядочный человек должен иногда выйти из себя… А то бы мерзавцы верх держали!
Калоус. Ой и не везет мне, не везет. Да как еще не везет!.. Ремунда, а у той… девчонки — какой удивительный голос, верно?
Ремунда. Не заметил.
