в спальне госпожи Блэк.
– Говорите по-французски сколько влезет, – учил меня Блэк. – Но когда я спрошу про Дега, тут уж ответьте по-английски, чтобы и клиент вас понял.
Раздался звонок в дверь.
– А вот и он! – воскликнул Блэк, весь воспрянув. – Ждите здесь наверху, пока я вам не позвоню.
Я прошел в кабинет, где на деревянных стеллажах стояли картины, и уселся на стул. Блэк пружинистым шагом поспешил вниз поприветствовать гостя. В кабинете имелось только одно небольшое оконце с матовым стеклом, забранное к тому же массивной решеткой. У меня сразу возникло странное чувство, будто я сижу в тюремной камере, куда для разнообразия поместили на хранение сколько-то картин общей стоимостью в несколько сотен тысяч долларов. Молочный свет из матового окошка напомнил мне о камере в швейцарской тюрьме, где я однажды просидел две недели за нелегальное пребывание в стране без документов, – самое распространенное эмигрантское правонарушение. Камера была вот такая же аккуратная и чистенькая, и я с удовольствием посидел бы в ней еще: кормежка в тюрьме была приличная, и топили не скупясь. Но через две недели непогожей ночью меня доставили в Анмас к французской границе, я получил на прощанье сигарету и дружелюбный тычок в спину: «Марш во Францию, приятель! И не вздумай больше у нас в Швейцарии показываться!»
Должно быть, я задремал. Во всяком случае, звонок раздался для меня неожиданно. Я спустился к Блэку. Внизу я узрел тучного мужчину с красными ушами и маленькими глазками.
– Месье Зоммер, – пропел Блэк елейным тоном, – пожалуйста, принесите нам Сислея, тот светлый пейзаж.
Я принес светлый пейзаж и поставил его перед гостем. Блэк долгое время ничего не говорил, он безучастно разглядывал в окно облака.
– Ну как, вам нравится? – спросил он затем нарочито скучливым голосом. – Сислей своей лучшей поры. «Половодье». То, что все хотят заполучить.
– Мура, – сказал клиент тоном еще более скучливым, чем Блэк.
Блэк улыбнулся.
– Тоже разновидность критики, – саркастически заметил он. – Месье Зоммер, – обратился он затем ко мне по-французски, – пожалуйста, унесите этого великолепного Сислея.
Я на секунду замешкался, ожидая, что Блэк попросит меня принести что-нибудь еще. Но поскольку просьбы не последовало, я пошел с Сислеем к двери, уже на пороге услышав, как Блэк сказал клиенту:
– Вы сегодня не в настроении, господин Купер. Лучше отложим до другого раза.
«Хитер! – подумал я, сидя в своем матовом закутке. – Теперь ход за Купером». Когда некоторое время спустя меня вызвали снова, я застал обоих в молчании: они курили дежурные сигары, которые Блэк держал для клиентов, – «Партагас», как установил я позже, поднося очередные картины. Наконец прозвучал пароль и для меня.
– Но этого Дега здесь нет, господин Блэк, – тактично напомнил я.
– Как нет? Конечно, он здесь. Не украли же его, в самом деле.
Я подошел к нему, слегка склонился к его уху и прошептал:
– Картина наверху, в комнате у госпожи Блэк…
– Где?
Я повторил по-английски: картина у госпожи Блэк в спальне.
Блэк стукнул себя по лбу.
– Ах да, правильно! Я же совсем забыл. День нашей свадьбы, – ну что ж, тогда ничего не выйдет…
Я смотрел на него с неприкрытым восторгом: он опять предоставил право хода Куперу. Блэк не приказал мне все же принести картину, не сказал, что картина теперь принадлежит жене, – просто все подвесил в воздухе и спокойно ждал.
Я отправился в свою горенку и тоже стал ждать. Мне казалось, Блэк поймал на крючок акулу, но я вовсе не был уверен, что акула при случае не проглотит Блэка. Впрочем, положение Блэка все же было предпочтительней. Самое скверное, что ему грозило, – это то, что акула откусит крючок и уплывет. Предполагать, будто Блэк продешевит, было глупо – такое просто исключалось. Впрочем, акула, надо признать, предпринимала довольно оригинальные попытки сбить цену. Дверь моя была приоткрыта, и в щелку я слышал, как разговор все больше склоняется к общим рассуждениям на тему сложного экономического положения и войны. Акула, не хуже Кассандры, пророчила всяческие бедствия: крах биржи, долги, банкротства, новые расходы, новые битвы, кризисы и даже угрозу коммунизма. Короче, падать будет все. Единственное, что сохранит свою ценность, – это наличные деньги. Тут акула с нажимом напомнила о тяжелом кризисе начала тридцатых. У кого тогда имелись наличные деньжата – тот был король и мог что хочешь купить за полцены, да что там, за треть, за четверть, за десятую долю цены! В том числе и картины! Особенно картины! И акула задумчиво добавила:
– Предметы роскоши – мебель, ковры, картины всякие – тогда вообще подешевели раз в пятьдесят.
Блэк невозмутимо налил гостю отменного коньяку.
– Зато потом все эти вещи снова поднялись в цене, – изрек он. – А деньги упали. Вы же сами прекрасно знаете: сейчас деньги стоят вдвое меньше, чем тогда. Они-то снова в цене не поднялись, зато картины подскочили во много раз. – Он издал короткий, притворный смешок. – Да-да, инфляция! Она началась два тысячелетия назад и все продолжается, продолжается. Реальные стоимости растут, а деньги падают, так уж устроен мир.
– Тогда вам вообще ничего нельзя продавать, – парировал Купер с довольным хохотком.
– О, если бы я мог, – отозвался Блэк, нисколько не сбитый с толку. – Я и так продаю только самую малость. Но ведь налоги надо платить. И оборотный капитал нужен. Да вы порасспросите других моих клиентов. Я же с ними просто благотворительностью занимаюсь! Вот недавно одну танцовщицу Дега, которую лет пять назад продал, выкупил у своего же клиента обратно за двойную цену.
– У кого же? – не вытерпела акула.
– Этого я вам, разумеется, не скажу. Вам ведь не понравится, если я всем раструблю, по каким ценам вы у меня покупаете? А потом иной раз перепродаете?
– Ну почему же? – Акула не давала себя обескуражить.
– Зато другие этого очень не любят. И я вынужден с ними считаться. – Блэк слегка подался вперед, собираясь встать. – Жаль, что вы сегодня ничего не подобрали, господин Купер. Что ж, может быть, в другой раз. Правда, те же цены я вам, сами понимаете, гарантировать не могу.
Акула тоже встала.
– По-моему, вы хотели показать мне еще одного Дега? – спросил он как бы невзначай.
– Это того, что в спальне у жены висит? – Блэк колебался. Потом я услышал звонок. – Господин Зоммер, моя жена у себя?
– Она полчаса назад вышла.
– Тогда, пожалуйста, принесите-ка нам того Дега, что висит у зеркала.
– Боюсь, придется немного подождать, господин Блэк, – сказал я. – Стена там у вас ненадежная, пришлось деревянный дюбель вставить. Ну и картину к этому дюбелю на шурупе прикрепить.
