Ирина Вербицкая - Светотень

Ветер северный — к дождю,
                  К серости и сырости…
День за днем я Солнца жду
                  Будто бы в бескрылости…

Южный ветер — быть грозе!
                  В небе — гром и молнии!
Арией Кармен — Бизе —
                  Сердце переполнено!

Жизнь многолика и многоголоса…
                      Она светла!
Живут и будут жить великороссы!
                      Сгорев дотла,

Из пепла (О, «Солярис!») возрождаюсь.
                      «Барьер»[1]?! Беру!
В горниле страсти сталью закаляюсь
                      В миру!

Кольца с руки не снять —
                      Как — будто приросло.
Вновь до зари не спать,
                      Святое ремесло!

Всю ночь о чём жалеть?
                      Чего всю ночь желать?
От боли каменеть.
                      Лишь тенью обладать!

Невыносимый сон —
                      Убийственная явь!
Встречай меня, Харон!
                      И в безвозвратность правь!

Из безнадежности уже
         С надеждой взглядом не ищу я
Ни Сирано, ни Беранже…
         — Аминь! «Аминь». — Не «Аллилуйя!»

Несбыточна моя мечта.
         Уже не жду сужденной встречи.
И у распятия Христа
         Теряю дар последний — речи.

Крик пронзительный беззвучный
         Ночь немая не услышит:
Список судеб длинный, скучный.
         Даже ветер еле дышит.

Равнодушно звёзды светят,
         Новолунием томимы.
И никто мне не ответит,
         Почему мы нелюбимы?

Эта осень — туманная, теплая.
Удивительных дней благодать.
Зелень в травах сквозь листья поблеклые.
Ветра влажного пепельна прядь.

В дымной сырости все растворяется.
В смутной серости прячу лицо.
Затаенно судьба улыбается:
Грозди звезд упадут на крыльцо.

Обескровлена, разбита.
           Пала — не подняться.
У разбитого корыта.
           Мне ли улыбаться?

Вечер, мудренее утро!
           Будут свет и ясность.
В жизни просто все и мудро.
           Раззадорь, опасность!

Чтоб над бездной пробудиться!
           Чтобы кровь играла!
Море радуг — сквозь ресницы.
           Я ли проиграла?

Нет ни слез, ни чувства боли.
           Я окаменела
Глыбой океанской соли —
           Болью без предела.

Непривычно мне, летучей,
           Пылкой, невесомой,
Удивительно везучей
           И всегда бессонной

Каменеть и беспробудно
           Тяжестью томиться.
Зреет знание подспудно:
           Снова стану птицей!

Позади тоску оставлю,
           Горечь и бессилье.
Солнце жаркое восславлю,
           Расправляя крылья!

Рождена подругой ветра!
           Поступь иноходца!
Метр за метром — километры…
           Быть первопроходцем!

Сизый вечер. Зимний холод.
           Сквозь узор на стеклах
Месяц облаком расколот.
           Небо в звездах блеклых.

Всё к утру преобразится.
           И пройдет усталость.
А пока что вечер длится.
           Я ли улыбалась?

Четырехстенное пространство
Удавом душит, хоть умри!
Сжигает душу ветер странствий —
Посланник Моря и Зари,

Угасшей в муках. Зыбки тени.
Навек уходит этот миг.
Не пасть России на колени!
Взорвем поэзией тупик!

Не нашедшие себя,
                  Не нашедшие.
Никаким к себе путем
                  Не пришедшие.

В замкнутом кругу проблем —
                  Сплошь нестоящих.
В лабиринте жестких схем —
                  Упокоящих.

Серый сумрачный рассвет —
                  Пресс депрессии.
Жизнь как омут, жизнь как бред. —
                  Слякоть. Месиво.

Безопорность, пустота,
                  Сердца выжатость.
Обреченность и тщета.
                  Свежевырытость

Зазывающих глубин —
                  Сырость зябкая.
Вспышка боли: клином — клин!
                  Темень хваткая.

Серый сумрачный рассвет.
                  Осень стылая.
Недописанный сонет…
                  — Что ж ты, милая!!!

За тишину, слепую безмятежность.
За легкий снег, танцующий с утра.
Чтоб полной чашей пить земную нежность,
За тихий омут старого двора.

Чтоб не звало безбрежное пространство
И нежило домашнее тепло.
Чтобы во всем царило постоянство,
Чтобы былое снегом замело.

Чтобы потом опять начать сначала.
Пробиться юным трепетным ростком.
Чтоб всей Вселенной было сердцу мало!
Чтоб снова тесен стал родимый дом.

Понять, что тщетно и напрасно
На битву тратятся года,
Что жизнь трагически прекрасна,
Что не достигнем никогда

Ни в чем — высот и совершенства,
Самих себя не превзойдем,
И, ощутив едва блаженство,
В нем поражение найдем!

Понять, что то невыразимо,
Что возвышает и гнетет,
Что Провидение незримо
Из тупика в тупик ведет,

Что призрачны все обретенья,
Что не прозреем никогда,
Что нам не обрести спасенья,
Что счастье — то же, что беда.

Но, несмотря на все сомненья,
Самозабвенно песню петь!
Жизнь превратить в Любви служение.
Пускай с обрыва — но лететь!

Неисповедимая усталость.
Утомленный взгляд печальных глаз.
Сколько этой жизни мне осталось?
Так или иначе — в самый раз.

Сколько было, сколько пережито!
Нрав крутой ничуть не стал смирней.
Консуэло, Кармен, Аэлита.
Окрыленность — до скончанья дней!

Все пройдет. Останется усталость.
Как блаженство смертный сон приму.
Сколько б этой жизни не осталось,
Нет покоя сердцу моему.

Когда гнетет осенний стылый вечер,
И в полуметре не видать ни зги,
Капелью солнца расцветают свечи,
И тает мысль, как на воде круги.

Колеблют пламя призраки желаний,
Мелькает чей — то смутный силуэт.
И больше нет мучительных исканий,
Как будто бы на все готов ответ.

Но разве больше некуда стремиться?
Мне хочется покоя и тепла.
Но сердце бьется! В небе кружит птица,
Струна дрожит… И рвется ввысь стрела…