АНЯ. Главное, никуда не спрячешься, у нее нюх какой-то.
ОЛЬГА (еще издали). Это вы? А я иду и думаю: вы или не вы?
ГАЛЯ. Это мы. Как ты нас нашла?
ОЛЬГА. А я иду, иду, просто гуляю. И вдруг вижу: кто-то сидит…
ГАЛЯ. Познакомьтесь – это Реваз. Вам есть о чем побеседовать, он тоже собирается поступать в ПТУ.
ОЛЬГА. Правда?
РЕЗО. Мечтаю. Правда, еще не выбрал, в какое.
ОЛЬГА. Тут самому надо разобраться, к чему у тебя наклонность. Но в принципе – очень советую.
АНЯ. Расскажи ему про свое училище. Ты знаешь, им присвоили звание «Училище высокой культуры».
ОЛЬГА. Что там! Наше училище – вообще лауреат премии Ленинского комсомола.
ГАЛЯ. Только понимаешь, Оля, какая сложность, у него главная склонность – это литература. Он даже воплотил это в стихотворной форме. «Люблю урок литературу, она нам всем дает культуру, писателей мы узнаем и все хорошее от них берем».
ОЛЬГА. А у нас литература очень хорошо поставлена, мы же проходим все общеобразовательные предметы! За три года ты получаешь законченное среднее образование и в то же время у тебя специальность. Ты уже самостоятельный человек!
ГАЛЯ. Если бы я была самостоятельный человек, я поступила бы на курсы кройки и шитья.
АНЯ. А я бы лучше устроилась в гормясорыбторг.
РЕЗО. Тогда уж лучше в горплодоовощ.
ГАЛЯ. На худой конец, в горвторсырье.
АНЯ. Или в горснабпотребсоюз.
РЕЗО. Или в торгпосредконтору…
ОЛЬГА. А пошли вы к едрене фене.
Голос у нее сделался хриплый, блатной.
РЕЗО. Пардон?
ОЛЬГА. Отвали, моншер.
РЕЗО. Вас плохо вижу. Прием.
ОЛЬГА. Очки надень, мышь белая. Балерина из Берлина.
Елена Алексеевна возила по полу воющий пылесос и потому плохо слышала, что говорил ей муж. Пришлось выключить.
ВАДИМ АНТОНОВИЧ. Где моя рубашка, не видела?
ЕЛЕНА АЛЕКСЕЕВНА. Тебе сейчас, в эту минуту нужна рубашка?
ВАДИМ АНТОНОВИЧ. Если бы я был уверен, что к нам сегодня никто не придет…
ЕЛЕНА АЛЕКСЕЕВНА. Кто к нам сегодня придет, ты болен.
ВАДИМ АНТОНОВИЧ. Тогда я не буду одеваться. Буду жить в пижаме.
ЕЛЕНА АЛЕКСЕЕВНА. Живи в пижаме.
Позвонили в дверь.
ВАДИМ АНТОНОВИЧ. Вот она, идет.
ЕЛЕНА АЛЕКСЕЕВНА. Кто идет?
ВАДИМ АНТОНОВИЧ. Эта, твоя.
ЕЛЕНА АЛЕКСЕЕВНА. Почему она моя?
ВАДИМ АНТОНОВИЧ. Она к тебе ходит, а не ко мне. Тогда что, одеваться? Где что? Где рубашка? Рубашки нет. Где свитер?
ЕЛЕНА АЛЕКСЕЕВНА. Ничего не надо, сиди у себя. Я скажу, у тебя разболелась голова.
Вадим Антонович побрел в свою комнату.
ЕЛЕНА АЛЕКСЕЕВНА (впустила Ольгу). А где девочки?
ОЛЬГА. В кино пошли.
ЕЛЕНА АЛЕКСЕЕВНА. А ты почему не пошла?
ОЛЬГА. У них было только три билета. Но это ничего, фильм я и дома увижу, а к вам уж оттуда не доберешься.
ЕЛЕНА АЛЕКСЕЕВНА. Почему три билета? А кто третий, Резо? Я же им сказала!
ОЛЬГА. Елена Алексеевна, честно говоря, мне даже лучше посидеть с вами. Если только я вам не помешаю.
ЕЛЕНА АЛЕКСЕЕВНА. Конечно, посиди.
ОЛЬГА. Вадим Антонович дома?
ЕЛЕНА АЛЕКСЕЕВНА. Он лежит, у него голова разболелась.
ОЛЬГА. А что такое?
ЕЛЕНА АЛЕКСЕЕВНА. Ничего страшного, у него это бывает.
ОЛЬГА. Значит, мигрень.
ЕЛЕНА АЛЕКСЕЕВНА. Ему в таких случаях нужен только покой.
ОЛЬГА. Но есть простое средство! Я вас научу, и вы всегда будете им пользоваться. Это массаж. От переносицы вниз и под глазом.
Елена Алексеевна не успела остановить ее. Ольга постучала в дверь.
Вадим Антонович!
ВАДИМ АНТОНОВИЧ (болезненно). Да.
ОЛЬГА. Можно к вам?
ВАДИМ АНТОНОВИЧ. Заходи…
Ольга зашла.
Вадим Антонович в пижаме лежал на кожаном диванчике.
ОЛЬГА. У вас мигрень?
Больной смотрел на жену, которая стояла позади. Она дала глазами понять, что ничего не могла поделать.
Ольга придвинула стул к диванчику.
Закройте глаза, будем делать массаж.
ВАДИМ АНТОНОВИЧ. Зачем?..
ОЛЬГА. Я в детдоме всех лечила, даже врача. У вас с обеих сторон болит или с одной?
ВАДИМ АНТОНОВИЧ. С одной.
ОЛЬГА (растирая руки). Вам будет только приятно. (Приступив к массажу) Разговаривать не надо.
ВАДИМ АНТОНОВИЧ. Спасибо, уже прошло.
ОЛЬГА. Не могло пройти так быстро.
ВАДИМ АНТОНОВИЧ. Но я говорю, что прошло, мне же лучше знать!
ОЛЬГА. Это обманчивое впечатление.
Зазвонил телефон.
Ничего, я возьму трубку… Алло. Вадим Антоновича? Сейчас. Лежите, я вам поднесу.
ВАДИМ АНТОНОВИЧ (в отчаянии, что придется с кем-то разговаривать, но произнес приветливо и весело). Да?.. Ах это ты!
Он даже приподнялся на диване, как будто собеседник мог его видеть.
Живу ничего, живу ничего. Ты когда приехал?
ЕЛЕНА АЛЕКСЕЕВНА (приоткрыла дверь). Кто это!
ВАДИМ АНТОНОВИЧ (замахал на нее рукой, чтоб уходила). К нам-то, к нам когда? А, ну давай! Давай, ждем!
ЕЛЕНА АЛЕКСЕЕВНА. Кто, кто?
ВАДИМ АНТОНОВИЧ (опять замахал на нее рукой). Привет тебе тут!.. Да, да, и нам привет. Словом, приходи…
Он положил трубку и сказал, досадливо перекосившись:
Петр приехал.
ЕЛЕНА АЛЕКСЕЕВНА. Боже мой.
ВАДИМ АНТОНОВИЧ. Что такое? Что – боже мой?
ЕЛЕНА АЛЕКСЕЕВНА. Обед же нужно!
ВАДИМ АНТОНОВИЧ. Какой обед! Через двадцать минут он будет здесь. Да он и всего на час, от самолета до самолета.
ЕЛЕНА АЛЕКСЕЕВНА. Да ведь надо же как-то принять.
ВАДИМ АНТОНОВИЧ. Что же я должен был сказать? «Посиди в самолете, мы еще не готовы»?.. Можешь не беспокоиться, он принесет барана, разведет на кухне костер и станет делать шашлык.
ЕЛЕНА АЛЕКСЕЕВНА. Оля, пошли на кухню.
На кухне все было домашнее, уютное. Не интернатские котлы и чаны, а семейные кастрюльки и сковородки. Ольга была весело деловита – рядом с Еленой Алексеевной, вокруг Елены Алексеевны, – и все получалось у них слаженно и быстро.
ОЛЬГА. А кто придет?
ЕЛЕНА АЛЕКСЕЕВНА. Это крупный ученый, знаменитость. Они вместе учились с Вадимом Антоновичем, были друзьями. Вадим Антонович – он ведь тоже очень одаренный человек. Когда мы с ним познакомились, он был еще аспирантом, но уже тогда от него многого ждали, я имею в виду научные способности. И у него прекрасный голос, он поет! То есть пел, теперь уже перестал. Он сочинял экспромты, причем не каламбуры какие-нибудь, а настоящие стихи! Да что там…
Это была больная для нее тема.
Беда в том, что Вадим Антонович не волевой человек. Как только родились наши девочки, а я еще с утра до ночи в театре, все легло на него. Он растерялся, бросил свою диссертацию. И вот теперь, когда к нам залетает Петр, мне кажется, что Вадим Антонович немного расстра– ивается. А я чувствую себя виноватой.
ОЛЬГА. Вы-то при чем? Вы-то при чем?
ЕЛЕНА АЛЕКСЕЕВНА. Я виновата, что ему пришлось жениться на мне. И главное – две девочки, вот чего он не ожидал.
ОЛЬГА. Какая разница, ей-богу, где один, там и двое.
ЕЛЕНА АЛЕКСЕЕВНА. Где один, там и двое, где двое, там и трое, все так…
ОЛЬГА. Странно. Вы такая интересная женщина, а так унижаетесь. Что ни говорите, ваш супруг мрачный, нелюдимый человек. Вы совсем другая. Ведь я сама такая же, как и вы. Мне необходимо, чтобы вокруг были люди. Я не могу без людей. Я другой жизни не понимаю.
ЕЛЕНА АЛЕКСЕЕВНА. У тебя, наверно, в Свердловске много друзей?
ОЛЬГА. У меня со всеми хорошие отношения, я хорошо контачу. Но с кем-то дружить отдельно от всех – это я не люблю. Потому что тогда возникают секреты от других. А я за глаза ни о ком не говорю. Все равно дойдет до человека, только в искаженном виде. Я все в глаза говорю. Потому я и с вашими дочками не могу найти общий язык. Если бы нас связывала учеба или комсомольские дела – тогда все стало бы на свои места.
ЕЛЕНА АЛЕКСЕЕВНА. Кажется, мои злодейки пришли.
Вошли Аня, Галя и Реваз.
ЕЛЕНА АЛЕКСЕЕВНА. Почему вы не взяли Олю в кино? Прошу вас…
ГАЛЯ. Будет сделано.
ЕЛЕНА АЛЕКСЕЕВНА. Теперь так. Приехал Петр.
АНЯ. Приехал Петр.
ГАЛЯ. Его глаза…
АНЯ. Сияют. Лик его ужасен.
ГАЛЯ. Движенья быстры. Он прекрасен.
РЕЗО. Он весь, как божия гроза.
Теперь к приему гостя стали готовиться все члены семьи. Вадим Антонович вышел из своей комнаты уже в костюме, постоял, посмотрел и вдруг начал суетиться, бегать, поднял парусом скатерть, перестелил ее, сдвинул и снова раздвинул шторы. Жена смотрела на него с укором.
ВАДИМ АНТОНОВИЧ. Есть хочется.
ЕЛЕНА АЛЕКСЕЕВНА. Я пока могу что-нибудь тебе дать. Только не наедайся, скоро будем обедать.
