– Случай всем ясный, – сказал Чесноков, осмотрев студентку. – Резекция нижнего моляра. Удаление сравнительно с остальными зубами часто представляет наибольшие затруднения. Где находится врач при удалении правых моляров? Завальнюк.
– Врач находится справа, несколько позади больного, лицом вперед, – сказала студентка.
– Приступайте, Завальнюк, – сказал Чесноков.
Завальнюк взяла со столика инструмент и стала позади больной лицом вперед.
– Ой, – на всякий случай сказала она и приступила.
Студенты сосредоточились.
– Трудный зуб, – сказала Завальнюк.
Больная деликатно застонала.
Завальнюк посмотрела на Чеснокова.
– Что-то не идет.
– Что значит – не идет? Наложите щипцы.
– Наложила.
– Продвигайте.
– Продвинула.
– Смыкайте. – Девушка опять застонала.
– Ну вот, – сказала Завальнюк, глядя на Чеснокова.
Больная тронула его за локоть, прося о помощи.
Ласточкина что-то шепнула на ухо главному.
– С ума сойти, с ума сойти, – повторяла она, вертя пальцами папиросу и не замечая, что говорит вслух.
– Завальнюк, сосредоточьтесь! – сказал Чесноков.
– Не кричите, – сказала Завальнюк. Она снова наложила щипцы, но от волнении у нее не ладилось.
Девушка в кресле застонала.
– Помогите вы ей, – сказал главный. – Нельзя же так.
– Она должна сама, – сказал Чесноков.
Ласточкина не выдержала и с досадой сказала:
– Сергей Петрович, как-нибудь прекратите это, вы же врач!
– Я не могу, – сказал Чесноков. – Вы же знаете, что я давно уже не практикую.
– Боитесь за свою репутацию? – спросил председатель комиссии.
– Я не боюсь за свою репутацию, я правда не могу.
– Нельзя сводить счеты с медициной, – сказал Котиков. – Нельзя обижаться на науку!
– Я не свожу счетов, – сказал Чесноков. – Я не могу! Я не могу!
– Как же вы тогда учите студентов? – спросила Ласточкина. – Если вы сами не умеете, чему вы учите студентов?
– Я плохо учу, – сказал Чесноков. Сдергивая на ходу халат, он быстро пошел прочь из операционной.
Студенты, теснясь, пропускали его. Они смотрели растерянно, не понимая его и жалея.
Он выбрался в коридор, однако там тоже толпились студенты и так же растерянно, не понимая, смотрели. Наклонив голову и ни на кого не глядя, Чесноков скрылся в преподавательской.
Здесь никого не было. Он надел пальто и остановился в задумчивости. Затем он схватил со своего стола клещи и как одержимый стал выдергивать ими гвозди. Раз! – из стола. Два! – из сцены. Три! – из доски расписания. И, отшвырнув клещи, бросился обратно.
Ласточкина уже наклонилась над студенткой, готовясь удалить зуб, когда у кресла вырос Чесноков.
– Дайте сюда, – сказал он.
Он не знал, что из этого получится, и пока еще не думал об этом. Забытое давно состояние овладело им вдруг. Он был почти ею: это он сидел с открытым ртом и устал так сидеть, это он боялся щипцов и новой боли и того, что, может быть, никому никогда не удастся вытащить этот злосчастный зуб!..
– Ей надо новокаин вколоть, – посоветовала Завальнюк, – а то уже все прошло.
– Вы думаете?
Чесноков сосредоточился, и лицо его стало спокойным.
Рыжая студентка выскочила из кабинета в коридор. Она подсела к телефону и набрала номер.
– Это кинотеатр? Это Витя? Витя, сбегай к бабушке, пускай скорей идет к нам в медучилище, тут Чесноков удаляет зубы!..
Однако бабушка пришла поздно. В коридоре медучилища по два-три человека на стуле уже сидела очередь. Перед ожидающими стояла девушка, у которой Чесноков удалил зуб, и давала интервью.
– Ничего-ничего?.. – спрашивали ее.
– Абсолютно.
– А сейчас?
– И сейчас ничего. Нет, какое счастье, когда ничего не болит!
В кабинет входил следующий пациент.
– Товарищи! Bce вышли из кабинета! Все вышли! – требовал руководитель комиссии.
Но так как сам он выходить не стал, все только сделали символическое движение в сторону двери, но тоже остались в кабинете.
Чесноков направил на больного свет, осмотрел его и сказал, обращаясь к студентам:
– Итак, поднимаем кресло настолько, чтобы удаляемый зуб находился на уровне плечевого сустава врача.
Он поднял кресло и взял со стола щипцы.
– Вот как надо располагать пальцы. Тогда одной рукой легко сдвигать и раздвигать щипцы.
Вот тут в этот момент, как теперь подтверждают многие, студентка Карпова и сказала:
– Сергей Петрович, можно мне?
По-видимому, ей очень этого хотелось, иначе она ни за что бы не посмела. Она была скромная девушка и никогда не лезла вперед.
Члены комиссии удивились, а подруги зароптали. Но она, мучаясь и проклиная себя, еще горячей взмолилась:
– Сергей Петрович, разрешите мне! Один раз – и все. Прошу вас!
– Пожалуйста, – сказал Чесноков и отдал ей инструмент.
– Доктор, – забеспокоился больной. – А вы?
– А я здесь, я не ухожу.
Карпова сосредоточилась и на минуту стала равнодушна ко всему, кроме сидевшего перед ней человека. Лицо ее было спокойно, и только глаза возбуждены и даже веселы. Она наклонила голову, сделала почти незаметное движение рукой и, тихо ликуя, сказала:
– Все.
– А зуб? – спросил больной не сразу.
– Вот он!..
Кто-то догадался сфотографировать эту сцену. По счастливой случайности эта фотография у меня сохранилась. На ней хорошо видна Карпова, которая в этот момент кричала: «Вот он!», и Ласточкина, которая смотрела на Карпову, насильственно улыбаясь, и Чесноков, который тоже смотрел на Карпову, гордясь, удивляясь и предчувствуя все, что, быть может, ей придется испытать в жизни.
Неказистый человек с длинным язвительным ртом, профессионально улыбаясь, демонстрировал фокусы. (Он сделал мрачное лицо, потом платком накрыл яйцо, потом смахнул платок – оп-ля! – и вот цыпленок на столе. Потом с ладони бил фонтан, потом он воду лил в карман, потом в кармане у него не оказалось ничего.) Происходило это в красном уголке студенческого общежития.
Во время этого выступления погас свет. Некоторое время студенты сидели тихо, отдыхая от дневной учебы. Вскрикнула девушка, заколотила кого-то ладошками, в коридоре кто-то запел дурным голосом, в углу дурашливо заверещали. (Они не так давно окончили школу.)
Кто-то спокойно сказал:
– Все сидят на местах, сейчас будет свет.
– А в комнатах горит?
– Нигде не горит.
Кто-то зажег фонарик, пошнырял лучиком по сцене. Фокусник сидел сбоку на стуле.
– Все видно, пускай показывает.
Фокусник встал, в свете фонарика поднял перед собой лист бумаги и показал его зрителям с обеих сторон. Но тут фонарик погас.
– Питание кончается.
Тогда фокусник сказал:
– Внимание, достаю из кармана горящую свечу. – И он достал из кармана горящую свечу.
Он поставил свечу на стол и снова развернул перед собой бумагу.
– Вот лист бумаги. Показываю. Не ходите за мной, – сказал он студентке, которая вела вечер.
– Боится.
– Я ничего не боюсь, я прошу, чтобы мне не мешали. Итак, в этой бумаге нет никаких секретов. Теперь вот цветок. Красный цветок, красного цвета. Девушка, удостоверьтесь.
Приглядевшись, она подтвердила:
– Красный.
– Сворачиваю бумагу в трубку, помещаю в нее красный цветок.
Фокусник на миг опустил цветок в трубку и за стебель вынул его обратно. В полумраке нельзя было различить, что произошло, поэтому зрители не реагировали.
– Цветок превратился в голубой! – оповестил фокусник.
Ему захлопали.
Он повторил манипуляцию.
– Желтый! – объявил он. – Сиреневый!
Затем развернул трубку и опять с обеих сторон показал лист бумаги.
– На этом придется закончить. Бессмысленно.
– Сейчас нельзя прекращать программу, – сказала ведущая. – Они в коридоре себе головы поломают.
Фокусник продолжал складывать иллюзионный столик.
– Тогда, может быть, мы вот что сделаем: это же очень интересно, вся ваша лаборатория. Пускай будет как бы творческая встреча. Товарищи, у кого есть вопросы к артисту?
– Как стакан летает? – спросили из зала.
– Это сложно объяснить, – сказал фокусник. – Но вот, например, развязывание платка – это я могу показать. Тут просто, смотрите внимательно: берете платок за углы по диагонали, завязываете и держите в воздухе за один из концов. Так? Узел сам собой развязывается.
Узел действительно развязался.
В зале забелели платки. Однако узлы не развязывались. Шутке были рады все – и зрители и фокусник.
– Товарищи, – предложила девушка, – можно задавать вопросы о творческой биографии, вообще о работе артистов…
Но в зале никак не могли успокоиться. Узлы не развязывались, и фокусник только разводил руками в знак бессилия помочь и тоже смеялся.
– Я вообще-то специалист по узелкам. Ничего голова не держит, то и дело завязываю узелки для памяти.
Он достал носовой платок, на нем и правда был узел.
