Лопе де Вега - Глупая для других, умная для себя

За вами.
Любить мужчин я не должна, –
Так, значит, мне нужна жена.

Устройте мир между врагами,
Пусть подадут друг другу руку.

Вы их хотите поженить?

И прикажите им забыть
Пустые сны и сердца муку.

Поженим Дьего и Камило;
Ведь я женилась же на вас.
Составьте, секретарь, указ,
Да так, чтобы красиво было,
О том, что мы в законном браке.

Наверно, Лаура, спор у них
Возник из-за земель моих,
И это привело их к драке.

Сеньоры! Если я сюда
Вторгаюсь так внезапно, словно
Полуослепший (в чем виновна
Моя несчастная звезда),
Я умоляю вас, простите.

Что это, Фабьо?

Я не знаю.
Я, как и вы, не понимаю.

Чего вы, сударь мой, хотите?

Кто – герцогиня?

Мой сеньор!
Я – герцогиня, чтоб вы знали,
Коль нашу светлость вы искали.
Но как же вы не сняли шпор,
Раз вам нужна моя особа?
Или, быть может, вы – француз,
Который этот лишний груз
Таскает на ногах до гроба?
Понятно, что народ, который
Родит первейших ездоков,
Преобразился в петухов,
Чтобы носить повсюду шпоры.

Опасность так меня теснила,
Что конь мой пал и у ворот
Остался там.

Наоборот,
Гораздо бы разумней было
Вам притащить его сюда,
Здесь помирать.

Сеньор, два слова!
Сеньора наша нездорова
И не совсем в речах тверда.
Она была больна недавно
И до сих пор слегка недужна.
В чем ваше дело? Что вам нужно?

Вы лжете, я вполне исправна
И чувствую себя прекрасно,
И если чем еще больна,
Так тем, что на язык вольна,
Но это вовсе не опасно.

Зачем он появился тут?
Не чересчур ли это смело?

Не понимаю, в чем тут дело.
Боюсь, напрасен был мой труд.

Прекрасная Диана,
Подобие бессмертной,
Которой в трех обличьях
Свершают поклоненье,
Чтя на земле Диану,
Луну в небесной тверди,
Царицу Прозерпину[14]
В неозаренных недрах,
Затем что вы скитались
Дианой в чаще леса,
Луною воссияли
Среди своих владений,
А хоронясь от взоров
Под грубою одеждой,
Казались Прозерпиной,
Царицей мрака светлой,
К вам обращает слово
Отавио Фарнезе,[15]
Брат герцога, что правит
И Пармой и Пьяченцой.
Амур[16], который властен
Над каждым смертным сердцем,
Особенно в ту пору,
Когда младые лета
Весной зеленой дышат
В неведенье беспечном,
Свои живые стрелы
Омыл чудесным светом
Очей бездонно-черных
Одной прелестной девы,
Моим готовя траур,
Который в самом сердце
Теперь я поневоле
Ношу в разлуке с нею.
С тем, что я здесь увидел,
Не может быть сравненья;
Но если бы Амур
Свои утратил стрелы,
Мной названные очи
Им были бы заменой.
Она меня два года
Дарила счастьем нежным,
Но мы неравны были
По крови и рожденью,
И потому, несчастный,
Я был лишен надежды
С ней сочетаться браком
И обрести блаженство.
Моим богатством были
Руки прикосновенья
Сквозь частую решетку
И ласковые речи.
Как мотылек вечерний,
Боящийся обжечься,
Я лишь кругами вился
Вокруг зажженной свечки.
Родители насильно
Ей мужа дать хотели,
И ей пришлось покорно
Исполнить долг дочерний.
Я понял, что теряю
Любимую столь нежно,
И, не теряя жизни,
Я потерял терпенье.
Но Порция, увидев,
Что я решил немедля
Убить ее супруга,
Мои порывы гнева
Смирила обещаньем,
Его исполнив честно,
К моим мольбам и вздохам
Участливая сердцем.
Как только грустной свадьбы
Веселье отшумело,
Она мне назначает
Таинственную встречу
Такою темной ночью,
Дождливой и беззвездной,
Как будто нас нарочно
Она укрыть хотела.
Я лезу по висячим
Веревочным ступеням
Через ограду сада,
Как истый сумасшедший.
Супруг уснул глубоко,
Но Порция не дремлет;
Его оставив спящим,
Она встает с постели.
Ко мне любимый облик
Спешил тропинкой белой,
Которая меж грядок
Легла песчаной лентой
И под воздушным шагом
Ее ноги прелестной,
Обутой по-ночному,
Преображалась в жемчуг.
О, если между вами
Есть любящее сердце,
Оно поймет мой трепет
У самых врат блаженства.
На белоснежной юбке
Фламандских кружев цепи
Служили окаймленьем
Прекрасного портрета,
А рукава сорочки
Чуть прикрывали плечи
И обнажали руки,
Нежней, чем воск чистейший;
По итальянской моде
Шел вырез возле шеи
И опускался к персям
В их красоте лилейной.
Но тут супруг проснулся,
Разбужен чувством чести;
В ком это чувство живо,
Не должен спать беспечно.
Он требует на ощупь
Ответа от постели,
Холодным обжигаясь
И леденясь нагретым;
Он видит, что, прельстившись
Супружеским блаженством,
Никто свою добычу
Назвать своей не смеет.
Он вскакивает с ложа
И, алча отомщенья,
Хватает щит и шпагу,
Им честь и жизнь доверя.
Поняв, что он обманут,
Находит нас немедля,
Затем что злополучье
Не знает промедленья.
Он в бой со мной вступает…
Но гнев освирепелый
В искусстве фехтованья
Орудует небрежно;
Обида горячится,
Не соблюдает меры,
И он свои удары
Наносит неумело.
На мой клинок наткнувшись,
Он падает на землю
И орошает кровью
Садовые растенья.
Сжав Порцию в объятьях,
Я с ней бегу, с обмершей,
И нахожу приют ей
В монастыре соседнем.
Но только что Аврора
Поднять чело успела,
Чтобы, взглянув на землю,
Оплакать горе смертных,
Как дюжина солдат
К моей подходит двери;
Мой брат меня хватает
И присуждает к смерти,
Чтобы родная кровь
Была для всех примером,
Являя правосудье
В его суровом блеске.
День казни приближался,
Когда, меня жалея,
Дочь моего алькайда[17]
Вручает мне для бегства
Ключи от башни, камни
И золотые цепи.
О, если конь, примчавший
Меня сюда, воскреснет,
Он в мраморе достоин,
Как Буцефал,[18] бессмертья!
И вот у ваших ног
Моя судьба поверглась.
Явите, что вы – ангел,
Спасающий от бедствий,
Даруйте мне защиту:
Я вам открылся честно.
Умножьте вашу славу
Деяньем милосердья.

Вы, может быть, и не дурак,
Но этого пока не видно.
Обманывать, и так бесстыдно!
Нет, я не дура, как-никак!
Ах, проходимец! Ах, злодей!
Как расписал нам на песочке
Свою красавицу в сорочке!
Хотя бы лифчик был на ней!
Какой, однако, острый глаз!
Пленился у своей голубки
Фламандским кружевом на юбке!
Нет, эти плутни не для нас,
И я к таким, как вы, строга.
Добро, что вас теперь я знаю:
Я вовсе в Парме не желаю
Нажить смертельного врага.
Ступайте обольщать красоток
Среди садов во тьме ночной!

С постигнутым такой судьбой
И самый гневный будет кроток.

Сеньора, будьте беспристрастны!

Вы это говорите мне?
Так, значит, вы в его вине
Уверены, глупец несчастный?

Зачем все это?

Чтоб Диану
Скорей увидеть.

Хитрый плут!
Что ж Порцию покинул Брут?[19]
Я с ним и говорить не стану.

Здесь нет обиды вашей чести.

Все это выдумка одна.

Свидетель Бог, я бы должна
Велеть убить его на месте!
Идемте, Дьего и Камило.

Ваш гнев опаснее огня.

Да, я сердита. Но меня
Его двуличие взбесило.

Нам нужно бы поговорить,
Да вот нельзя при Теодоре.
Но как же мне моей сеньоре
Затею вашу объяснить?